Юмор

Конкурс песни в медицинском институте:
Песню «Лучше нету того света» представила кафедра патологической анатомии.
Песню «Вон кто-то с горочки спустился» представила кафедра травматологии и ортопедии.
Песню «Тихо сам с собою я веду беседу» представила кафедра психиатрии.
Песню «Я тобой переболею ненаглядный мой» представила кафедра кожных и венерических заболеваний.
Песню «Мне бы только забежать за поворот» представила кафедра урологии.
Песню "Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду я одна» представила кафедра акушерства и гинекологии.

Наиграл - убери за собой!

Российскую эстраду погубят многодетные нефтяники.

Известный дирижёр приходит на приём к психиатру.
- Да! Да! Я знаю, кто вы, - говорит врач. - Но я хочу, чтобы вы совершенно откровенно рассказали мне о своей жизни с самого начала.
Маэстро откашлялся и начал:
- Так вот, сначала я создал Небо и Землю...

- Помогите избавиться от комплексов...
- А у вас какие?
- Лёгкий и тяжёлый!!!
Этот анекдот поймут тромбонисты, которые слышали кое-что о системе упражнений Владимира Арнольдовича Щербинина!

Афоризмы рок-звёзд:
«За концерты под фонограмму надо платить ксерокопиями денег.»
Ronnie James Dio
«Гитара повлияет на человека только в том случае, если гитарой треснуть человека по голове.» Ричи Блэкмор (Deep Purple)
«Если бросаете в нас пивными бутылками, бросайте хотя бы полными!»
Дейв Мастейн (Megadeath)
«Выпустить новый альбом после долгого молчания, всё равно что одеть шорты после долгой зимы.» Ден Маккаферти (Nazareth)
«У Вас есть солнце, у Вас есть месяц, и у вас есть »Роллинг Стоунз". Что ещё Вам нужно для счастья?" Кит Ричардз (Rolling Stones)
«Я не такой сумасшедший, как все думают, я гораздо хуже.» Оззи Осборн
«Я в постоянной схватке с самим собой. И кажется, в большинстве случаев я проигрываю...» Роджер Вотерс (Pink Floyd)
«Мир- это праздничный пирог. Возьмите себе кусок, но не ешьте целиком, а то желудок не выдержит.» Джордж Харрисон (Beatles)
«Раньше я думал, что тот, который делает что-то необычное — чудило. Теперь я знаю, что только тот есть настоящим чудилом, кто называет чудилами других.»
Paul McCartney
«Когда ты будешь подниматься вверх, ты повстречаешь много разных людей. Не обижай их, потому что ты встретишь их всех еще раз, когда будешь падать вниз.»
Оззи Озборн
«Я скорее сдохну, чем буду петь Satisfaction, когда мне будет 45!»
Мик Джаггер (Rolling Stones)
«Из всего, что я потерял, мне больше всего не хватает мозгов…» Оззи Озборн
«У всех Хэллоуин каждый год. У меня — каждый вечер.» Оззи Озборн
«Если мы выглядим как куколки, это не значит, что мы не можем надрать вам задницу.» Nikki Six (Motley Crue)
«Пиво — еще одно доказательство того, что Бог любит нас ибо хочет, чтобы мы были счастливы!» Джимми Хэндрикс
«Секс, наркотики и рок'н'ролл. Уберите оттуда наркотики и у вас останется больше времени на 2 остальных слова.» Стивен Тайлер (Aerosmith)
«Никто не умрет девственником. Жизнь всех поимеет». Kурт Кобейн (Nirvana)
«Если кто-то заявляет, что его игра на гитаре несет какую-то миссию… это все чепуха! Единственное, ради чего люди начинают играть – больше нравиться девочкам и поменьше работать.» Gene Simmons (Kiss)
«Вся моя жизнь, всё моё творчество – это поиски ангела с поломанным крылом.»
Jimmy Page (Led Zeppelin)
«Обожаю гитару и ненавижу пение! Потому, что певцу приходится терпеть такие мучения! Не курить, не пить, не лгать – и всё ради голоса. Это не для меня. Я бухаю и играю на гитаре.» Pete Agnew (Nazareth)
«Любые танцы – это просто замена секса. А чем вы занимаетесь, слушая нас?»
Mick Jagger (Rolling Stones)
«Пока мое лицо украшает обложку журнала, мне чихать на то, что обо мне напишут на его 17-й странице.» Mick Jagger (Rolling Stones)
«Рок – это антитеза политике. Рок никогда не ляжет с политикой в постель. Поэтому, вместо того, чтоб раздумывать о политике, врубите погромче Rolling Stones… или, на худой конец, меня!..» Alice Cooper
«У меня никогда не было проблем с наркотиками. У меня всегда были проблемы только с полицией.» Keith Richards (Rolling Stones)
«Ненавижу всякие героиновые сопли. Люди поют о смерти и нежелании жить, а потом говорят: «Чао! Увидимся в следующем году!». Как же так, ребята? Вы же помирать собрались. Будьте честны с фанатами!» Matthias Jabs (Scorpions)
«Что поддерживает нашу форму? Алкоголь, женщины, пот на сцене и отвратительная еда… А вы думали, я скажу «витамины»? Bon Scott (AC/DC)
«Первая поездка на лимузине шикарна! Это так круто! Но сядьте в лимузин второй, третий раз и он превратится в тупую машину. Так случается со всем ненастоящим в жизни.» Bruce Springsteen
«Не обязательно верить в себя, но абсолютно обязательно верить в то, что ты делаешь!» Jimmy Page (Led Zeppelin)
«Считаете, что рок – это сплошное развлечение – посмотрите на мозоли на моих руках!» John Bonham (Led Zeppelin)
Согласен, это будет настоящее зрелище! Ведь всем нам уже стукнуло 60. Именно поэтому билеты на наши концерты разлетаются, как пирожки на базаре.»
Brian Johnsson (AC/DC)
«Да, я не умею читать по нотам. Но я научу даже марсианина играть так, чтобы гитара дымилась!» Ace Frehley (KISS)
«Я не хочу стать какой-нибудь там звездой, я стану легендой!» Freddie Mercury
(Queen)
«Когда я понял, что не найду человека похожего на меня, я просто перестал заводить дружбу с людьми.» Кобейн Курт (Нирвана)

- Имя?
- Джон
- Фамилия?
- Леннон
- Пол?
- Маккартни

- Алё! Здрасьте! Касса клуба "Одинокое колено"?
- Да!
- Мне надо три билета на фестиваль авангардного джаза "Фулл оф тоттен зиккурат". Остались ещё?
- Хе-хе, не остались! Аншлаг, блин!!!
- Всё продано?
- Вообще всё, подчистую...
- Да?
- Ещё год назад!!!
- Ну да, мало же мест...
- Мы перенесли в другой зал, хе-хе!
- В какой?
- Ммм... в "Крокус Сити Холл"!
- И что, и там нет мест?
- Неа! Всё разобрали, и откидные, и приставные...
- Это на фестиваль авангардного-то джаза? Ты чо, издеваешься?
- Так ты первый начал!..

Патрик Зюскинд "Повесть о господине Зоммере»...(отрывок)

« Возможно, что я вообще не учился бы ездить на велосипеде, если бы в
этом не было жгучей необходимости. Но жгучая необходимость в этом была,
потому что я должен был брать уроки игры на пианино. А уроки игры на пианино
я мог брать только у учительницы игры на пианино, которая жила на другом
конце Оберзее, куда пешком нужно было затратить целый час, а на велосипеде
- как просчитал для меня мой брат - можно было добраться всего лишь за
тринадцать с половиной минут. Эту учительницу игры на пианино звали Мария-Луиза Функель. Она была строгой учительницей и очень редко
бывала довольна. Стоило небрежно выучить домашнее задание или при игре с
листа извлекать один фальшивый звук за другим, она начинала угрожающе качать
головой, лицо её становилось красным, толкала провинившегося локтем в бок,
сердито щёлкала в воздухе пальцами и начинала вдруг кричать, употребляя при
этом замысловатые ругательства. Самую худшую из подобных сцен мне довелось
пережить примерно через год после начала моего обучения, и она так меня
потрясла, что я до сих пор не могу вспоминать её без волнения.
Я опоздал на 10 минут. Когда зашёл к фройляйн Функель, она уже металась из угла в угол по комнате с красным лицом и покачивающейся головой и щёлкала в воздухе пальцами.
- Ты знаешь, который час? - заворчала она.
Я ничего не сказал. У меня не было часов. Свои первые ручные часы я
получит в подарок на свое тринадцатилетие.
Уже четверть четвёртого - крикнула она - Где это ты снова шлялся?
Я стал лопотать что-то о собаке фрау доктора Хартлауб, но она не стала
слушать моих оправданий.
- Собака! - вырвала она одно слово из сказанного мной. - Да-да,
играл с собакой! Ты ел мороженное! Уж я вас знаю! Вы постоянно крутитесь
вокруг киоска фрау Хирт и не думаете ни о чём другом, как лизать мороженное!
Это была ужасная подлость! Бросить мне упрёк, что вроде бы я купил
мороженное в киоске у фрау Хирт! Когда у меня ещё ни разу в жизни не было
карманных денег. Мой брат и его друзья, они занимались подобными делами. Они
действительно складывались и несли общие деньги в киоск фрау Хирт. Но я же
нет! Каждое мороженое я должен был терпеливо вымаливать у моей матери или у
моей сестры! И теперь меня обвиняли в том, что вместо того, чтобы в поте
лица и с большими сложностями ехать на велосипеде на урок игры на пианино, я
вроде бы шатался возле киоска фрау Хирт, облизывая мороженое! От такой
огромной низости у меня даже не нашлось что сказать, и я стал плакать.
- Прекрати выть! - тявкнула фройляин Функель. - Вынимай свои вещи и
покажи как ты подготовился! Наверное, ты снова ничего не выучил.
С этим же, к сожалению, она не была так уж не права. Действительно, на
прошлой неделе я пришёл на урок, подготовившись ничуть не лучше, чем вообще
никак, с одной стороны, потому что у меня были и другие важные дела. с
другой же стороны, потому что заданные этюды были ужасно тяжёлыми,
произведения в форме фуги, в каноническом размере, правая и левая руки
разбегаются далеко друг от друга, одна непрерывно остаётся здесь, другая
непрерывно там, в ершистом ритме и с непривычными интервалами, к тому же ещё
и противно звучащие. Фамилия композитора была Хесслер* если я не ошибаюсь --
черт бы его забрал!
*От немецкого hasslich — уродливый, некрасивый, безобразный (прим.
пер.).
Тем не менее, мне кажется, что я в общем-то достойно "отколбасил" бы оба
произведения, если бы не все эти волнения во время поездки сюда. И вот я
сидел, дрожа и потея, с затуманенными от слёз глазами за пианино, имея перед
собой 88 клавиш и этюды господина Хесслера и за моей спиной
фройляйн Функель, которая сердито дышала мне в затылок... - и смешался
окончательно. Я всё перепутал, басовые и скрипичные ключи, целые и полуноты,
четвертные и восьмерные паузы, право и лево... Я даже не дошёл до конца
первой строки, клавиши и ноты смешались в калейдоскопе слёз, и я опустил
руки и тихо заплакал себе под нос.
- Так я и думала! - прошипело у меня из-за спины, и я почувствовал
у себя на затылке туман мелкоразбрызганной слюны. - Так я и думала.
Опаздывать и есть мороженое и выдумывать оправдания, это господа могут!
Но выполнять свои домашние задания, это вы не можете! Подожди, мальчишка!
Я тебе ещё покажу! - И с этим она рванулась из-за моей спины, уселась на
скамейку рядом со мной, обеими руками вцепилась в мою правую руку, схватила
отдельные пальцы на ней и принялась один за другим опускать их на клавиши в
соответствии с тем, что сочинил господин Хесслер: - Этот сюда! А этот сюда!
А этот сюда! А этот палец сюда! А третий сюда! А этот сюда! А вот этот
сюда!..
И когда она закончила с правой рукой, настала очередь левой, по той же
самой методике: этот сюда! А этот сюда! А этот вот сюда!..
Она с таким усердием мяла клавиши моими пальцами, словно собиралась
ноту за нотой вмесить этюды в мои руки. Это было весьма болезненно и
продолжалось почти полчаса. Наконец она отодвинулась от меня, закрыла
тетрадь и фыркнула:
- До следующего раза ты, мальчишка, будешь их знать и даже не только с
листа, а наизусть, и аллегро, а иначе ты доиграешься! - И вслед за этим она
открыла толстую партитуру для четырёх рук и громко поставила её на подставку
для нот. - А теперь мы ещё 10 минут поиграем Диабелли, чтобы ты наконец
научился читать ноты. Печально, что ты делаешь ошибки!
Я покорно кивнул и отёр рукавом слёзы с лица. Диабелли был
приятный композитор. Он не был таким живодером-фугописцем, как этот ужасный Хесслер. Играть Диабелли было просто, до смешного просто, и при этом всё же всегда звучало очень здорово. Я любил Диабелли, несмотря на то что моя сестра иногда говорила: "Кто совершенно не умеет играть на пианино, даже тот сможет сыграть Диабелли".
Итак, мы играли Диабелли в четыре руки, фройляйн Функель слева в басах,
подражая органу, а я справа, обеими руками, в унисон, в дисканте. Какое-то
время это получалось довольно неплохо, я чувствовал себя все более уверенно,
благодарил Господа Бога, что он создал композитора Антона Диабелли и в конце
концов в своём этом облегчении забыл, что маленькая сонатина написана в
соль-мажор и, следовательно, вначале обозначена фа-диезом, это означало, что
на протяжении какого-то времени нужно было не только бегать пальцами, как
это было удобно, по белым клавишам, но и в определенных местах, без
дополнительного указания в нотном тексте, нажимать на чёрную клавишу, а
именно фа-диез, который находился сразу же за соль. И вот когда в моей
партитуре впервые появился фа-диез, я не смог определить его как таковой,
быстро ударил пальцем рядом и сыграл вместо него просто фа, что, как это
сразу же поймет каждый музыкант, прозвучало очень неприятно.
- Типично! - фыркнула фройляйн Функель и прекратила игру. - Типично!
При первой же небольшой трудности господин тут же бьёт рядом! У тебя нет на
голове глаз? Фа-диез! Он изображён большой и отчетливый! Запомни это себе!
Ещё раз с самого начала! Раз - два - три - четыре...
Как так получилось, что и во второй раз я допустил ту же самую ошибку,
я не могу объяснить по сей день. Вероятно, я так сильно думал о том, чтобы её не сделать, что после каждой ноты я предчувствовал фа-диез, а лучше всего
с самого начала играл бы лишь в фа-диез, и поэтому постоянно себя принуждал
фа-диез не играть, ещё не фа-диез, ещё нет... до... - да, пока я на самом
деле в определённом месте снова не сыграл фа вместо фа-диез.
Лицо её моментально стало ярко-красным, и она завизжала:
- Что это за дела! Я сказала "фа-диез", чёрт побери! Фа-диез! Ты разве
не знаешь, что такое фа-диез, деревянная твоя башка? Вот здесь! - блям-блям
- и она постучала своим указательным пальцем, конец которого за десятилетия
преподавания игры на пианино растолокся так широко, как монетка в десять
пфеннигов, по черной клавише прямо за фа. — ... Э т о фа-диез!.. --
Блям-блям. - ... Э т о ... - И как раз на этом месте ей вдруг захотелось
чихнуть. Чихнула, быстро вытерла упомянутым указательным пальцем свои усы,
после чего еще два-три раза ударила по той же клавише, громко фыркая: — Это фа-диез, это фа-диез!.. - Затем вытащила из манжеты свой носовой платок
и высморкалась.
Я же посмотрел на фа-диез, и мне стало плохо. На передней части клавиши
приклеилась большая, примерно с ноготь в длину, примерно с карандаш в
толщину, завернувшаяся, как червяк, отсвечивающая желто-зелёными тонами
порция слизисто-свежей сопли, происходящей явно из носа фройляйн Функель,
откуда она через чихание попала на усы, с усов после вытирания на
указательный палец и с указательного пальца на фа-диез.
- Ещё раз с самого начала! - услышал я рядом с собой. - Раз - два
- три - четыре... - и мы снова начали играть.
Последовавшие за этим тридцать секунд можно отнести к самым ужасным во
всей моей жизни. Я чувствовал, как кровь отливает у меня от щёк и по затылку
от страха течёт пот. Волосы шевелились у меня на голове, уши мои попеременно
становились то горячими, то холодными, и, наконец, они оглохли, словно чем-то
забились, я едва слышал что-то из приятной мелодии Антона Диабелли, которую
играл совершенно механически не заглядывая в нотную тетрадь! Пальцы
после второго повторения делали это сами по себе - я только смотрел
расширившимися глазами на стройную чёрную клавишу, следующую за фа, на
которой приклеилась сопля Марии-Луизы Функель... ещё семь тактов, ещё
шесть... было невозможно нажать на эту клавишу, чтобы не попасть пальцем в
соплю... ещё пять тактов, ещё четыре... но если я не нажму, а в третий раз
сыграю фа вместо фа-диез, то... ещё три такта - о, милостивый Боже, сотвори
же чудо! Скажи что-нибудь! Сделай что-нибудь! Разверзни землю! Разбей
пианино в щепки! Поверни время вспять, чтобы мне не нужно было играть
фа-диез!.. ещё два такта, ещё один... и милостивый Боже молчал и ничего не
делал, и последний, самый ужасный такт наступил, он состоял - я это помню
совершенно точно по сей день - из шести восьмых, которые бежали от ре вниз
до фа-диез и заканчивались на четвертной ноте на находящейся над ними
соль... словно в преисподнюю скользили мои пальцы вниз по этой восьмерной
лестнице, ре-до-си-ля-соль... - Теперь фа-диез! - заорало рядом со мной...
И я, в полном понимании того, что я делаю, с полным презрением к смерти, сыграл фа... Я едва успел убрать пальцы от клавиш, как крышка пианино с грохотом захлопнулась, и в тот же момент фроиляйн Функель подпрыгнула рядом со мной вверх, как чёрт из коробки.
- Это ты сделал умышленно! - закричала она захлебывающимся голосом
так пронзительно громко, что у меня, несмотря на навалившуюся глухоту,
зачесалось в ушах. - Ты сделал это совершенно осознанно, ничтожный негодяй! Ты сопляк плесневелый! Ты бесстыдный маленький засранец, ты...
И тут она сорвалась в дикий, тяжёлый бег вокруг обеденного стола,
который стоял посреди комнаты, с грохотом стуча кулаком после каждого
второго слова по крышке стола.
- Но я не дам тебе водить меня за нос, ты это слышишь?! Не думай себе,
что я дам со мной так обходиться! Я позвоню твоей матери. Я позвоню твоему
отцу. Я потребую, чтобы ты получил такую взбучку, что не сможешь сидеть
целую неделю! Я потребую, чтобы ты три недели сидел дома и каждый день по
три часа учил тональности! соль-мажор и ещё ре-мажор, и ещё ля-мажор с
фа-диез, и до-диез, и соль-диез ровно столько, чтобы ты помнил это даже во
сне! Ты ещё меня узнаешь, мальчишка! Она распахнула дверь и каркнула:
"Бери свои вещи и исчезни!» - и, когда я на нетвёрдых ногах вышел,
с грохотом захлопнула за мной дверь.
Я дрожал всем телом. Мои колени тряслись так сильно, что я едва мог
идти, не говоря уже о том, чтобы ехать. Дрожащими руками я закрепил ноты на
багажнике и потолкал велосипед рядом с собой. И пока я его толкал, в душе
моей роились самые мрачные предчувствия и мысли. Что ввергало меня в
беспокойство, что вводило меня в это доходящеее до мороза по коже волнение,
так это не проклятия фройляин Функель, не угрозы порки и домашнего ареста,
не страх перед чем-либо. Скорее всего это было возмутительное понимание
того, что весь мир был ничем иным, как единой, несправедливой, злой,
низменной подлостью. И вину за всю эту собачью подлость несли другие. А
именно - все. Все вместе и без всяких исключений - все остальные. Начиная
с моей матери, которая не купила мне приличный велосипед; моего отца,
который всегда с ней соглашался; моим братом и моей сестрой, которые
по-хамски смеялись над тем, что я был вынужден ездить на велосипеде стоя;
уродливой дворняжкой фрау доктора Хартлауб, которая всегда меня обижала;
пешеходами, которые перекрывали дорогу над озером так, что я из-за них
опаздывал; композитором Хесслером, который нагонял на меня тоску и мучил
своими фугами; фройляйн Функель, с её лживыми обвинениями и её противной
соплёй на фа-диез... до самого милостивого Бога, который, когда в нём однажды нуждались и молили его о помощи, не сделал ничего лучшего, как
погрузиться в трусливое молчание и позволить несправедливости развиваться
своим чередом. Зачем же мне вся эта сволочь, которая сговорилась против
меня? Какое мне дело до всего этого мира? В таком мире, полном
несправедливостей, я ничего не забыл. Пускай другие задыхаются в собственной
подлости! Пусть они размазывают свои сопли, где им угодно! Без меня! Я
больше не хочу играть в такие игры. Я скажу этому миру "адью". Я совершу
самоубийство. И прямо сейчас…»

Сын Елены Малышевой пришёл на утренник в костюме тромба и остановил хоровод.

Я обязан жизнью Стасу Михайлову! В 2009-том попал в аварию, и потом год лежал в коме, пока медсестра не включила «Без тебя» Михайлова. Я встал и выключил.

Сейчас наступило время, когда аккомпанемент выступает с сольными концертами.

Вчера, без объявления войны, в 21.00 соседи сверху привезли пианино своему ребенку...

"Делу время, а потехе час", - подумал я в два часа ночи, отложил электродрель и сел за рояль.

Москва, Рублёвское шоссе, гаишник останавливает Бентли, превышение скорости трёхкратное. Машина останавливается, приоткрывается наглухо тонированное стекло. Гаишник под козырек:
- Инспектор Петров, ваши документы.
Из Бентли высовывается рука с пятитысячной купюрой, инспектор прячет её в нагрудный карман.
Гаишник:
- Всего хорошего, постарайтесь больше не нарушать...
Из окна появляется следующая купюра того же достоинства.
- И, будьте внимательны, через два квартала ещё один экипаж.
Снова пятитысячная. Гаишник вглядывается в номер машины:
- Я здесь работаю во вторник и в четверг с 8 утра и до 15:00, ваш номер запомнил, в эти дни можете ездить спокойно...
Снова купюра в пять тысяч. Гаишник:
- Счастья, здоровья вам, умных детей, успехов в бизнесе, чтоб собака на конкурсах побеждала и т.п.
Снова рука с купюрой.
Инспектор некоторое время стоит в замешательстве, затем прокашливается и произносит:
- А сейчас - песня!!!...

Доска объявлений в прихожей обычного жилого дома:
- Пианист с третьего этажа!!! Ты точно у меня доиграешься, если у тебя м... совести нет!
- Только тронь пианиста! Баян достану!

МакКартни подходит к Леннону, приподнимает полу пиджака:
- Джон! Я револьвер купил. Леннон, близоруко щурясь:
- Ух ты, клёво! Дашь переписать?

- Попросила мужа купить мне золотое кольцо! Купил, блин! Сижу, слушаю!

У женщин более высокий болевой порог. Поэтому они легче, чем мужчины, переносят боль и Стаса Михайлова!