nestormedia.com nestorexpo.com nestormarket.com nestorclub.com
на главную новости о проекте, реклама получить rss-ленту

Михаил Володин - Я видел Ленина живьем...

Михаил Володин - Я видел Ленина живьем...  У жизни за океаном есть одно неоспоримое преиму­щество-. оказываешься бли­же к кумирам своей юности. Рок-музыканты (в отличие от джазмэнов и исполнителей классики) с годами отнюдь не выигрывают. И это грустно. Зато билеты на их концерты становятся все более и более доступными. И это прими­ряет с мыслью о бренности существования. Слушаешь My Generation, которую с по­тугами на прежний суровый задор вырубают из звуков Пит и Роджер, и понимаешь, что есть здесь своя гармо­ния: именно так - с одышкой - сегодня звучит гимн твоего поколения. Ну, и ладно. Важ­но, что звучит! И еще важно - пусть и поздно - встретить­ся с теми, кого любил. Хотя бы для того, чтобы однажды с важным видом посмотреть на внука и повторить слова собственного деда «А я...я ви­дел Ленина живьем!» Ну Леннона, конечно...

Песня черного кузнечика


Дилан как Дилан: немно­го занудливый, немного кривляющийся кузнечик упакованный в черное три­ко с блестками вдоль бедер. На фоне четырех крепких парней в красных робах он кажется хрупким и манер­ным. Хочется сравнить его одновременно с Блоком и блоковским Арлекином.

Он гнусавит так, что слов не разобрать. Его руки лежат на клавишах, а тело выверну­то наизнанку - черное трико напоминает разорванный лист Мебиуса. Он пожимает плечами, поочердно отстав­ляет то одну то другую ногу, поет одновременно в два микрофона, подает знаки красным парням и не смот­рит на публику. Новые песни звучат как старые, а старые Дилан исполняет так, что их невозможно узнать.

Дилан - пляшущий ста­рик Ему -61 год. Я сижу да­леко и не различаю морщин на его лице, а движения не выдают возраста. Иногда от­сюда вообще кажется, что он - женщина. Ну да, старая ев­рейская женщина! Похожая на мамину портниху, Геню Ефимовну - чуть сгорблен­ную, шебутную и дерганую, с широко расставленными тонкими ногами, напоми­нающими букву «п» из гар­нитуры «гельветика».

У Дилана нет мелодий, и слова не слышны. Первые три-четыре песни я испы­тываю одновременно зоо­логический интерес (как в таком возрасте можно так двигаться!) и раздражение (однообразно и ни хрена не понять!). Но потом ребя­та в красном загоняют-таки мне в голову классический роковый квадрат, и голова начинает трястись в такт подрагиванию диланов- ской ноги. Точно так же тря­сутся головы у остальных двадцати тысяч зрителей. Женщины, старики, дети и полицейские равно любят Дилана за его драйв.

Так, зажигая все глубже, и довел бы меня Боб за руку до финала, выпустил бы на волю, и через час позабыл бы я и о блестках на трико, и о неловко ковыляющей хромоножке, меняющей на музыкантах гитары, если бы не заключительная песня.

Они выстроились вчет­вером в ряд на самом краю сцены и играли так, словно шли психической атакой на зрителей. Темп все ускорял­ся, ноты, отращивая хвосты, превращались в 1/64, 1/128, 1/256... А потом ударник и ритм-гитара сложились, пс- ремножились, и простран­ство лопнуло. Что-то там та­кое они пробили и вышли на свободу. Это было видно по их лицам, по движениям, по телам, наконец... И, главное, по реакции вдребезги разби­тых зрителей: одновременно вспыхнули во мраке тысячи зажигалок и мрак истаял.

У меня задолго до этого перехватило дыхание. Та­кое происходит со мной всякий раз, когда я вижу лю­дей, плечом к плечу идущих на врага.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси...

Одному страшнее, но противостояние одиночки тьме не так очевидно. Он - точка, он может отступить в любую сторону. Он присло­няется к дверному косяку. Они - линия, и направле­ние их движения обозна­чено: они идут навстречу мраку. Против него. Иногда темноту удается прорвать, и тогда цепь - великолепная четверка, пятерка, семерка - отбивает атаку за атакой в крепости Ла-Рошель, защи­щает деревню от бандитов или просто стоит насмерть, когда за спиною Москва. Вот такая музыка. Это может быть «Крейцерова соната», или Death is not the end, или еще что-то. И однажды эта музыка говорит нам, что мы были созданы для чего-то большего. Наверное, врет.

Я вижу Дилана на седьмом десятке - черного кузнечика, американского «шестидесят­ника», старого мальчика, су­етливого гамлета, последне­го из рок-могикан, которому не так много осталось, но ко­торый в очередной раз стал в цепи и прорвался к свету.

Я за него болел. Я это ви­дел. Я этим счастлив.

Анапесты Андерсона


Жил на свете человек,
скрюченные ножки,
и гулял он целый век
по скрюченной дорожке.

К. Чуковский

Он простоял полжизни на одной ноге. С выпученными глазами как у Сальвадора Дали. С шестью руками, из­влекающими звуки из воз­духа и засовывающими их в рот. В свои 55 лет он все еще похож на ребенка. Или уже на Карлсона - с круглым животиком, в самом расцве­те каких-то там сил, дергаю­щегося "по-мультяшному" и почти не говорящего о жен­щинах. Он напоминает мне о юности, пародирует само­го себя и при этом не вызы­вает ни жалости, ни грусти. За ним нужен глаз да глаз: заглатывает мелкие предме­ты и дудит. Дудочки-флей- точки, гармошечки-коро- бочки, просто пальцы - все идет в дело. Сложит ладони ковшиком и жует звуки. Да­вится, если звук оказывается слишком большим, и облег­ченно вздыхает, проглотив. А "пипл" под сценой машет руками и всячески подбад­ривает - мол, давай, Ян, гло­тай поболе, нам на радость, себе на здоровье!

Ну мог ли я представить себе, когда удивительный в своем бескорыстии при­ятель пригласил меня на концерт Jethro Tull на Гор­бушку. что все два часа на мне будет висеть очаровательная консерваторская барышня (или я на ней?), а прикроет меня от не дающей снимать охраны своим невеликим телом какой-то юнкор "Пио­нерской правды". Я-то думал, что в зале буду' самым юным, оказалось почти наоборот.

О музыке писать незачем. Она сама за себя говорит. Купите за 80 рублей мрЗ- шный диск или чего-нибудь пиратское в формате wav за ту же примерно цену, на­деньте акваланг, садитесь в локомотив и наслаждайтесь удивительно натуральной и экологически чистой синте­тикой, которую создаег Ан­дерсон. Флейточкой своей он замешивает варево из фолка, фыожна, прогрессив, арт- и Бог-его-еще-знает-какого- рока. И классики не жалеет как хороший повар масла.

О концерте тоже не буду Все, кому заплачено, уже отписались. А у меня душа «за так» поет, рвется пово- лонтерствовать. Разговари­вает вслух. И все о том, что - ох, слаб я к англичанам! Это они Чуковского при­думали, и Хармса, и много чего еще нежно любимого. Они не способны создать американские страшилки «всерьез» - черный юморок выручит. Чувство ритма, чувство такта, леди-джентльментство... И чем старше становится англичанин, тем больше это ему идет: на первый взгляд, дурак-ду­раком, а приглядишься, - и благородство, и легкость, и, конечно же, ум из под глупо­сти просвечивает.

- Я не люблю политику и не знаю политиков! Только Борис... Только Борис Эл-л- цын. Он такой танцор! Всем танцорам танцор. Никто не мог с ним сравниться, пото­му что у него три ноги. Как он их переставлял! - крив­ляется Андерсон и припля­сывает на своей вечно оди­нокой конечности.

В этом месте вспомнился мне Житинский со своими рок-записками. Там есть тро­гательный такой момент, ко­гда автор заглядывает в буду­щее и видит трясущихся под звуки рока старых людей... Картинка рисовалась неве­селая: старики со старухами, поврозь дрыгающие ногами, представлялись плохо. Отто­го становилось смертельно грустно за них - танцевать им вроде как надо, а не подо что - из-за неправильно проведенных молодых лет. Конечно, до настоящей ста­рости далеко - и музыкан­том, и самым продвинутым их слушателям. Но ведь бу­дет’ же когда-нибудь, не так что ли? И Джаггер прекратит вертеться как заводной, и Маккартни - строить глаз­ки, и Андерсон притворять­ся разбитым радикулитом поэтом-сюрреалистом... Все еще впереди! Но только уже сейчас становится понятно, что как нету смерти (а это- то всем известно!), так нету и старости (это известно пока лишь избранным). Не будет! Не будет ея!

С Jethro Tull у меня связа­на очень личная история. Наверное и не вспомнил бы, если бы не этот поход на Гор­бушку’ Как только Андерсон спросил у зрителей, любят ли те классику, так и явилась мне сценка из юности: кро­шечная комната «в одно тата­ми», включенный ночник на стене и раскачивающаяся на мне черноволосая красави­ца. Мне было восемнадцать, ей - на десять лет больше. Оттого и учила она меня, не­смышленыша, уму-разуму. В тот вечер мы с ней осваивали новую позу. Родителей дома не было, а на проигрывате­ле звучало баховское «Буре», пропущенное сквозь андер- соновскуто флейту.

па-па-пам, па-па-пам, па-
па-пам, па-па-пам,
па-па-пам, па-па-пам, па-
па-па-па-па-па-пам.

- Знаешь, что это за раз­мер? - спросила молодая женщина, двигаясь в такт музыке. Я не сразу сообра­зил, о чем это она.

- Это анапест. Он - сама легкость. Пробежка на пуан­тах... Волшебство, в общем... А ну, давай чуть живее! — с этими словами моя настав­ница переключила скорость с 33 на 45 оборотов в мину­ту и продолжила урок.

«Кронос" и его караван

Двадцатый век насиловал уши своей «академической» музыкой и при этом предла­гал расслабиться и получать удовольствие. Искусство, как- никак! Но поди расслабься под Берга с Шенбергом, под Веберна со Штокхаузеном, под Пендерецкого с Люто­славским... Скорее верблюд пролезет в игольное ушко. «Но пасаран!» - так сказали четверо простых ливерпуль­ских парней музыке, в которой ничего не понимали, и Синим Перчаткам, которые ее производили. Перчаткам стоило коснуться чего жи­вого, как все превращалось в мертвечину. Но вот, при­плыли на своей ЖПЛ битлы и под марсельезу объяснили пиплу, что музыка жива и любовь жива. А мертвы Шен­берг со своим Бергом. И еще битлы, вслед за Торо, позва­ли всех «назад, к природе!» И подобрали себе правильные индийские корни. И сразу же все вокруг надолго заболели рагами и вообще этнической музыкой.

С тех пор прошло почти сорок лет. Наши часы, каж­дый час отмечающие своим «лав, лав, лав», давно уже по­казывают, что мы подросли, и более того. Теперь куда ни глянешь, видишь лысины ро­весников и вены ровесниц. Ну и хрен с ним! Зато в этих роскошных лысинах отра­жается вселенская гармония, и эти вспученные вены пол­ны любовью к окружающим. А еще мы не пьем крови!

Это не мы, пожирая биф­штекс, бомбим афганские (иракские, иранские, филип­пинские, северно-корейские - ненужное зачеркнуть) го­рода! Мы - другая Америка. Мы клюем спаржу и ходим на концерты из цикта "Музы­ка стран мира". И заворожен­но слушаем, как тувинские этно-рокеры озвучивают фильм Сергея Эйзенштейна «Буря над Азией», как стучат на там-тамах черные люди из Южной Африки, как иг­рает на ситаре Анушка Шан­кар. Мы аплодируем стоя аф­ганцам, иракцам, иранцам, филиппинцам, и северным корейцах! (список можно продолжить). Мы вместе с ними на одном корабле И корабль плывет* Деревом отделан. На шар похожий, скользит легко, с люстрой, как маятник Фуко. На борту тыща человек - то ли «Тита­ник», то ли «Ковчег».

И цыгане идут. Легкие, ле­тучие, звенящие. Кофты у них красные, штаны атлас­ные, юбки цветастые, сами горластые. МузЫка-мУзыка! Всех за собой влекут. И пря­чутся, как черти от ладана, формалисты, авангардисты, минималисты, Эдисон Дени­сов с Софией Губайдулиной.

Я смотрел с балкона гар­вардского театра «Сандерс» на четырех одетых по-цы­гански музыкантов струн­ного квартета «Кронос», и внутри все пело: мы побе­дили! Это пост-битловская классика. Это написано по­сле того, как Моцарт снова взгляну л на землю.

Кто мы? Мы - космополи­тический вегетарианский карнавал из разноцветных людей в разноцветных оде­ждах Мы - космические цы­гане. Где-то среди нас серб­ская красавица Александра Вребалов. пишущая музыку так что сквозь все наворо­ты отчетливо слышны «Очи черные». И рядом выдуваю­щий из себя танго аргенти­нец Анибал Кармейо Тройо, и «варвар-академик» мекси­канский социалист Сильве­стре Ревуелтас, и гайдаров­ский родственник Освальдо Голихов со своими «Страстя­ми по Марку», заказанными ему, потомку одесских евре­ев, католической церковью. Куда ж нам плыть?

Ложь, все ложь! Никуда не исчезала Губайдулина, а гордо стоял ее призрак в разноцветном мареве па сцене «Сандерса» в окру­жении музыкантов - тех, которые только и нужны были, чтобы зазвучали ее «аналитические этюды». А музыканты резвились на сцене, постукивали резино­выми шариками по струнам и озвучивали «Квартет №4», написанный Губайдулиной специально для «Кроноса». И Эдисон Денисов со сво­ей математикой никуда бы смущенно не прятался, если бы его играли. И формали­сты, и Вторая Венская шко­ла в полном составе...

Музыканты исполняли программу "Кронос-караван". За их спинами стояли колонки, из которых звуча­ла фонограмма - то удары барабана, то мчащийся по­езд, то цитра или сямисэн. А то вдруг двойники скри­пачей добавляли звутса тем, что на сцене. Я впервые наблюдал серьезных музы­кантов, работавших - пусть и частично - «под фанеру». И мне вдруг подумалось, а если убрать одного из чет­верых и упрятать его внутрь колонки, что изменится? А еще одного? И дальше, дальше... А потом зрителей. Начать с партера, вытащить из оркестровой ямы, потом тех, которые сидят на сту­пеньках...

Я уйду со своего балкона последним. Пой­ду вслед за остальными, в самом конце цыганского табора, направляющегося в «вирту», которая всех нас ждет. В царство соразмер­ности, где нет смерти, где любишь ближних и даль­них, не видя между ними разницы. Где ходишь в лег­ком черном пиджаке, с чер­ным шарфиком вокруг шеи, на котором покоится седая борода. Где за музыкой не слышны взрывы. Где католи­ки и евреи, сербы и амери­канцы, и афганцы, и ребята из «Аль-Каеды» (ну, неко­торые, не самые плохие), и Бутл с администрацией - все вместе дружно движутся в будущее. Так я думал, пока в меня вливались танговые пассажи и кафешантан­ные напевы. И испытывала моя бессмертная душа лег­кость, и радовалась любви и гармонии. Но тут всем на смену явился русский не­мец Альфред Шнитке, взял меня за шиворот и повел в ад своей «Книги Скорбных Песнопений». И я понял, что сказки кончились: что нет «вирты», что я все еще жив, и что мне страшно. А «Кронос» - четыре Харона в черном - дружно взмахивал смычками вместо весел. И в такт покачивался краснобо­кий бриг «Сандерса».

Михаил Володин,
автор песен, живет в Бостоне и в Москве


-


стиль
блюз
страна
Беларусь, США


Расскажи друзьям:

Ещё из раздела проза

  • стиль: джаз, джаз
От редакции сайта: Совсем недавно мы рассказывали об этой книге, изданной в 2012 году в Новосибирске. Сегодня, с любезного разрешения одного из переводчиков и редактора издания Евгения Черепанова, мы начинаем печатать полный текст работы немецкого ...
  • стиль: джаз, джаз
Глава 2. Афро-американская музыка в Южной Америке и Вест-Индии Переселение африканцев в качестве рабов в Новый свет имело принципиальное значение для большей части всего американского континента, не только потому, что негры в то время насильным ...
  • стиль: джаз, джаз
Глава 3. Афро-американская музыка в Северной Америке Для рассмотрения афро-американской музыки в Северной Америке нам кажется необходимым еще раз упомянуть важнейшие основные линии, по которым происходило развитие американского негритянского ...
  • стиль: джаз, джаз
Глава 4. Блюз Следствие применения европейских мелодических принципов, использование простых гармонических рядов, при ограничении на главных ступенях нашей функциональной системы можно заметить в спиричуэлс. В блюзе же это, принятое в среде ...
  • стиль: джаз, джаз
Глава 6. Конец классического джазового стиля и начало эры свинга Подражание джазовому стилю белыми музыкантами соотносится с тем периодом времени, когда классический джазовый стиль Нового Орлеана только начал образовываться. В 1892 году был создан ...
  • стиль: джаз, джаз
НОТНЫЕ ПРИМЕРЫ Перевод с немецкого В.Феклистова и Е.Черепанова Под редакцией Е.Черепанова Новосибирск ...
  • стиль: джаз, джаз
Глава 5. Архаический и классический джазовый стиль в Новом Орлеане и Чикаго Все, рассмотренные до сих пор, вокальные формы афро-американской музыки в Северной Америке являлись в большей или меньшей степени негритянским достоянием, по крайней мере, ...
  • стиль: джаз
Боязнь сцены считается нормальным явлением среди актёров, но музыканты часто к этому не готовы. Оказавшись на сцене перед публикой в непривычной ситуации, они вдруг поражаются, обнаружив, что во рту пересохло, ладони вспотели, а в голове пустота. ...
  • стиль: джаз
Чтобы хорошо играть джаз, музыкант должен иметь хороший слух, но всё-таки вполне возможно преуспеть в джазе, будучи музыкально неграмотным. Самый яркий пример тому – Эрролл Гарнер. У Эрролла был потрясающе тонкий слух: как правило, ему было ...
  • стиль: джаз
Развивая свою музыку, джазовые музыканты находили приёмы игры, которые отличались от традиционных. Некоторые из специфических джазовых звуков извлекались дутьём в инструменты нетрадиционным способом, использованием необычной аппликатуры, ...
  • стиль: джаз
Джазмены были обеспечены работой везде, где был спрос на весёлую музыку. В начале 1900-х годов чёрные и креольские районы Нового Орлеана были в этом отношении особо благоприятными, поскольку музыка там составляла неотъемлемую часть жизни. Однако ...
  • стиль: джаз
Представляется уместным в книге под названием Jazz Anecdotes одну главу посвятить слову «джаз» как таковому. Попыток дать точное определение этого слова было множество, но ни одна из них не была успешной. Некоторые исследователи обнаружили его корни ...
© 2012-2024 Jazz-квадрат
                              

Сайт работает на платформе Nestorclub.com