Джаз с фронта и кухни: наши в Израиле (часть 3)

Всякий раз, бывая в Тель-Ави­ве, я непременно иду в этот пере­ход. Там и сейчас поигрывают му­зыканты, но поодиночке и без ан­шлага. Время, может быть, серь­езное, не столь располагающее к веселью.


И вообще, господа, не отсижи­вайтесь на своих американских кухнях, не изводите себя нос­тальгией. Время, конечно, ушло, но людей из той поры еще пре­достаточно, появляются и новые имена. Посещайте клубы, слу­шайте живую музыку, общайтесь с себе подобными. А если Вы го­рячий поклонник джаза, если Вы дока в вопросах бизнеса, да еще если у Вас возникнет бредовая идея помочь (чем черт не шутит) этому оркестру, там, Наверху, это будет занесено в Книгу акти­вов.

Может быть, Вас воодушевит удивительный пример горячей любви к этому виду искусства московского пианиста, датского бизнесмена, шестидесятника Виктора Лифшица. Джазмен из окружения Виталия Клейнота, обладающий безупречным му­зыкальным вкусом, Витя взял под свое крыло массу москов­ских музыкантов. Под его фир­менным знаком "JVL" выступают квартет ведущих московских тенор-саксофонистов и биг-бэнд, в котором собраны и талантливая молодежь, и ветераны. Я не сильно посвящен в безусловные трудности ведения такого дела, немного пугает и возможная не­долговечность этих проектов, но факт налицо. Именно в такой це­леустремленной личности нуж­дается сейчас HED Big Band, го­товый к выступлениям доброт­ный джазовый оркестр.

Мне на себе пришлось испытать Витину хватку. В 70-х, Виктор, научный сотрудник Института нейрохирургии им. Бурденко, преподносил своим коллегам истинные подарки, ангажируя на институтские вечера отдыха джазовых музыкантов. Однажды предстоял новогодний вечер, на котором должны были играть трубач Виктор Гусейнов, альт-саксофонист Валентин Ушаков, гитарист Алексей Кузнецов, басист Алексей Исплатовский и сам Виктор за роялем. Барабан­щиком он выбрал меня. К его ве­ликому удивлению, у меня, тогда молодого сотрудника НИИ, сво­их инструментов не было. Но свое решение он менять не стал, через неделю нужен был ему именно я, и все тут. Дав взаймы определенную сумму и устано­вив недельный срок, Витя выну­дил, просто заставил меня сде­лать невозможное. Апьт-саксофонист Виктор Алексеев обес­печил меня списком московских барабанщиков всех времен; проводя телефонный "марке­тинг", я вызвал справедливое возмущение многих, кому, на­верное, было не совсем прият­ным напоминание об их былой причастности к лабухам. В конце концов с помощью моего при­ятеля барабанщика Алика Салганика я обзавелся приличным "тройником" (бас-барабан, ма­лый барабан и тарелка — ред.) и отыграл один из моих самых за­помнившихся вечеров: витины сотрудники принимали музыку на ура. Потом тройник постепен­но оброс до нормальной уста­новки, и я мог поигрывать, под­рабатывать. Может быть, и сей­час кое-какие барабанные час­ти, оставленные мной на Ближ­нем Востоке, привносят свое звучание в общий саунд музы­кального Израиля.

Жаль, что не могу рассказать об эйлатском биг-бэнде — за время короткого пребывания в этом городе не успел познако­миться с ним. Знаю только, что руководил им тогда ленингра­дец Володя Габай, и большинст­во состава было из русскоязыч­ных.

Не довелось мне пока позна­комиться с существующим в Холоне биг-бэндом, которым руко­водит луганский музыкант Воло­дя Островский.

Считаю своим долгом вспом­нить добрым словом и прияте­лей, которые какое-то время жи­ли в Израиле. Черновицкий му­зыкант Ефим Шехтер, импозант­ный, всегда одетый с иголочки, в затемненных очках, прочно за­нял место в моей памяти. В 60-х на Украине, по-видимому, счита­ли, что еврейская молодежь и так достаточно образована; так что он, в числе многих других, вынужден был учиться в россий­ском воронежском вузе. А может быть, это была мудрая страте­гия —с помощью своего старше­го, не всегда в меру щедрого, брата республика повышала уровень образования всех слоев населения. Так или иначе, но уже в 70-х я часто встречал на киевском Крещатике своих про­двинутых знакомых — "воро­нежских" кандидатов и докторов наук. Фима прилично играл на альт-саксофоне и почти каждый вечер музицировал с нами в мо­лодежном кафе.

Однажды он меня очень уди­вил. Забрели мы с ним в кафе в выходной для оркестра вечер. Народу полным-полно, все из­нывают без живой музыки. На сцене кто-то пиликает на аккор­деоне. Фима говорит: "Принеси- ка из музыкалки тройник", а сам пошел к аккордеонисту. Ну, ду­маю, очередная фимина хохма, на которые он был очень горазд. Я притащил тарелку, малый ба­рабан и хай-хэт, бас-барабан стоял на сцене. Установив темп чуть выше среднего и ритм "ум- ца, ум-ца", он весь зал поставил "на рога". Вот это был сюрприз! Он на аккордеоне выделывал такое еврейско-молдавско-не знаю еще-какое, пульсировал так, что я буквально был разо­рван на части. Ну, думаю, повез­ло тем свадьбам, где играл Фи­ма. Потом, по его инициативе, к нам приехала команда черно­вицких джазистов, в которой он играл. Оказалось, что они все такие же заводилы.

А уж этот эпизод просто грех не рассказать. Ростовский акти­вист джаза, тоже, к слову, аккор­деонист, Рафик Туишев пригла­сил наш состав принять участие в большом концерте, на котором выступапи джазовые коллекти­вы из разных городов. Вечером, после концерта, музыканты по заведенной традиции собра­лись в самом большом номере ростовской гостиницы "погово­рить за джаз". Тогда, да еще по­сле выступления, это считалось святым делом. По всем углам только и судачат о том, кто кого слышал, кто с кем и как играет, кто сбил долю в ритме и тому по­добное. Когда один из ораторов вошел в полный раж, фимина ру­ка легпа ему на плечо. На вопро­сительный взгпяд Фима серьез­но выдал: "А ты любишь анекдо­ты?" Полная возмущения пауза. Я в недоумении тоже на стороне негодующих. Не верю своим ушам. Прервать разговор о свя­том!
"Ну, люблю...".
И тут началось!
Анекдот — конечно же, от­дельная тема, а анекдот от Фи­мы — это, что называется, тема в теме. После первой байки все стояли молча с открытыми рта­ми, заметно меняя настроение. После второго анекдота — за­ржали. В середине 60-х этот жанр культивировался, был на взлете, и все мы, казалось, были достаточно в нем искушенными, но анекдоты от Фимы сражали наповал. Начал он где-то около 11 часов вечера и излагал до ут­ра без перерыва. Номер был битком набит сбежавшимися из других комнат, стоял дикий, ис­терический хохот. Под утро, обессиленный, я ничком рухнул на койку, голова раскалывалась от боли, а Фима все травил и травил, выдавал замешанную на идише гремучую русско-укра­инскую черновицкую смесь. Он рассказывал уже не анекдоты, а какие-то были, просто говорил... А мы все хохотали и хохотали, разбитые напрочь.

Около 6 часов утра с серьез­ной, измученной физиономией и выпученными (наверняка от головной боли) тазами теперь уже Фиму остановил вопросом президент донецкого джаз-клуба Виктор Дубильер: "Ты у нас будешь?''. Через несколько не­дель нам предстояло выступле­ние на очередном Донецком джаз-фестивале. Получив ут­вердительный ответ, Виктор буркнул: "Я тебя познакомлю...".

Заявляемся в Донецк. У поез­да нас встречает Дубильер, а за спиной у него какой-то полнень­кий человечек с хитрющей мор­дой, по всем признакам напич­канный анекдотами. Здороваем­ся, обнимаемся. "А где Фима?"— спрашивает Витя. "А нет его, — отвечаем, — уехал на ПМЖ домой, в Черновцы". Вы бы ви­дели, как поник витин спутник! Да и сам президент был разоча­рован — сорвался такой "джэм", который мог бы отдельной стро­кой быть записан в историю представительных донецких джазовых фестивалей.

Затем, по слухам, Фима эмиг­рировал в Израиль. И, конечно же, первым желанием Гдалия Левина по прибытии в эту страну было найти нашего старого то­варища, но тот уже был где-то в Нью-Йорке. Ау, Фима! Ты где? Очень надеюсь, что тебя не за­дел недавний нью-йоркский кошмар.

Саксофониста Виктора Алек­сеева хорошо помнят и москов­ские, и тель-авивские его дру­зья. Поиграв соло на тель-авив­ской набережной, в местном "Карнеги-Холле", на "Арбате" и его окрестностях, Витя пере­брался в Нью-Йорк. Неутоми­мый московский джазовый орга­низатор, коллекционер, своеоб­разный музыкант, Виктор в 70- 80-х годах принес огромную пользу клубному движению род­ного и горячо любимого им горо­да. Сейчас в Москве большое количество джазовых музыкан­тов, и ему было бы, где развер­нуться. Я видел пару лет назад, с какой тоской он смотрел на об­становку раскрученного Алек­сандром Эйдельманом "Джаз- Арт Клуба" на Беговой, 5.

В Америке, и особенно в Нью- Йорке, обосновалось множест­во наших джазменов, часто ста­ли наезжать туда и новые джазо­вые россияне. И там, за океа­ном, Витя устраивает концерты с их участием, памятные вечера, играет сам. Там тоже нужны свои люди. Так что будем считать, что Витя был полпредом джазовой Москвы в Нью-Йорке. Почему был? Да потому, что и тут ВРЕ­МЯ не оказалось на нашей сто­роне — он умер... Пусть и ему земля будет пухом. Так что мес­то полпреда в Нью-Йорке ва­кантно.

Вернемся на некоторое время в Цфат, где теперь живет мой друг. Здесь, в его апартаментах, по мере поступления финансов, близится к завершению долгост­рой студии звукозаписи, потре­бовавший основательной пере­стройки квартиры. Но я уверен в благополучном завершении этой серьезной затеи, так как техническими консультациями помогает ему тбилисец Володя Гогоберидзе, человек энцикло­педических знаний, мастер на все руки; инженер-акустик и ме­дик по образованию, он прекрас­но знает аудио- и видео-аппара- туру, хороший дизайнер, поэт, меломан.

В этой студии хозяин, вместе с художником-фотографом Са­шей Токаревым и web-дизайне­ром Женей Львовым, создает звуковое сопровождение к рек­ламному компакт-диску о Цфате. В основе диска — серия чу­десных Сашиных фоторабот. Демонстрационная версия гото­ва, но для завершения работы необходима финансовая под­держка, которую они ждут от ме­стных властей.

Забредают в студию друзья из богемы Старого Города; благо, он рядом. Одних интересуют тонкости компьютерного редак­тирования музыки, другие при­ходят послушать джаз или за со­ветом по приобретению хоро­ших записей. Кстати, в этом го­родке есть прекрасный магазин "Русская книга", который содер­жит минчанин Саша Гурин, и де­ло свое, надо сказать, знает. Это магазин-клуб, в котором посто­янно тусуется читающая русско­язычная интеллигенция, имея возможность приобрести любые новинки. Здесь есть небольшая, но насыщенная классикой и джазом секция аудиокассет рос­сийской фирмы "Росмэн", джа­зовую политику которой опреде­ляет хороший мой знакомый, за­ядлый московский фэн Сережа Ленский. Эта продукция расхо­дится на ура. И, конечно, к Леви­ну на сессии звукозаписи часто приезжают музыканты, которые совмещают полезное с прият­ным, ибо район Цфата — это прекрасный уголок природы, рай для туристов.

В десяти километрах от Цфа­та есть божественное местечко — город Рош-Пина с аккуратны­ми зелеными улочками и коло­ритными их обитателями, тоже пристрастившимися к джазу. (Рош-Пина — "Краеугольный ка­мень" — небольшой городок, уютно расположенный на скло­нах горы Ханаан в 25 км к северу от озера Кинерет. Здесь живет небольшая группа субботников, бежавшая в Палестину от рели­гиозных преследований в Рос­сии еще при царском режиме. Здесь находится развилка до­рог; на север — к Ливану и на восток — на Голанские высоты. Часто здесь собираются музы­канты, которые приезжают в пят­ницу — отдохнуть, пообщаться, поиграть. — авт.)

Мы садимся "на хвост" сверд­ловчанину, пианисту-клавесинисту Саше Розенблату, который подбрасывает нас в Рош-Пину. Он живет неподалеку; и вечером мы наверняка встретимся с ним и его женой Машей Орлович, ленинградской художницей цфатского Старого города.

На одной из улочек Рош-Пины мастер по имени Миха содержит мастерскую, открытую так, что можно наблюдать процесс изготовления изделий из кожи; при мастерской — небольшое кафе, расположенное вдоль тротуара рядом — обширный, окруженный огромными деревьями двор, в котором для обозрения расставлена приведенная в по­рядок старинная сельскохозяй­ственная техника — всевозмож­ные плуги, бороны, косилки.

Кафе условно разделено на две части. Одна — для турис­тов, а другая — для местного общества. Традиционно, каж­дую пятницу, в летней кухне за мастерской Миха готовит пол­ный огромный казан фасоли вперемешку с разобранными на части цыплятами и на малень­ком огне оставляет его горячим на весь Шаббат. Его друзья и знакомые, в число которых вхо­дят и музыканты, по негласно заведенному порядку беспечно восседают в "своей" части ка­фе, оборотясь к улице, попивая арак (анисовая водка), сухое вино, покуривая, лениво пере­говариваясь и наблюдая за ту­ристами. В ком проснулось чув­ство голода, направляется к ка­зану за постоянно готовым блю­дом. Здесь к его услугам белый хлеб, тарелки, приборы, моеч­ная раковина.

Чтобы хоть как-то понять при­чину такой гостеприимности, нужно видеть при этом состоя­ние Михи—с лица, украшенного эспаньолкой, не сходит блажен­ная улыбка с прищуром, он сча­стлив. Миха постоянно в движе­нии, но замедленном, с ленцой — то сопровождает в увешан­ную ковбойской утварью мас­терскую изумленно озирающих­ся туристов, забредших сюда в Шаббат; то уделит пару минут млеющим приятелям, гостям; прогуливается на другую сторону улочки в мастерскую, где вла­ствует его сосед Лени, кудрявый художник — мастер по стеклян­ным витражам. Тут же, в мастерской Михи, ча­сто спонтанно происходят дже­мы свободного музицирования в разнообразных стилях — от вос­точных до музыки кантри. Сам хозяин — неплохой перкуссио­нист.

Оставив здесь инструменты, подкрепившись из михиного казана и поболтав со знакомыми, 1мы отправляемся на прогулку по живописному городку с заходом в небольшое кафе, где встреча­емся с американцем Гершеном, отлично исполняющим блюзы под гитару. Он перебрался на ПМЖ сюда. Вообще, таких немало. Еще один знакомый "штатник" Дэвид, тоже гитарист, с высшим американским образованием1 по компьютерной музыке, прожив несколько лет в тихом Цфате со своей французской женой и произведя на свет пару детей, выписал из благополучного0 мирного Парижа тещу; и они всем кагалом перебрались сюда в поселение на палестинских территориях. А теперь, когда началась интифада, у Дэвида постоянно за поясом пистолет, а теща, чтобы защитить внуков, шастает там с карабином за спиной.

Периодически мы наведываемся на нашу временную базу к Михе, где мизансцена практиче­ски не меняется. Правда, один раз я видел это общество, как мне показалось, с оттенком то ли грусти, то ли озабоченности на лицах, ибо прошел слух, что полиция обнаружила накануне неподалеку укромную планта­цию конопли и уничтожила ее.

К первым звездам местная "богема" перебирается в малю­сенькое кафе, примыкающее к мастерской Лени. Подъезжают и наши друзья из цфатского Квар­тала художников. Частенько за­глядывают сюда молодые пары, приезжающие в Рош-Пину на­сладиться ароматом этого чу­десного уголка, где гулять можно всю ночь. Появляется и борода­тый Гершен с гитарой. Наверня­ка придет гитарист Эли Маген, внук русского композитора Алек­сандра Николаевича Скрябина. В крохотном кафе аншлаг. Впе­реди — Шаббат, отдых, приятное времяпрепровождение.

И снова мы в Цфате, на аме­риканской кухне, смакуем вы­лазку в Рош-Пину, слушаем по­следние малоутешительные из­вестия, передаваемые радио­станцией "Рэка". Где-то свиреп­ствуют террористы, где-то бом­били, с обеих сторон есть погиб­шие, раненые. На самом-то де­ле, не где-то, а совсем рядом, изо дня в день, из года в год. Страна в постоянной борьбе с террором.

И вот, уже не на кухне, а в зале московского "Джаз-арт клуба" мы общаемся с дорогим гостем клуба, москвичом Володей Кравченко. Уже несколько лет живет он в Холоне, что под Тель- Авивом, но в дела клуба посвя­щен настолько, что не мы, а сам Володя рассказывает о нем сво­им спутникам. Алик Эйдельман с жаром рисует ему баталии на­ших летних "Джазовых парохо­дов", и на такое мероприятие 2002 года Володя уже заброни­ровал себе билет. После расска­за о моих израильских похожде­ниях он воодушевился перспек­тивой встречи с HED Big Band'OM, многие музыканты ко­торого тоже живут в Холоне.

Надо сказать, что он был удивлен обилием имен, многие из которых ему известны. А ведь я упомянул только тех, с которыми знаком близко, с кем часто доводилось встречаться. Но я знаю, что там живут, окру­женные себе подобными, до­нецкий скрипач Боря Савчук, московский пианист и аранжи­ровщик Игорь Перчук, черно­вицкий трубач Абрам Агашкин, московкий скрипач Эмиль Кунин, рижский саксофонист Бо­рис Гаммер, минский пианист и педагог Илья Рахлин, ивановско-минский гитарист Юра Ти­мофеев, днепропетровский трубач Алик Антокольский, мин­ский пианист Игорь Наймарк (племянник известного минско­го пианиста Алика Эскина)...

Господа, не стесняйтесь на­зывать имена тех, кто по каким- то критериям не попал в рос­сийскую джазовую элиту, рас­сказывайте о достоинствах сво­их друзей, знакомых, говорите об этом им самим. Наверняка есть что сказать. Бывает одного доброго слова достаточно, что­бы человек вышел из депрес­сии, поверил в себя. Плохое ос­тавьте до недалекого лучшего будущего. Мы живем пока во времена острого дефицита до­брожелательности, с искажен­ными понятиями о правилах со­циального общежития. Не изо­щряйтесь, не стоит создавать себе имидж за счет выдержан­ных по форме, но пренебрежи­тельных, часто необъективных и некомпетентных оценок. Да­вайте жить дружно!

Надеюсь, что не очень утомил вас сумбурным путешествием по Израилю, многочисленными заочными знакомствами.

Вы, в свою очередь, сидя на своих американских, европей­ских, российских, израильских и тому подобных кухнях, возьмите лист бумаги, ручку или каран­даш и сделайте свой первый шаг к укреплению объединяющего нас душевного слоя — набро­сайте список единомышленни­ков. Сами увидите, что их не так уж мало. А там, смотришь, и рас­сказать что найдется. Помните о Книге активов Небесной канце­лярии!

Георг Искендер, Москва
Литературный редактор — Игорь Рыбак (Мюнстер, Германия)



Jazz-Квадрат, №2,2002