Виктор Леденев - Перелететь через Канал

По сообщению армейской информационной службы из­вестный музыкант, майор ВВС Глен Миллер пропал без вести над Ла Маншем во время перелета из Лондона в Париж. Поиски продолжаются.
Газета The Times, 24 декабря 1944 года

В половине десятого «виллис" подкатил к офицерско­му клубу. Полковник Блэк­пул удобно расположился на переднем сиденье, и Ал­лену пришлось перелезать на заднее.

- Что с погодой?

Полковник зевнул.

- Аллен! Вы же в Англии! Разве здесь бывает по-на­стоящему хорошая погода? А это еще ничего - туман, да и только.

- Отрадно слышать, что такой густой туман - обыч­ная для этих мест погода, но мне как-то больше нравится летать, когда светит солнце. А вообще, по правде говоря, мне совершенно не нравит­ся летать. На земле как-то надежнее.

Полковник расхохотался.

- Аллен! Вы хоть и музы­кант, но на вас погоны май­ора военно-воздушных сил. Я впервые вижу такое.

- Вы еще многое не виде­ли, полковник...

- Это верно. Но до Фран­ции рукой подать, если уж Линдберг на какой-то древ­ней колымаге перетянул через Атлантику, то нам и вовсе нипочем.

До аэродрома ехали мол­ча. Каждый размышлял о своем или вообще старался ни о чем не думать. На въез­де полковника хорошо зна­ли, часовой лишь взглянул на его спутника и не задал ни единого вопроса, только четко откозырял. Полков­ник и Аллен также вскинули руки к фуражкам.

«Виллис» в тумане заблу­дился среди многочислен­ных самолетов, стоявших, как показалось Аллену, со­вершенно беспорядочно. Иногда прямо пред ними выплывал огромный хвост «ланкастера», иногда они чуть не таранили низкие «спитфайры».

- Боже! Сколько их здесь?!

- О, это еще, можно ска­зать, захолустный аэродром, а вот на настоящей базе их в несколько раз больше.

- Это меня несколько утешает. С такой силой мы покажем «гансам», где раки зимуют, прямо в их черто­вом Берлине.

- Точно! И я себе пред­ставляю, как твой оркестр даст представление прямо у Бранденбургских ворот. Вот будет номер - «Чаттануга» в центре столицы «гансов»! Смех один!

- Туда еще надо добрать­ся...

- Доберемся, если этот растяпа, который называет­ся у нас водителем, найдет наш самолет.

Маленький «норсмэн» стоял почти у края поля. Пилот придирчиво осмат­ривал что-то в низу плос­кости и, увидев прибывших, небрежно поднял руку к шлемофону.

- Наконец-то. Я уж думал, что вы попали не на наш аэ­родром.

- Скажи спасибо этому растяпе, - полковник кив­нул на водителя, - он, по- моему, объехал все поле, прежде чем нашел вас.

- Жалко, что он не проез­дил еще часа два, может, ту­ман бы и рассеялся. Ладно, садитесь. Карета подана.

Аллен критически обо­шел самолет и подивился его маленьким размерам.

- Вы уверены, что на этом... кларнете мы долетим до Парижа?

- Еще как! Мы и даль­ше могли бы, но там пока боши, так что туда мы еще успеем.

Музыкант поднялся по алюминиевой лестнице в крохотный салон, где оди­ноко торчали всего три кресла, и огляделся.

- А что, на таких малень­ких этажерках парашюты не выдают?

Полковник опять расхохо­тался,

- Ты как ребенок, То са­молет для тебя маленький, то парашютов нет... Ты что, собираешься жить вечно?

- Вечно, это слишком сильно сказано, но пожить еще хочу. И я не хочу уми­рать только потому, что на этой швейной машинке не оказалось парашютов!

Пилот внимательно по­смотрел на Аллена.

- Эй, парень, не забудь, что я тоже нахожусь вме­сте с тобой в этой швейной машинке. И у меня тоже нет парашюта.

Аллен смутился от серьез­ного тона летчика и безро­потно занял дальнее кресло. Пытался пристроить куда- нибудь чехол с тромбоном, но под ногами мешало что- то железное. Он напгулся и увидел ствол дчинного пу­лемета.

- А это еще зачем? Вы что, ребята, в перерывах между полетами ходите в атаку?

Пилот усмехнулся.

- Знаешь, парень, мне придется тебя еще раз раз­очаровать. Тут не только нет парашютов, но нет и ника­кого вооружения, а это моя собственная инициатива - таскать с собой «брен».

Блэкпула никак не поки­дало хорошее настроение.

- Вот это понимаю - ВВС! Все свое, даже пулеметы. А танка у тебя нет?

- Нет. Танка нет, - жестко отрезал пилот и прошел в кабину.

- Ну и хорошо, а то бы нам тут места не хватило.

Полковник уселся и вытя­нул ноги в проход.

А ты знаешь, Аллен, что тут даже удобней, чем в пас­сажирском самолете. Там вечно не знаешь, куда де­вать ноги... Ладно, расслабь­ся, пара часов полета, и мы в Париже. А почему ты решил лететь один? Ведь оркестр улетает только послезав­тра?

- Мне нужно кое-что под­готовить к концерту. Сам понимаешь, представление в освобожденном Париже! Я и до войны-то в нем не бывал, а тут вдруг - такой праздник. А ребят я встречу.

Пилот запустил двигатель, немного погонял его на раз­ных оборотах, потом «норсмэн» покатился к взлетной полосе.

- Такой туман, как бы кто на нас не наехал. Я видел эти бомбардировщики, не дай Бог столкнуться...

- Не трясись, Аллен, пилот знает свое дело, опытный парень. На этом самолете он перевозил наших разведчи­ков во Францию много раз. Причем ночью, безо всяких там посадочных огней и взлетных полос. Он настоя­щий ас.

- Дай-то Бог... На него и надежда.

- Хватит тебе, Аллен, не будь таким пессимистом. Ты и так в последнее время исхудал, форма болтается, как на вешалке.

- Сам знаешь, Эдвард, столько концертов, столь­ко переездов, недосып и прочее... Вот после Парижа отдохну, тогда и жирок на­гуляю.

Самолет вырулил в начало взлетной полосы, и пилот ждал разрешения на взлет. Мотор взревел на октаву выше, и «норсмэн», наби­рая скорость, покатился на­встречу' туману. Аллеи успел разглядеть в белой мгле гро­мады «ланкастеров» иВ-17. Потом земля исчезла. Как и исчезло небо. Впрочем, как и все остальное. Было толь­ко плотное молоко тумана и маленький самолетик, несу­щийся неизвестно куда. Но это только казалось. Пилот ориентировался по прибо­рам, самолетик послушно поворачивал влево и вправо, набирал или терял высоту.

- Я же тебе говорил, Ал­лен, он пилот классный, знает дорогу через Канал, как собственную гостиную.

- Дай-то Бог, дай-то Бог, чтоб оно так и было.

Самолет вдруг задрал вверх свой сплюснутый, как у боксера, нос, и упрямо полез вверх. Вокруг посвет­лело, вроде бы туман стал реже. Пилот понимал это и пытался пробить белую стену, устремляя самолет вверх. Внезапно вспыхнуло солнце! После белесой мути за стеклом иллюминатора чистое, яркое солнце каза­лось каким-то неестествен­ным, словно придуманным.

- Ну, вот, видишь, и для нас солнце светит.

- Светит-то, светит, а ты посмотри вниз. Ты что-ни­будь видишь? Куда мы ле­тим?

- Эго пустяки, раз есть солнце, значит, где-то есть и хорошая погода. Погоди, подлетим к Франции, там бу­дет все - и солнце, и тепло.

- Прямо, как в раю, только до него еще добраться.

- Слушай, Алан, вот уж ни­когда не думал, что ты такой зануда. Когда я слушаю твой оркестр, у меня душа поет, да и у миллионов людей тоже. Если бы они знали, какой ты мрачный тип.

- Оркестр - это одно, это моя душа, это мое Я. А вот тело и разум - это совсем другое. И вот у меня они как-то не совсем ладят меж­ду собой.

- Брось. Не стоит раз­мышлять о мрачных вещах. Ты только подумай, через три дня Рождество, а перед ним - твой концерт в Па­риже, и полмира услышит твою чудесную музыку, и еще миллионы людей, ко­торых пока душат эти фа­шистские ублюдки, поймут, что всему этому кошмару скоро придет конец. Ты да­ешь им надежду.

- Эдвард, а ты не пробо­вал себя в качестве пропо­ведника? У тебя неплохо получается.

- Ага, подействовало. Раз ты снова язвишь, значит снова в порядке.

Самолет снова пошел вниз, в пелену тумана.

- Теперь надо держаться пониже, чтобы не прозевать французский берег. Боже, что это?

Огромная тень прошла, казалось в нескольких мет­рах над ними. Полковник бросился в кабину пилота.

- Что это?

- Наши возвращаются с налета, видимо, опять ходи­ли на Рур. Господи Иисусе!

Огромный черный пред­мет, отдаленно напоминаю­щий сигару, пронесся мимо них вниз, в крошево тумана.

- Держитесь! Да хватай­тесь хоть за что-нибудь! Сейчас нас так еб...т!

Пилот не успел догово­рить. Огромная сила отку­да-то снизу швырнула са­молетик вверх и влево. Было слышно, как трещат лонже­роны крыльев. За первым ударом последовал второй, однако, не такой сильный. Пилот изо всех сил держал штурвал, пытаясь сохра­нить управление. К сча­стью, несмотря на потерю высоты, сквозь туман волн они не увидели, значит, вы­сота была еще достаточной. «Норсмэн» выровнялся и пошел ровнее, правда, по­скрипывание лонжеронов все равно явно прослуши­валось.

- Эй, парень, а крылья у тебя не отвалятся, - по­интересовался полковник.

- Что-то уж больно громко они скрипят.

- Надеюсь, не отвалятся.

- А что это было?

- Ничего особенного. Нас бомбили собственные само­леты. Я даже не понял, «ланкастер» это был или В-17...

- Как это - бомбили? Как можно вообще бомбить са­молеты? Им бомбы девать некуда, что они собствен­ные самолеты бомбят?

- Полковник, вы, види­мо, не знаете, что в случае отмены миссии бомбарди­ровщики возвращаются на свои базы. А так как бомбы очень тяжелые, они могут оторваться при посадке, вот пилоты и избавляются от них над Каналом. А мы случайно оказались у них на пути.

Полковник замолчал. Ал­лен тревожно вслушивался в разговор, но понял не так много, как хотел. Но и то, что он услышал, повергло его в настоящее уныние. Свои самолеты чуть не раз­бомбили его! Да еще и на самолете. Невероятно!

Полковник вернулся в кресло.

- Все в порядке. Могло быть гораздо хуже, но нам повезло.

- Повезло? Нас чуть не разбомбили свои, а вы го­ворите...

- Но не разбомбили же! Значит, повезло. Хорошо, что еще туман. Вот это, на­зывается, повезло.

- Час от часу не легче. Чуть не убили - повезло, летим в кромешной тьме - тоже повезло. Скажите, полковник, а что вы считае­те невезением?

- А это когда сидишь на толчке, бросаешь туда оку­рок, а жена перед этим выли­ла в унитаз галлон бензина.

- Да... Вижу с юмором у вас все в порядке. Закален­ный военный юмор... Так в чем же наше везение?

- Аллен, ты хоть и майор ВВС, но откуда тебе знать, что в последнее время мно­го наших самолетов летают через Ла Манш без прикры­тия. Немецкие базы теперь далеко, и «Гансам», в общем- то, здесь делать нечего. Но некоторые отчаянные го­ловы прилетают и охотятся за всеми самолетами, остав­шимися без прикрытия.

- И что?

- Да ничего. Вот и мы летим без прикрытия. Но в таком тумане нас никто не увидит, даже самый лучший ас Геринга.

- Вы уверены?

- Уверенным до конца нельзя быть ни в чем, но здесь, мне кажется, удача на нашей стороне.

Самолет вдруг сделал рез­кие разворот со снижением, потом снова заложил глубо­кий вираж Полковник сно­ва рванулся к кабине.

- Что?

- Немец... Ублюдок, как он на нас наткнулся? Вот неве­зуха! Попробую спуститься пониже, над водой у него не будет возможности для маневра.

- А у тебя?

- Тоже.

- Тогда что это нам даст?

- Я маленький и тихоход­ный, он быстрый. Возмож­но, проскочит мимо.

Пилот и полковник в ка­бине, а Аллен из своего крес­ла через иллюминатор сле­дили, не появится ли снова «мессершмитт». Несколько долгих минут прошли в тре­вожном ожидании, потом напряжение как-то спало.

- Наверно, проскочил мимо, - подумал Аллен. - Мы такие маленькие и ничтож­ные, разве это цель для на­стоящего аса? Так, мошка на стекле. Маленький самоле­тик и три человека - пилот, полковник тыловой службы и музыкант. Разве это добы­ча? Her, мы ему не нужны, он ищет цель покрупнее, вроде того «ланкастера», что чуть не убил нас.

Пилот вертел головой, словно она была у него на оси, вглядываясь в то, что не давало увидеть ничего. Снова появился просвег в тумане, но, как было в первый раз, сейчас это не принесло ра­дости. Теперь и их видно, как на ладони. Оставалось наде­яться, что немецкий ас плю­нул на паршивую летающую табакерку и решил подоб­рать себе сигару посолнднее. Несколько минуг прошли в тревожном ожидании. Ал­лен и полковник приникли к крохотным окошкам по раз­ные стороны фюзеляжа и до боли вглядывались в пустын­ное пространство.

- Вот он!

Полковник с размаху ткнул пальцем в плексиглас и чертыхнулся, «мессер» прошел значительно выше и в обратном направлении. Теперь оставалось надеять­ся, что он мог и не заметить маленький «норсмэн». Од­нако у немецкого пилота глаза были на месте. Хищ­ное тело «мессершмитта» сначала скользнуло назад в туман, потом его лобовой силуэт показался сзади.

- Вот он, - теперь заорал пилот, увидев врага в боко­вом зеркале заднего обзора.

Аллен и полковник вы­ворачивали головы, рас­плющивали носы об ил­люминаторы, но сзади они видеть ничего не могли. Эта неопределенность, когда не видишь противника, давила на них страхом и ожидани­ем чего-то ужасного.

Пилот резко нырнул вниз, однако до воды было не так уж и много, и он вынужден был выровнять самолет поч­ти над самой поверхностью. Теперь они шли на бреющем полете. Опытный пилот по­нимал, что это пока единст­венный шанс уйти от пре­следователя. Ведь у них были разные цели. «Норсмэн» спа­сал свою жизнь и людей, в нем сидевших, а «мессеру» во что бы то ни стало хотелось завалить этот наглый анг­лийский самолетик.

Немецкому' летчику были омерзительны эти эмбле'мы на фюзеляже, именно из самолета с такими же эмблемами упала бомба, и в Берлине погибли его жена и сестра. Мать чудом уцеле­ла и написала ему об этом. Письмо матери немецкий летчик хранил в кармашке своего комбинезона и всегда вспоминал о нем, когда видел ненавистную эмблему. Он понимал, что этот самолетик не такой уж важный трофей, чтобы о нем рассказывать друзьям, но все-таки он несте же эмблемы на фюзеляже и крыльях. И сейчас для него не существовало ничего, кроме ненавистных бело-красных кругов. Он дал очередь из пу­леметов. Не стоило тратить на эту игрушку пушечные снаряды.

Аллен ничего не понял. В обшивке самолета вдруг появились дырки, через ко­торые можно было видеть небо или что-то похожее на него, а полковник странно кувыркнулся и забил ногами по алюминиевому полу сало­на. Как в кошмарном сне все происходило ужасно мед­ленно - полковник подергал ногами и неожиданно затих, а из-под его спины начала растекаться лужа дымящей­ся ярко-красной жидкости. До Аллена сразу и не дошло, что эта жидкость - кровь, и что полковник умер. Он убит. Его убил тот летчик из «мессершмитта», который их преследовал! Совершен­но растерявшись, Аллен бро­сился в кабину пилота.

- Что там?

- Полковника убило... Полно крови...

- Хватит хныкать, му­зыкант. Там под сиденьем «бреда, это все оружие, что у меня есть. Я его всегда возил с собой, когда летал еще в оккупированную Францию, на случай, если меня собьют и придется вынужденно са­диться. Я не хотел им сда­ваться задаром... Достань пулемет, лента заправлена. Открой боковую дверь, а я постараюсь развернуться, чтобы та мог стрелять. Ты сгрелять-то умеешь?

- Да, вроде умею...

- Вроде, вроде... Представь, что у тебя в руках тромбон. Короче, я развернусь к нему, а ты влепи этому гаду очередь. Целься по кабине, из этого пулемета такой самолет не собьешь, разве что случайно. Понял, музыкант?

- Все понял.

- Ну, раз понял, действуй. Сначала приготовь пулемет, а уж потом открывай дверь. Да смотри, не свались за борт, майор...

«Брен» застрял под си­деньем и Аллен немало помучился, пока его выта­щил. И подивился тяжести оружия. Это не «томпсон» какой-нибудь или «стен», это игрушка серьезная. Да еще и лента, висящая из замка пулемета, все время путалась в ногах. Наконец Аллен подтащил его к крес­лу, уложил на спинку и дви­нулся к двери. Она раскры­лась без особых хлопот, и встречным потоком ее от­бросило к борту фюзеля­жа. Аллену открылся кусок белесого пространства. Он увидел на миг даже волны пролива, видимо, погода внизу была не такой уж и спокойной....

Немец зашел еще раз и неторопливо выдал еще одну прицельную очередь, на этот раз целясь но носо­вой части самолета. Аллен почувствовал удар в плечо и упал лицом вниз.

- Боже, меня убили! Или нет? Если я кричу, стало быть, еще живой?

Он ощупал плечо. Рука оказалась в крови, хотя осо­бой боли не чувствовалось.

- Ага, так всегда быва­ет сгоряча. Рассказывали... Сначала вроде ничего, зато потом...

Но это «потом» почему-то не наступало. Аллен поднял­ся и как раз вовремя. Немец­кий летчик хотел прове­рить результаты и точность своей стрельбы - он ре­шил обогнать тихоходный «норсмэн» сверху и слева. Его голова была повернута к смертельно раненому им самолету, и на лице явно вы­ражалось недоумение: поче­му он до сих пор не падает?

Аллен встал и плюхнулся в кресло. Приклад «брена» точно улегся ему в плечо. Он протер очки, так, на всякий случай, прицелился прямо в голову немецкого пилота и нажал на спуск. Очередь ока­залась короткой. Отдачей Аллена чуть не выбросило из кресла, но, главное, он отпус­тил от неожиданности спуск Полулежа между креслом и полом, Аллен видел, как за­прокинулось лицо немца, а самолет его неожиданно ис­чез из проема двери, нырнув куда-то вниз.

- Эй, я сделал это! Нет, ты видел?!

Аллен попробовал встать на ноги и понял, что не мо­жет. Плечо и почти вся грудь онемели, а ноги наотрез от­казывались слушаться.

- Эй, парень! Слышишь, я все-таки сделал это....

Аллену вновь показалось, что он кричал, но на самом деле только его посиневшие губы двигались в такт тем словам, которые он хотел прокричать. Пилот все рав­но не мог его услышать, так как лежал на приборной па­нели, заливая стекла много­численных циферблатов и приборов кровью, хлестав­шей из его головы.

Немецкому пилоту пуля из короткой очереди Ала­на попала в горло, и хотя он мог еще дышать, но по­нимал, что уже мертв. В го­лове почему-то крутилась несуразная мысль: хорошо, что друзья-летчики никогда не узнают, что его сбил ка­кой-то вшивый безоружный «норсмэн»....

Аллен окончательно сполз на пол и теперь лихо­радочно думал: что же будет, когда они приземлятся пря­мо посредине Ла Манша? Он же плохо плавает...

Удар о воду оказался на­столько силен, что Аллен не успел до конца пожалеть о том, что плавать так и не научился.

Jazz-Квадрат №5/2007