Стокгольмский джаз-звездопад 2000

Стокгольмский архипелаг — тысячи необитаемых и обитаемых островов, на четырнадцати крупнейших из которых и раскинулся город-красавец. Город красавиц, муз, добрых фей, порхающих на велосипедах по его уютным улицам и пере­улкам. Острова —- от мала до ве­лика — соединены мостами. Один из которых, деревянный, увенчанный золотистыми коронами, ве­дет на остров-цитадель искусств — Шеппсхольмен. Оказавшись на нем, вы попада­ете в плен его архитектурно-скульпторной магия. Окна древних замковых строений, утопающих в зелени, с удивлением взира­ют на ряд замысловатых, окрашенных в яркие цвета, скульптур и "живые" меха­нические конструкции, лопасти которых издают странные звуки — скрежет и хло­панья при малейшем дуновении ветра.

Вы подниметесь на холм и видите длинную стек­лянную галерею Музея современного искусства, возведенного на месте променада два года назад. Галерея находится на возвышенном каменном утесе, у подножья которой и расположилась v легендарная джаз- площадка Штеппсхольмен. Именно тут, в 1980 году состоялся первый международный Сток­гольмский фестиваль джаза и блюза, за десятиле­тие ставший одним из самых престижных в Европе. Юбилейный, 1989 года, собрал рекордное число звезд: от Стэна Гетца до Лайонела Хэмптона, от Астора Пьяццоллы до Чика Кориа, от Аструд Жильбарто до Чарлза Ллойда. Фестиваль стал праздником музыки, где каждый на­ходил свою отдушину.

Впрочем, некая звуковая солянка, где после бибопа идет салса, аргентинское тан­го предваряет ритм-энд-блюз, а свингую­щий биг-бэнд передает эстафету камерно­му трио, может вызвать недоумение: сов­местимо ли это эстетически, не грузит ли многослойностью?

То то и оно, что нет: каждый смертный, купив билет на дневной прогон (пять-семь сетов-концергов) волен в выборе: кайфанул от Гиллеспи — пошел погулять по ок­рестностям с печатью-сертификатом на руке. Тебя, пренебрегшего, скажем, вы­ступлением блюз-моистра Рольфа Викстрема, всегда пропустят на сет Мэйнарда Фергюсона.

Галерея смогла разместить в про­сторных и уютных залах ценную коллекцию холстов и скульптур, а в старое здание переехал архитек­турный музей. Из застекленной веранды ресторана Монео (названного в честь испанского архитектора, автора про­екта музея) и прилегающего к нему кафе на открытом воздухе открывается прекрас­ный вид не только на шеппсхольменскую джаз-плошадку, со сиеной, забранной полу­сферическим шатром, но и на бухту и на­бережную Страндвэген с ее величествен ными зданиями.

...Даже если бы не был Стокгольм одной из джазовых столиц мира (а здесь выступа­ли и выступают мастера архисуперэкстра­класса, да всегда с большим вдохновени­ем) сам его облик — звуконосен, а архи­тектоника — музыкальна. Гудки речных, точнее, озерных трамвайчиков, перенося­щих горожан, туристов с острова на остров, радостные крики взмывающей по американским горкам де­творы на соседнем острове Юргорден, цокот конной королевской стражи, крики чаек и других пернатых, скрип мачт на прифрахтованных шхунах — все это создает непо­вторимую ауру, лучше которой для джаза не сыскать...

Стокгольмцы — люди хоть и продвину­тые, но в известной мере консерваторы, поэтому не стал для них временным (с 95 по 98) — "Фестиваль джаза и блюза" в Скансене равноценной заменой. Дело в том, что на нескольких площадках в пар­ке подле Зоосада не смогла родится та ат­мосфера, к которой стокгольмские джаз- фзны привыкли за пятнадцать лет Ска­жем так, те места, где собираются моло­жавые пожилые шведы — вовсе не для хип-бопа, а для того, чтобы покружиться в вальсе, вальсе-бостоне, сплясать по ста­ринке полечку, как это делают у нас вете­раны в Сокольниках.

Вот поэтому безумно обрадовался Стокгольм возрождению в прошлом 99- ом Шеппсхольменской фиесты. На ней блистали и Рэй Чарлз, и Кларк Терри, и Чик Кориа с Гэри Бертоном. На этот раз город решил закрепить успех и провоз­гласил Стокгольмский фестиваль просто джазовым, потому что джаз — это осно­ва, а помимо блюза, по мнению его но­вого директора Гуннара Веннеборга есть и салса, и фанк, и ритм-энд-блюз, и соул и многое другое.

Сейчас звезд было не меньше, да и днем фестиваль — нынче шестидневный -— прирос.

После небольшой свинговой разминки, фестиваль стартовал выступлением "Niveau Big Band" Йеркера Линдстрема, композитора, аранжировщика и тенор-сак­софониста, развивающего традицию швед­ского '‘фэбуд-джаза". (Этот термин приду­мал еще в 50-е знаменитый шведский ба­ритон-саксофонист Ларе Гуллин, черпаю­щий свое вдохновение в деревенском фольклоре. Фэбуд — это хутор, усадьба). Йеркер собрал для этой премьеры весь цвет стокгольмских джазменов в возраст­ной категории между тридцатью и сорока, технически искушенных и креативных му­зыкантов. Линдстрем, нашедший свой про­филь в стилистически многообразном шведском джазе, продемонстрировал ис­кусство режиссера звукового движения, ма­стерство компоновки фрагментов в 20-ми­нутной пьесе. Ностальгическая, даже скорб­ная ламентация (видимо, дань ушедшим джазменам), переходила в танго и заверша­лась стремительным свингом в финале. Были и лиричные номера — боссановы и баллады, где блеснули вокалистки Линда Петтерссон и Ригмор Густавссон.

Швеция богата джазовыми пианистами, и ее скандинавские соседи считают фортепи­анную школу Тре Крунур самой сильной. Это немудрено, ведь основоположниками ее еще в 50-60-е были такие всемирно извест­ные музыканты как Ян Йоханссон и Бенгт Хальберг. Сейчас джазовый пианизм в Шве­ции охватывает весь стилистический спектр. Причем в секторах его мало быть просто виртуозом, коим нет числа. Просто техниче­ское владение инструментом, если у тебя нет идей, ничего не дает. Условие успеха предо­пределено не только блестящим знанием всех фортепианных стилей, но, главное — самостоятельным мышлением. Если послед­нее отсутствует — ты обречен пребывать на обочине. Я знал многих шведов, '‘прошед­ших" Джарретта, Эванса, Питерсона к 25-ти, которые стали зрелыми и ищущими масте­рами. а поэтому были востребованы и пуб­ликой и критикой. Таков и Эсбьерн Свенсон. Ею трио, взошедшее на сцену после Неркера Линдстрема, еще задолго до первой но­ты вызвало радостный гул. Его любят и зна­ют, он часто гастролирует, пластинки его рас­купаются А быть всенародно любимым, играя джаз, да еще в трио - это дорогого стоит! Свенссон - 35-летний пианист неуемной энергии, экстраверт, не лишенный (в балладах) тонкого импрессионистского подхода. В фаст-темпе он импульсивно порывист, а в ритм-энд-блюзовых темах просто "вгрызчив" в клавиатуру. Пианист смелый, любитель разных динамических планов и занятных эксцентрических трюков-приемов, проделываемых им и его коллегами по ходу импровизации (игра на хордах фортепьяно,похлопывание смычком контрабаса по струнам и корпусу и т.п.). Все это прекрасно ложится на джазовый драйв, электризует контакт с аудиторией. Впрочем, это лишь аксессуары его искусства в сердцевине глубокого, образного. Таким он предстал и сейчас стокгольмской публике, испол­нив джазовую фантазию "С точки зрения Га­гарина", а лучше перевести "Глядя на мир глазами Гагарина". Образ человека, ставше­го кумиром шведского джазмена, наконец- то воплощен в джазе.

2000 год — год 100-летия Армстронга. Первые его соотечественники, появившиеся на острове, отметили событие музыкой... Те­лониуса Монка. На музыке этого гения вы­росло уже не одно поколение джазменов еще при его жизни, монковская Вселенная продолжает расширяться. Сколько про­грамм-посвящений сделали его последова­тели в разных странах, статистика еще не за­фиксировала. 8 самих Штатах это началось с группы "Sphere", где играли его сподвижни­ки Бен Райли и Чарли Раус. В Норвегии де­ло Монка продолжает Кнут Кристенсен, в Да­нии — Ян Касперсен, в Польше — Пиотр Родович, диск сына Телониуса Монка — удар­ника Т.С. Монка-младшего был признан луч­шим диском года. Здесь, в Стокгольме, вы­ступил тентет "имени" Монка с участием звезд первой величины, таких как альт-сак­софонист Фил Вуде, сопрано-саксофонист Стив Лэйси, и ударник Билли Хиггинс, сотруд­ничавших с ним еще при жизни.

Первый фестивальный день закончился весело, раскрепощенно-отвязанно: на сце­не пел, приплясывал, человек с редкой ми­микой и столь же редким голосом -— Эл Жарро. Пусть это фанк-соул, пусть это не джаз, скорее поп, но душа пела вместе в ним, а ноги пускались впляс... После кон­церта быстрая, как метеор, пресс-атташе Кристина Глэсер была рада зазвать всю жур­налистскую братию на маленькую пресс- конференцию с Элом. Король сцены ока­зался душой общества, и мой единствен­ный вопрос — "Отпразднуете пи вы юби­лей Сатчмо?" — вызвал у Жарро умиро­творенную улыбку. "О, да вы, пожалуй, по­дали мне идею, такой безграничный миру Луи!" Надеюсь, что Жарро "огпортретирует" своего Армстронга, и еще как! Тем па­че, что посвящения Армстронгу на фести­вале были хоть и классные, но не такие бесшабашно-бедовые, от каких бы у Луи сразу улетела душа в рай. Ведь, он-то сме­ялся над смертью, ведь он-то был один из тех, которые любили, когда на похоронах радуются жизни, тем самым утверждая ее бессмертие, бессмертие души.

Конечно, блистательный негр-трубач Нико­лас Пэйтон с его биг-бэндом, а потом и ’’са­ммит" трубачей — R Брекер, Л. Солоф, Д. Фаддис, Т. Стаффорд демонстрировали чуде­са виртуозности, выдумки, не говоря о теле­патической сыгранности. Особенно зычно, по-армстронговски прозвучал в их исполне­нии "Уэст-энд-блюз". И все же полного погру­жения в стихию легендарного Сатчмо не со­стоялось. Может быть, это удастся Жарро?

Лучшей джазовой публики, чем на Шеппсхольмене, пожалуй, и не сыскать. Сюда при­ходят, как на праздник души (да и для гас­трономических услад тоже — кухни Индии, Китая, Малайзии и т.д. к вашим услугам — спуженью муз поможет гастроном!) Сюда приходят, как на джазовый пикник, на пар­тии под открытым небом. За рядами все тех же первозданно-обшарпанных (с первых фестивалей) скамеек, не подкрашенных спе­циально, отведено небольшое мощеное пространство для тех, кто желает повалять­ся на пледах., вынуть бутылку вина и, закусив ее из дома принесенной снедью, посвинговать до потери пульса. Секьюрити никогда не трогает здесь даже сильно перебравших, пусть люди балдеют. Аудитория — всевозрастная, всех социальных срезов, от преклон­ных старцев до младенцев.

Да и программа фестивальных гала-прогонов выстроена так, чтобы кому-то вспом­нились старые добрые 40-50-е. Даже самые шведские именитые джазмены, скажем Бернт Русенгрен, обратился недавно к песенной эстрадной классике — песенному циклу Эверетта Тоба. Ну разве это не пре­красно — звучал джаз со шведским, опять же акцентом, и это всех радовало. Кто возьмется у нас за классику Дунаевского, Мурадели? Ну чем не пре­красный мелодический материал? А Соловьев-Седой? Да мало ли? Нет, стесняемся, как бы не выглядеть смеш­ными в глазах мирового (читай, американского) джаз-сообщества. А ведь наша джазовая культура имела и имеет свои
уникальные корни.

Юное поколение шведских джазменов все чаще выбирает дороги Мелодии. Такова, например МЕЛОС, группа трубача Петера Асплунда, играющего музыку, наполненную сочной синевой балтийского неба и утренним восходящим солнцем.

На фестивале были и посвящений "Черному магу — Майлсу Дэвису". Это стало уже своего рода традицией. Майлс появлялся в Стокгольме не так уж редко, да и сам автор этих строк ухитрился послушать одну из последних его групп е стокгольмском "Grona Land" е 1989 г. На фестивале были две программы, посвященные покойному трубачу. Группа Марка Айшема вызвала у меня противоречивое чувство. С одной стороны, хорошо, когда к кумиру относишься с пиететом, и неплохо ввели в вукодер его голос, но с другой — не формально ли такое почитание, когда в музыканте как бы сидит внутренний цензор и шепчет: "Майлс - это нерушимый канон, это твой Бог! Ни нотой дальше!" Сам-то Майлс был из тех, кто забегал впврсд, увлекая других. Он будто завещал уходить от него, искать, дерзать. Стал он непроизволь­но искренним отцом всего современного джаза: "Сводка Погоды", "Headhunters" Хэн­кока, даже Чик Кориа с его "Вернись навсег­да" — все, пройдя через его лабораторию, ступили на свою борозду

Другая программа была идеальным при­мером того, как творят ' свое" с оглядкой на Майлса — группа ОЖИВЛЕНИЕ И ВООБРАЖЕНИЕ Тима Хаганса и Боба Белдена Лето 2000 года стало особенно важным для воссоединения двух Скандинавии — по­луостровной (Шведской и Норвежской) и Континентальной — датской. Этому помог перекинутый через пролив Эресунн много­километровый мост между Копенгагеном и столицей южной шведской провинции Сконе г. Мальме, джазмены двух стран поэто­му решили отпраздновать воссоединение мощным джазовым залпом. Никогда на Шеппсхольмене не было такого обилия датскич джазистов. Я насчитал более десятка и мирового класса Ну что ж, они подарили аудитории прекрасную музыку Би- оэмд Ларса Беибума-Эрлиша Крунера - это чудо музыкальной Природы. Музыканты-ли­деры столь же мастеровиты, академично подкованы, сколь и эксцентричны. Прогнозы джазовой погоды и веяния моды им нипочем. Они создают свои джазовый микроклимат. Творят, будто балансируют над пропаглью, заигрывая, подшучивая над джазовыми банальностями, искрятся юмором. Будучи высококлассиыми музыканта­ми, даруют людям то, что называется на их языке ’‘гпздепель", игра с рздостью. Фанк-ритмы, танго, искрометный езинг, 6ешенная энергия и бездна юмора, В бэнде были две девушки, одна другой красивее, и мощнее, и стройнее — Пернил Беворт и Кристина Нильсен: С последней автор бесе­довал в Копенгагене в '95 году и сейчас она неимоверно выросла: звучание тенора напоминает Джо Фаррелла и Майкла Бре кера одновременно. Достаточно было не­большого соло, чтобы это прочувствовать Дания — страна очень большая — 5 милли­онов, поэтому саксофонисток там немало. Помню, еще в далеком 91-ом меня восхи­тил женский квартет САКСМАШИН, высту­пивший в копенгагенском Джаз-доме.

Мэйнстрим и свинг был представлен швед­ской знаменитостью — кларнетистом Путте Викманом, трио пианиста Класа Круиз и дат ско-шведскими вокальным дуэтом знамени того шведского певца Крунера Свантетурессона и лучшей среди равных --- датской королевой Катрин Мадсен. Голос у нее глубокий, сочный, не педалирующий чистоту, хрипотцу, тонкий интонационно. Свинг играли ветераны - вибрафонист Ларс Эрстранд и саксофонист старой закваски датчанин Йеспер Тилло. Им аккомпанировало трио пианиста-виртуоза, знакомого московской публике по гастролям - Яна Лундгрена.

Неутомимый в свои 60 Херби Хэнкок (сорок лет творческой активности!) просто сиял от счастья, представляя свой новый секстет: шутил, перебрасывался репликами с публикой, хохотал. Этот мастер - вечный новатор, но никогда не забывающий корней, какой бы антураж он не выбрал, какими бы солистами себя не окружал. Хэнкок всегда играл свою музыку: Бще в 1962 гоцу он прославился своим знамени­тым "Продавцом арбузоа" и обрел удель­ный вес в джазе. Сколько было лотом всего: почти десятилетние работы с М. Дэйвисом, элекгро-фьюжн группы начиная с "Хэдхан­тере ", фортепианные дуэты с Чиком Кориа. 8 80-х акустическое комбо VJ.RS, в 90-е го­пы изощренная сэмплированная электрони­ка, и еще акустическая группа "Новый стан­дарт", посвящения Гершвину, наконец блис­тательный квартет с Дэйвом Холандом...

£сть поклонники периода его творчества, начиная с середины 60-х. Это квартеты и квинтеты с Фредди Хаббардом, Уэйном Шор тером. Именно такая музыка, только при­правленная бразильской перкуссией (а пер­куссионист Чиро Батиста Чкара просто колдо­вал за своей установкой), звучала со сцены. Так нежданно-негаданно Шеппсхольмен посе­тил хэндкоковский мираж 60-х. Да и часть пьес, усладивших слух меломанов были из его пластинки "Имперские острова», 1964".

И в былые времена стокгольмский фести­валь наполняли звуки доминиканских, ямай­ских, африканских (и не только джазовых) ансамблей Сейчас здесь появилась фолк- группз из Гондураса, бразильско-аргентин­ский дуэт Амадео и Белинда, карибский джа­зовый проект (я бы назвал его салса-боповым) саксофониста Дэвида Санчеса.

Давний кумир стокгольмцев, джаз-соул- зеезда Дэвид Сэнборн уже давно завоевал свое место на олимпе "smooth-jazz Его стра­стный, нежно-шепчуший и пламенный альт па­рил в ночном небе Стокгольма на фоне чув­ственных фраз и мощных аккордов другой знаменитости - пианиста Джо Сэмпла. И пусть сентиментально-романтичный Сэнборн играет разновидность коммерческого соул- джаза, все же это ближе к искусству чем к фо­новой попсе. Мощная ритм-поддержка баси­ста Ричарда Бона и ударника Брайана Блэйда обеспечили этой группе неимоверный успех.

На фоне легкого Сэнборна другой знамени­тый, но уже тенор-саксофонист Джо Ловано предстал стокгольмцам и джазовым мудоецом. Его мощный вулканирующий тенор вы­страивал головокружительные пассажи. Тембровое богатство и Лёгкость фразировки, стре­мительные взлеты и падения через октавы вы­давали в нем невиданного колосса. Для вы­ступления в Стокгольме он пригласил партнера-альтиста Стива Слэгла, который успешно "полифoниpoэaл^,, с Ловано и сам выходил на соло. Этой забавной паре — пританцовывав­шему и извивающемуся в ритме американско­му итальянцу и похожему на Чекасина Стиву помогала упругая ритм-секция — басист Ден­нис Ирвин и ударник Йорон Израэли. Одним из лучших номеров их программ была "Well, You" Монка. Казалось бы, Ловано истратил весь запас своей физической энергии за пол­тора часа выступления, ан нет! Он продолжал парить на джем-сейшне в ресторане *Монео, где ему помогали канадский тенорист Джон Наджент, шведский саксофонист Ларс Гулликсон, исландский барабанщик Петур Эстлунд. Те­мы были славные — "Invitation", "Hot House", "There", "Be Not Another You".

Успешно выступила на фестивале и фри- фанковая группа из США Уэйна Кранца. В Му­зее современного искусства звучал камерный джаз в исполнении пианиста Бубу Стенсона и саксофонистов Леннарта Оберга и Йоакима. Мильдара. А в клубе шведской джазовой фе­дерации "Fasching" (Фэшинг) не прекраща­лись джем-сейшны с участием молодежи.

И вот наступил финальный день, самый дождливый, но едва ли не самый яркий по му­зыке. Программа началась выступлением са­мобытного ансамбля из Гетеборга Юхана Боргпрема, интересно преломляющего черты современной академической музыки в джазе... V этого ансамбля большое будущее, черты оригинальности я ощутил с первых тактов. Ин­тересно, что органично вписывается в звуча­ние ансамбля виолончель, для джаза инстру­мент не совсем типичный. Появившийся на сиене европейский квартет Тутса Тильманса растопил сердца стокгольмцев — этот мастер бывал здесь неоднократно. Публика подсвис­тывала и подпевала Тутсу в его коронной "Bluesette". После мощного эйсид-соул посыла британца Джорджа Фэйма и его "Blue Flame.

;
Фестиваль завершился триумфальным выступлением знаменитого "Мингус биг Бэнда", признанного журналами "Даунбит* и "ДжазТаймс" третий год подряд лучшим оркестром США И наши замечательные му­зыканты — трубач Александр Сипятин и контрабасист Борис Козлов стали украше­нием этого оркестра. Приятно было поки­дать этот "плывущий по воде город" (мет­кое крещение писательниц^ Сельмы Лагерлеф) — с надеждой вернуться сюда в пер­вый год следующего тысячелетия.

Александр КАССИС

Jazz-Квадрат, №1,2001