У жизни за океаном есть одно неоспоримое преимущество-. оказываешься ближе к кумирам своей юности. Рок-музыканты (в отличие от джазмэнов и исполнителей классики) с годами отнюдь не выигрывают. И это грустно. Зато билеты на их концерты становятся все более и более доступными. И это примиряет с мыслью о бренности существования. Слушаешь My Generation, которую с потугами на прежний суровый задор вырубают из звуков Пит и Роджер, и понимаешь, что есть здесь своя гармония: именно так - с одышкой - сегодня звучит гимн твоего поколения. Ну, и ладно. Важно, что звучит! И еще важно - пусть и поздно - встретиться с теми, кого любил. Хотя бы для того, чтобы однажды с важным видом посмотреть на внука и повторить слова собственного деда «А я...я видел Ленина живьем!» Ну Леннона, конечно...
Песня черного кузнечика
Дилан как Дилан: немного занудливый, немного кривляющийся кузнечик упакованный в черное трико с блестками вдоль бедер. На фоне четырех крепких парней в красных робах он кажется хрупким и манерным. Хочется сравнить его одновременно с Блоком и блоковским Арлекином.
Он гнусавит так, что слов не разобрать. Его руки лежат на клавишах, а тело вывернуто наизнанку - черное трико напоминает разорванный лист Мебиуса. Он пожимает плечами, поочердно отставляет то одну то другую ногу, поет одновременно в два микрофона, подает знаки красным парням и не смотрит на публику. Новые песни звучат как старые, а старые Дилан исполняет так, что их невозможно узнать.
Дилан - пляшущий старик Ему -61 год. Я сижу далеко и не различаю морщин на его лице, а движения не выдают возраста. Иногда отсюда вообще кажется, что он - женщина. Ну да, старая еврейская женщина! Похожая на мамину портниху, Геню Ефимовну - чуть сгорбленную, шебутную и дерганую, с широко расставленными тонкими ногами, напоминающими букву «п» из гарнитуры «гельветика».
У Дилана нет мелодий, и слова не слышны. Первые три-четыре песни я испытываю одновременно зоологический интерес (как в таком возрасте можно так двигаться!) и раздражение (однообразно и ни хрена не понять!). Но потом ребята в красном загоняют-таки мне в голову классический роковый квадрат, и голова начинает трястись в такт подрагиванию диланов- ской ноги. Точно так же трясутся головы у остальных двадцати тысяч зрителей. Женщины, старики, дети и полицейские равно любят Дилана за его драйв.
Так, зажигая все глубже, и довел бы меня Боб за руку до финала, выпустил бы на волю, и через час позабыл бы я и о блестках на трико, и о неловко ковыляющей хромоножке, меняющей на музыкантах гитары, если бы не заключительная песня.
Они выстроились вчетвером в ряд на самом краю сцены и играли так, словно шли психической атакой на зрителей. Темп все ускорялся, ноты, отращивая хвосты, превращались в 1/64, 1/128, 1/256... А потом ударник и ритм-гитара сложились, пс- ремножились, и пространство лопнуло. Что-то там такое они пробили и вышли на свободу. Это было видно по их лицам, по движениям, по телам, наконец... И, главное, по реакции вдребезги разбитых зрителей: одновременно вспыхнули во мраке тысячи зажигалок и мрак истаял.
У меня задолго до этого перехватило дыхание. Такое происходит со мной всякий раз, когда я вижу людей, плечом к плечу идущих на врага.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси...
Одному страшнее, но противостояние одиночки тьме не так очевидно. Он - точка, он может отступить в любую сторону. Он прислоняется к дверному косяку. Они - линия, и направление их движения обозначено: они идут навстречу мраку. Против него. Иногда темноту удается прорвать, и тогда цепь - великолепная четверка, пятерка, семерка - отбивает атаку за атакой в крепости Ла-Рошель, защищает деревню от бандитов или просто стоит насмерть, когда за спиною Москва. Вот такая музыка. Это может быть «Крейцерова соната», или Death is not the end, или еще что-то. И однажды эта музыка говорит нам, что мы были созданы для чего-то большего. Наверное, врет.
Я вижу Дилана на седьмом десятке - черного кузнечика, американского «шестидесятника», старого мальчика, суетливого гамлета, последнего из рок-могикан, которому не так много осталось, но который в очередной раз стал в цепи и прорвался к свету.
Я за него болел. Я это видел. Я этим счастлив.
Анапесты Андерсона
Жил на свете человек,
скрюченные ножки,
и гулял он целый век
по скрюченной дорожке. К. Чуковский
Он простоял полжизни на одной ноге. С выпученными глазами как у Сальвадора Дали. С шестью руками, извлекающими звуки из воздуха и засовывающими их в рот. В свои 55 лет он все еще похож на ребенка. Или уже на Карлсона - с круглым животиком, в самом расцвете каких-то там сил, дергающегося "по-мультяшному" и почти не говорящего о женщинах. Он напоминает мне о юности, пародирует самого себя и при этом не вызывает ни жалости, ни грусти. За ним нужен глаз да глаз: заглатывает мелкие предметы и дудит. Дудочки-флей- точки, гармошечки-коро- бочки, просто пальцы - все идет в дело. Сложит ладони ковшиком и жует звуки. Давится, если звук оказывается слишком большим, и облегченно вздыхает, проглотив. А "пипл" под сценой машет руками и всячески подбадривает - мол, давай, Ян, глотай поболе, нам на радость, себе на здоровье!
Ну мог ли я представить себе, когда удивительный в своем бескорыстии приятель пригласил меня на концерт Jethro Tull на Горбушку. что все два часа на мне будет висеть очаровательная консерваторская барышня (или я на ней?), а прикроет меня от не дающей снимать охраны своим невеликим телом какой-то юнкор "Пионерской правды". Я-то думал, что в зале буду' самым юным, оказалось почти наоборот.
О музыке писать незачем. Она сама за себя говорит. Купите за 80 рублей мрЗ- шный диск или чего-нибудь пиратское в формате wav за ту же примерно цену, наденьте акваланг, садитесь в локомотив и наслаждайтесь удивительно натуральной и экологически чистой синтетикой, которую создаег Андерсон. Флейточкой своей он замешивает варево из фолка, фыожна, прогрессив, арт- и Бог-его-еще-знает-какого- рока. И классики не жалеет как хороший повар масла.
О концерте тоже не буду Все, кому заплачено, уже отписались. А у меня душа «за так» поет, рвется пово- лонтерствовать. Разговаривает вслух. И все о том, что - ох, слаб я к англичанам! Это они Чуковского придумали, и Хармса, и много чего еще нежно любимого. Они не способны создать американские страшилки «всерьез» - черный юморок выручит. Чувство ритма, чувство такта, леди-джентльментство... И чем старше становится англичанин, тем больше это ему идет: на первый взгляд, дурак-дураком, а приглядишься, - и благородство, и легкость, и, конечно же, ум из под глупости просвечивает.
- Я не люблю политику и не знаю политиков! Только Борис... Только Борис Эл-л- цын. Он такой танцор! Всем танцорам танцор. Никто не мог с ним сравниться, потому что у него три ноги. Как он их переставлял! - кривляется Андерсон и приплясывает на своей вечно одинокой конечности.
В этом месте вспомнился мне Житинский со своими рок-записками. Там есть трогательный такой момент, когда автор заглядывает в будущее и видит трясущихся под звуки рока старых людей... Картинка рисовалась невеселая: старики со старухами, поврозь дрыгающие ногами, представлялись плохо. Оттого становилось смертельно грустно за них - танцевать им вроде как надо, а не подо что - из-за неправильно проведенных молодых лет. Конечно, до настоящей старости далеко - и музыкантом, и самым продвинутым их слушателям. Но ведь будет’ же когда-нибудь, не так что ли? И Джаггер прекратит вертеться как заводной, и Маккартни - строить глазки, и Андерсон притворяться разбитым радикулитом поэтом-сюрреалистом... Все еще впереди! Но только уже сейчас становится понятно, что как нету смерти (а это- то всем известно!), так нету и старости (это известно пока лишь избранным). Не будет! Не будет ея!
С Jethro Tull у меня связана очень личная история. Наверное и не вспомнил бы, если бы не этот поход на Горбушку’ Как только Андерсон спросил у зрителей, любят ли те классику, так и явилась мне сценка из юности: крошечная комната «в одно татами», включенный ночник на стене и раскачивающаяся на мне черноволосая красавица. Мне было восемнадцать, ей - на десять лет больше. Оттого и учила она меня, несмышленыша, уму-разуму. В тот вечер мы с ней осваивали новую позу. Родителей дома не было, а на проигрывателе звучало баховское «Буре», пропущенное сквозь андер- соновскуто флейту.
- Знаешь, что это за размер? - спросила молодая женщина, двигаясь в такт музыке. Я не сразу сообразил, о чем это она.
- Это анапест. Он - сама легкость. Пробежка на пуантах... Волшебство, в общем... А ну, давай чуть живее! — с этими словами моя наставница переключила скорость с 33 на 45 оборотов в минуту и продолжила урок.
«Кронос" и его караван
Двадцатый век насиловал уши своей «академической» музыкой и при этом предлагал расслабиться и получать удовольствие. Искусство, как- никак! Но поди расслабься под Берга с Шенбергом, под Веберна со Штокхаузеном, под Пендерецкого с Лютославским... Скорее верблюд пролезет в игольное ушко. «Но пасаран!» - так сказали четверо простых ливерпульских парней музыке, в которой ничего не понимали, и Синим Перчаткам, которые ее производили. Перчаткам стоило коснуться чего живого, как все превращалось в мертвечину. Но вот, приплыли на своей ЖПЛ битлы и под марсельезу объяснили пиплу, что музыка жива и любовь жива. А мертвы Шенберг со своим Бергом. И еще битлы, вслед за Торо, позвали всех «назад, к природе!» И подобрали себе правильные индийские корни. И сразу же все вокруг надолго заболели рагами и вообще этнической музыкой.
С тех пор прошло почти сорок лет. Наши часы, каждый час отмечающие своим «лав, лав, лав», давно уже показывают, что мы подросли, и более того. Теперь куда ни глянешь, видишь лысины ровесников и вены ровесниц. Ну и хрен с ним! Зато в этих роскошных лысинах отражается вселенская гармония, и эти вспученные вены полны любовью к окружающим. А еще мы не пьем крови!
Это не мы, пожирая бифштекс, бомбим афганские (иракские, иранские, филиппинские, северно-корейские - ненужное зачеркнуть) города! Мы - другая Америка. Мы клюем спаржу и ходим на концерты из цикта "Музыка стран мира". И завороженно слушаем, как тувинские этно-рокеры озвучивают фильм Сергея Эйзенштейна «Буря над Азией», как стучат на там-тамах черные люди из Южной Африки, как играет на ситаре Анушка Шанкар. Мы аплодируем стоя афганцам, иракцам, иранцам, филиппинцам, и северным корейцах! (список можно продолжить). Мы вместе с ними на одном корабле И корабль плывет* Деревом отделан. На шар похожий, скользит легко, с люстрой, как маятник Фуко. На борту тыща человек - то ли «Титаник», то ли «Ковчег».
И цыгане идут. Легкие, летучие, звенящие. Кофты у них красные, штаны атласные, юбки цветастые, сами горластые. МузЫка-мУзыка! Всех за собой влекут. И прячутся, как черти от ладана, формалисты, авангардисты, минималисты, Эдисон Денисов с Софией Губайдулиной.
Я смотрел с балкона гарвардского театра «Сандерс» на четырех одетых по-цыгански музыкантов струнного квартета «Кронос», и внутри все пело: мы победили! Это пост-битловская классика. Это написано после того, как Моцарт снова взгляну л на землю.
Кто мы? Мы - космополитический вегетарианский карнавал из разноцветных людей в разноцветных одеждах Мы - космические цыгане. Где-то среди нас сербская красавица Александра Вребалов. пишущая музыку так что сквозь все навороты отчетливо слышны «Очи черные». И рядом выдувающий из себя танго аргентинец Анибал Кармейо Тройо, и «варвар-академик» мексиканский социалист Сильвестре Ревуелтас, и гайдаровский родственник Освальдо Голихов со своими «Страстями по Марку», заказанными ему, потомку одесских евреев, католической церковью. Куда ж нам плыть?
Ложь, все ложь! Никуда не исчезала Губайдулина, а гордо стоял ее призрак в разноцветном мареве па сцене «Сандерса» в окружении музыкантов - тех, которые только и нужны были, чтобы зазвучали ее «аналитические этюды». А музыканты резвились на сцене, постукивали резиновыми шариками по струнам и озвучивали «Квартет №4», написанный Губайдулиной специально для «Кроноса». И Эдисон Денисов со своей математикой никуда бы смущенно не прятался, если бы его играли. И формалисты, и Вторая Венская школа в полном составе...
Музыканты исполняли программу "Кронос-караван". За их спинами стояли колонки, из которых звучала фонограмма - то удары барабана, то мчащийся поезд, то цитра или сямисэн. А то вдруг двойники скрипачей добавляли звутса тем, что на сцене. Я впервые наблюдал серьезных музыкантов, работавших - пусть и частично - «под фанеру». И мне вдруг подумалось, а если убрать одного из четверых и упрятать его внутрь колонки, что изменится? А еще одного? И дальше, дальше... А потом зрителей. Начать с партера, вытащить из оркестровой ямы, потом тех, которые сидят на ступеньках...
Я уйду со своего балкона последним. Пойду вслед за остальными, в самом конце цыганского табора, направляющегося в «вирту», которая всех нас ждет. В царство соразмерности, где нет смерти, где любишь ближних и дальних, не видя между ними разницы. Где ходишь в легком черном пиджаке, с черным шарфиком вокруг шеи, на котором покоится седая борода. Где за музыкой не слышны взрывы. Где католики и евреи, сербы и американцы, и афганцы, и ребята из «Аль-Каеды» (ну, некоторые, не самые плохие), и Бутл с администрацией - все вместе дружно движутся в будущее. Так я думал, пока в меня вливались танговые пассажи и кафешантанные напевы. И испытывала моя бессмертная душа легкость, и радовалась любви и гармонии. Но тут всем на смену явился русский немец Альфред Шнитке, взял меня за шиворот и повел в ад своей «Книги Скорбных Песнопений». И я понял, что сказки кончились: что нет «вирты», что я все еще жив, и что мне страшно. А «Кронос» - четыре Харона в черном - дружно взмахивал смычками вместо весел. И в такт покачивался краснобокий бриг «Сандерса».
Михаил Володин,
автор песен, живет в Бостоне и в Москве
От редакции сайта: Совсем недавно мы рассказывали об этой книге, изданной в 2012 году в Новосибирске. Сегодня, с любезного разрешения одного из переводчиков и редактора издания Евгения Черепанова, мы начинаем печатать полный текст работы немецкого ...
Глава 2. Афро-американская музыка в Южной Америке и Вест-Индии Переселение африканцев в качестве рабов в Новый свет имело принципиальное значение для большей части всего американского континента, не только потому, что негры в то время насильным ...
Глава 3. Афро-американская музыка в Северной Америке Для рассмотрения афро-американской музыки в Северной Америке нам кажется необходимым еще раз упомянуть важнейшие основные линии, по которым происходило развитие американского негритянского ...
Глава 4. Блюз Следствие применения европейских мелодических принципов, использование простых гармонических рядов, при ограничении на главных ступенях нашей функциональной системы можно заметить в спиричуэлс. В блюзе же это, принятое в среде ...
Глава 6. Конец классического джазового стиля и начало эры свинга Подражание джазовому стилю белыми музыкантами соотносится с тем периодом времени, когда классический джазовый стиль Нового Орлеана только начал образовываться. В 1892 году был создан ...
Глава 5. Архаический и классический джазовый стиль в Новом Орлеане и Чикаго Все, рассмотренные до сих пор, вокальные формы афро-американской музыки в Северной Америке являлись в большей или меньшей степени негритянским достоянием, по крайней мере, ...
Боязнь сцены считается нормальным явлением среди актёров, но музыканты часто к этому не готовы. Оказавшись на сцене перед публикой в непривычной ситуации, они вдруг поражаются, обнаружив, что во рту пересохло, ладони вспотели, а в голове пустота. ...
Чтобы хорошо играть джаз, музыкант должен иметь хороший слух, но всё-таки вполне возможно преуспеть в джазе, будучи музыкально неграмотным. Самый яркий пример тому – Эрролл Гарнер. У Эрролла был потрясающе тонкий слух: как правило, ему было ...
Развивая свою музыку, джазовые музыканты находили приёмы игры, которые отличались от традиционных. Некоторые из специфических джазовых звуков извлекались дутьём в инструменты нетрадиционным способом, использованием необычной аппликатуры, ...
Джазмены были обеспечены работой везде, где был спрос на весёлую музыку. В начале 1900-х годов чёрные и креольские районы Нового Орлеана были в этом отношении особо благоприятными, поскольку музыка там составляла неотъемлемую часть жизни. Однако ...
Представляется уместным в книге под названием Jazz Anecdotes одну главу посвятить слову «джаз» как таковому. Попыток дать точное определение этого слова было множество, но ни одна из них не была успешной. Некоторые исследователи обнаружили его корни ...