Москва, как и любой мегаполис, таит в себе множество соблазнов, в том числе джазовых. Повинуясь одному из них, я неторопливо шагаю к пропитанному джазом нескольких поколений месту — знаменитому Саду "Эрмитаж". Предвкушаю наслаждение от заключительного концерта ежегодного международного джаз-фестиваля. Усилиями страстно преданных идее — композитора Юрия Саульского и продюсера Михаила Грина — это мероприятие дарит нам красоту музыки и роскошь общения.
Выйдя со станции метро "Маяковская" на Садовую-Триумфальную улицу, миновав ресторан "Ампир", Воротниковский переулок, пробежав взглядом по шикарным витринам магазина "Мир музыки", я должен был спуститься в новый подземный переход, ведущий на Садовую-Каретную и далее — к "Эрмитажу". Но ноги почему-то не послушались и понесли меня вправо, по улице Чехова (теперь Малая Дмитровка), до конца одного из кварталов. Теперь надо еще разок свернуть направо, и вот я на улице Медведева (это имя прочно засело в памяти). Ан нет, улицей Медведева она была с 1959 по 1994 год, а потом ей вернули историческое название — Старопименовский переулок. Название-то поменяли, а с 70-х годов прошлого века почти все сохранилось, как было. На своем месте высится огромный жилой дом с полуподвалом, над которым все те же слова: "Синяя птица" — ресторан, открытый круглые сутки. Напротив — одноэтажный дом дореволюционной постройки, с фигурными решетками на окнах — памятник, охраняемый государством. Чуть правее — жилой дом с прежним Комбинатом гардеробного обслуживания; на стене красуются знакомые мемориальные доски: в этом доме жили писатель Герой Советского Союза Дмитрий Николаевич Медведев и народная артистка СССР Ксения Георгиевна Держинская. Вдали видны машины, пробегающие по ул. Горького (ныне Тверская). Еще
дальше, на Площади Восстания (теперь Кудринская), проступает "высотка".
Тут на меня, как водится и как обычно пишется, "накатили воспоминания", и я медленно прошел по бывшей улице Медведева до Воротниковского переулка, поглазел вокруг, потом вернулся к "Птичке", потоптался у входа, заглядывая в зарешеченные окна — одним словом, изо всех сил старался представить самого себя в начале 70-х годов. А надо вам сказать, что вокруг дверей все очень напоминает вход в парижский джаз-клуб "Blue Note" из фильма Бертрана Тавернье "Около полуночи". Помните кадры, где молодой герой фильма под проливным дождем слушает своего кумира, воспроизведенного Декстером Гордоном? Там такие же окна на уровне тротуара, похожий вход, какая-то меланхолия в атмосфере и даже цвет, обозначенный на вывеске клуба.
В конце концов, мне удалось справиться с "машиной времени", и вот я стою, словно неприкаянный, в совершенно пустом переулке.
И вдруг, как в кино (не в упомянутом, а вообще) подкатывает автомобиль, а в нем — мой приятель, с которым в начале 70-х мы обивали пороги этого кафе. Проезжая по улице Чехова, он тоже бросил ностальгический взгляд в сторону "Синей птицы" и у входа увидел меня. Нет, элемент мистики частенько вторгается в жизнь! С Симоном Авалиани, страстным джазфэном, у которого водились самые свежие фирменные долгоиграющие пластинки, мы познакомились здесь, а потом нет-нет, да и сталкивались на какой- нибудь джазовой "сходке".
В то время для меня и моих единомышленников самым мощным магнитом были джазовые кафе-клубы, к которым нас тянуло каждый вечер.
Я начинал вечерний обход с кафе "Печора", что на Новом Арбате (тогда — проспект Калинина). Если там играл квартет альт-саксофониста Алексея Козлова, попасть в зал было совсем несложно, так как эти концерты вел мой приягель Влад Лихачев — один из преданных фанатов и активист джазовых клубов 60-70-х годов. Квартет Козлова был очень популярен. В нем с Алексеем играли совсем молодые: Игорь Яхилевич на фортепьяно, еще вполне изящный Анатолий Соболев на контрабасе и Михаил Кудряшов на барабанах. Если же выступал какой- нибудь другой состав, то мы проникали в кафе "по знакомству" со швейцаром дядей Колей. Техника была примитивна: кто-то подходил ко входу и, поймав дяди-Колин взгляд, приклеивал ладонью к стеклу ’ огромную" взятку — 1 рубль. Много позже, на памятном вечере, посвященном 20-летию кафе "Печора", мы увидели нашего благодетеля, и он нас с Владом узнал.
После "Печоры" мы направлялись на улицу Горького брать на абордаж "КМ". Вот в это "Кафе Молодежное" попасть было не так легко. Но и туда мы проникали, призвав на помощь и хитрость, и уговоры, а иногда и силу. Особенно я стремился в "КМ", чтобы послушать тенор-саксофониста Владимира Сермакашева. В один прекрасный вечер проблема "прорыва" в "КМ" разрешилась необычно и памятно. Многие подтвердят, что тогда в нашей среде наличие бородки часто заменяло визитную карточку. Слонялся я как-то раз вдоль стен переполненного "КМ" безо всякой надежды проникнуть внутрь, подошел к широченному окну, за которым играл оркестр, и стал наблюдать за руками барабанщика (мое любимое занятие). Володя Аматуни заметил меня, посмотрел с интересом, что-то сказал музыкантам (те покосились на окно), встал из-за барабанов, вышел на улицу и, ни слова не говоря, провел меня, совершенно незнакомого человека, в кафе. Наверняка он забыл этот эпизод, но "везунчики" такие благородные жесты всю жизнь помнят. Вечера с Сермакашевым я досиживал до конца, а потом отслеживал очередную площадку, где собирался играть мой кумир, чтобы непременно там очутиться. Последним местом, где можно было послушать этого музыканта, вплоть до его отъезда в США, было кафе "Октябрьское" на Калининском проспекте. Там в начале 70-х вместе с ним играли: Валерий Пономарев на трубе, Владимир Кочаров на фортепьяно, Юрий Тушинский на контрабасе и Борис Новиков на барабанах.
Следующим вечерним этапом было джазовое кафе "Ритм", которое сравнительно недолго просуществовало в полуподвале жилого дома на улице Фадеева (теперь ул. Чаянова). Там верховодил мой приятель Александр Салганик, опытный авиационный инженер и видавший виды барабанщик. А уж коль скоро с ним в одном конструкторском бюро работал Влад Лихачев, то понятно, что попасть в "Ритм" нам труда не составляло.
Так вот, именно из кафе "Ритм" мы обычно и держали путь туда, где летом 2001 года стоим с Симоном и никак не можем наговориться, перебивая друг друга, вспоминая все и всех.
В 60-х "Синяя птица" знала, конечно, лучшие времена. В ней отметились действительно знаковые фигуры из среды отечественных джазмэнов — Владимир Сермакашев, Виталий Клейнот, Андрей Товмасян, Валерий Пономарев. Я упоминаю тех музыкантов, за которыми в те годы следил пристально, выбранный путь в джазе которых не вызывал никаких сомнений. Темы, завораживающие "фирменные" гармонии, джазовая фразировка, свинг, энтузиазм музыкантов — просто фантастика!
Однако и в 1971 году в "Птичку" прорваться было проблематично. Внутри и снаружи всегда полным-полно народу, просто толпа, а на входе — дружинники. Где ты, дядя Коля?
Здесь нужно было подождать перерыва в выступлении оркестра, когда из преисподней, иначе не назовешь, появлялся рыжебородый добряк. По каким-то своим критериям он из толпы выбирал страждущих и уверенно протаскивал их сквозь заслон дружины. С тех пор и по сей день мы с этим человеком добрые приятели. Это — тромбонист Игорь Заверткин, который часто появляется на джазовых сценах Москвы. Тогда молодой ученый, вплотную занятый подготовкой диссертации, он все свободное время отдавал своему увлечению.
Внутри, в небольшом помещении было настоящее пекло — народу битком, многие стоят, сквозь табачный дым с трудом можно рассмотреть сидящих за дальними столиками, потолок весь в разводах от протечек. Но туда тянуло неудержимо.
Здесь поочередно, с одним выходным в неделю, играли два состава. В одном составе: Николай Громин на гитаре, Владимир Миролюбов на бас- гитаре и ныне покойный Валентин Погожев на ударных. Среди многих других постоянным гостем у них был друг Громина — Алексей Кузнецов.
Второй состав: Всеволод Данилочкин на баритон-саксофоне, фортепьяно и бас-гитаре (каково сочетание!), Игорь Заверткин на тромбоне, Виктор Фридман на фортепьяно и бас-гитаре и Валентин Погожев на барабанах. Редко случалось, когда Алексей Кузнецов не приходил и в этот состав. Алексей, если не был занят в других выступлениях и концертах, времени даром не терял — оттачивал здесь свое мастерство.
Мой прорыв в "Синюю птицу" пришелся очень кстати Вале Погожеву, которому помимо основной инженерной работы вечерами приходилось играть в двух составах. Несколько слов о нем. Это был очень приятный в общении, доброжелательный человек. На барабанах учился играть у Валерия Буланова, долгое время аккомпанировал Николаю Громину. В последние годы своей жизни весьма удачно вел бизнес. У него была мечта — создать джаз-клуб. Этим он поделился со мной, уходя в больницу на серьезную операцию. Оттуда Валя не вернулся. Пусть земля ему будет пухом.
Самый дорогой мне вечер в "Птичке" был в разгаре. Мы с Владом примостились где-то возле эстрады. Уже вовсю играет оркестр, на сцене расставлены барабаны, но... барабанщика все нет и нет. А у меня в то время почесывались руки — года два они не держали палочек. В голове крутилась шальная мысль — взобраться на сцену. Я знал о непростых отношениях на сценах московских джаз-клубов. Подобная попытка могла оказаться чреватой неприятностями — доводилось видеть, как иного смельчака провожали со сцены пинком в зад, без всяких церемоний и оценок его вклада в искусство. Хотя... Можно было бы назвать имена некоторых пострадавших, равно как и их судей, в дальнейшем сделавших себе солидные артистические карьеры.
Одним словом, я уже перед тарелкой и щелкаю по ней палочкой. Игорь Заверткин повернулся и говорит: "Давай- давай, садись!" Отыграли пьесу на три четверти. Вот-вот начнем играть следующую. Я попытался выяснить, что будем играть, а Игорь мне: "Тебе понравится". Ничего не скажешь, обнадеживает, но ничего не проясняет — ни названия темы, ни ритма, ни темпа. Кто-то уже считает: "Раз, два, три, четыре" с частотой примерно 140-150 четвертных нот в минуту. Темп не утомительный, играю на четыре четверти. С первых же тактов по характеру музыкальных фраз понимаю, что играю очень медленно. Стал играть в дубле, то есть в два раза быстрее, и чувствую, что к концу пьесы моим давно не тренированным рукам несдобровать. Зачем, думаю, понадобилось играть в таком бешеном темпе? Музыканты косятся на меня. Что-то мне пытается объяснить Алексей Кузнецов, но безуспешно — я не могу его расслышать. В конце концов, он рукой по гитаре начинает стучать восемь восьмых. Я не ожидал такой ритмической подложки в джазовой пьесе, но с готовностью сваливаюсь на этот размер. Вот теперь моим рукам хорошо! Словно тяжелый груз сбросил. А в зале за столиком сидит какой-то парень в очках и улыбается. "Какой понятливый, думаю, — только тебя еще не хватало!"
Поскольку все джазовые точки были в центре города, в них побывала масса народу. В те времена завсегдатаями джазовых клубов были многие молодые киноартисты, некоторые из которых тут же пробовали себя в необычных для них ролях джазмэнов. А бывало, что забредет какая- нибудь танцевальная группа и давай человек в 8-10 отплясывать заранее подготовленный танец. Или кто-то страстно захочет петь и карабкается на сцену; вот таким-то горе-вокалистам и доставались иногда пинки. Бывали и нелепости: на сцене музыкант только настраивает инструмент, а в зале уже самозабвенно танцуют несколько пар.
Помню один потешный случай. Как-то еще в 60-х в Воронеже мы с моим другом Юрой Василевским в приподнятом, скажем так, настроении, зашли в переполненное молодежное кафе. Был перерыв, и оркестр отдыхал в музыкальной комнате. Юра был очарован ударными инструментами, но не играл на них. Я, в свою очередь, был абсолютно никакой пианист. Пользуясь отсутствием на сцене наших приятелей-музыкантов, я предложил ему сесть за барабаны. Юра, полагая, что я буду ему что-то показывать, отреагировал на это с энтузиазмом. Пока он гнездился за установкой, я сел за пианино и с чувством положил локти на клавиатуру, затем пальцами и ладонями стал извлекать из него бессмысленные неритмичные фрагменты. Какое-то время "барабанщик" смотрел на меня в полном недоумении, а потом закатил такой же хаос на ударных. Мы с серьезным видом куражились, оттягивались. Музыканты, наверное, какое-то время прислушивались, видно пытаясь определить, к какому же "стилю", "течению" отнести подобную организацию звуков, а когда с в выпученными глазищами выскочили из "музыкалки" спасать инструменты, натолкнулись на толпу танцующих под наш стеб.
Но вернемся в "Синюю птицу" к моему "дебюту". Через пару вещей без приключений с моей стороны исполняем босса-нову. Кто-то заканчивает квадрат, вдруг подходит ко мне Заверткин и выдает: "А ну- ка, ковырни". Это он дал мне соло! Ну не изверг? Деваться некуда — сижу, ковыряю что- то близкое к аккомпанементу, пытаясь разнообразить его. Музыканты с улыбками наблюдают за моими муками. А в зале сидит все тот же очкарик и ржет от удовольствия. "Вот тип!- думаю. — Откуда только такие берутся?" В перерыве он подходит ко мне. Знакомимся. Так это хозяин барабанов Валя Погожев! А весело ему так было оттого, что с ним в свое время приключилась похожая история. Как-то играли они на концерте в Риге. Заканчивая импровизацию, Громин наклонился к нему и говорит: "А ну-ка, ковырни, Валь". Сказал и отправился за кулисы. Валентин, поставленный перед фактом, в ужасе "отковырял". А кто из барабанщиков может сказать, как часто ему приходилось играть соло в босса-новах, да по целому квадрату? А если и приходилось, то сможет ли он припомнить, когда это было в последний раз? Этот случай он рассказал музыкантам, те намотали на ус и время от времени тешились над нашим братом.
В конце концов, ребята предложили мне играть с ними, а Валя любезно предоставил возможность целый год с лишним, до самого закрытия легендарного кафе, пользоваться его замечательными инструментами. Удобнее этой установки я просто не встречал, большего комфорта не ощущал ни за какими фирменными барабанами. Валины инструменты были изготовлены искусным мастером Владимиром Рамзани. Я не знаком с этим человеком, но с его работами встречался не раз. Погожевская установка была особенной, сделана с учетом многочисленных пожеланий, под его фигуру, а мы с ним были одной комплекции. Валентин очень дорожил этими барабанами, продавать их не стал, хранил дома как память. Напомню, Валя был вполне благополучным и благодарным учеником Валерия Буланова.
Пару слов о барабанах учителя. В то время советские барабанщики играли в лучшем случае на "Люфимах", "рамзаниевских" (ручной работы), и "Премьерах". А за установки "Premier" огромное отдельное спасибо бывшему музыканту оркестра Эдди Рознера заслуженному артисту России Борису Матвееву. Как только из Англии в нашу страну по бартеру начали поступать эти барабаны, он был приглашен в качестве эксперта и оценил их с таким умом, что преподнес неоценимый подарок многим и многим советским "барабанщикам без барабанов".
Небольшое отступление, В Тель-Авиве на витрине отдела музыкальных инструментов самого модного торгового центра "Дизенгоф" выставлена не для продажи, а для обозрения полная стационарная установка "Premier", выполненная под золото, с массивными стойками и ножками, похожими на львиные лапы. А на табличке под ней: "Легендарная ударная установка "Premier" начала бО-х годов". Ручаюсь, что такой у нас в продаже не было; наверное, эта модель уж очень дорого стоила.
"Профессор" ("официальное" прозвище Валеры Буланова, "Булкиным" его дозволено было называть только немногим, близким коллегам) обладал, ни много, ни мало, самой популярной среди мировых джазовых барабанщиков ударной установкой фирмы "Gretsch". Однажды эти именитые барабаны взял да и подарил Валере какой-то финский дипломат, поклонник его таланта. Не правда ли, не самый плохой способ тренировки души? Ух, ему Там зачтется за эту "ложку к обеду"! Даже не представляю себе реакцию Валеры на такой жест. Фирменные барабаны "Профессора" в нашей стране были музейной редкостью. Все ходили, иногда даже специально приезжали из других городов, посмотреть на них, потрогать, если удастся, а для полноты удовольствия — послушать Валеру.
Конечно же, подобные инструменты были предметом зависти многих, в том числе и нечистых на руку. После одного покушения на это богатство Валера лишился всей дорогой "меди" — набора из четырех шикарных тарелок ’Zildjian", которыми была укомплектована эта установка. По инициативе ныне покойного альт-саксофониста Виктора Алексеева, московское джазовое общество восстановило утрату—в складчину бьм закуплен и подарен Валере равноценный комплект.
Незабываемое время, незабываемые встречи, незабываемые знакомства. Часам к 10 вечера в "Птицу" стекались многие музыканты, некоторые из них были постоянными желанными гостями. Помимо Алексея Кузнецова, в начале 70-х здесь часто выступали саксофонисты Владимир Сермакашев, Александр Пищиков, очень любил поиграть в "Птице" Вадим Вядро (вспомните известный рижский квартет 70-х годов: Вадим Вядро — тенор- и сопрано-саксофоны, лидер; Наум Переферкович — фортепьяно; Борис Банных — контрабас; Владимир Болдырев — ударные). Часто захаживала попеть Валя Пономарева. Из барабанщиков постоянными гостями были ныне покойный Владимир Журавский, Женя Пырченков и Игорь Левин. Все знали, что около 10 часов вечера в кафе начинается джэм-сейшн.
Бывало и так, что на сцене стояла булановская "Gretsch" — Валера никогда не играл на чужих барабанах.
Мы с Булановым жили по соседству. Как-то его пригласили в "Синюю птицу" на джэм-сейшн, и мы с моим другом, контрабасистом Гдалием Левиным, помогли ему доставить установку в кафе. Предложили взять по дороге каких-нибудь напитков. Валера отказался, показав термос. Понятно — месячник здоровья.
Попив чайку из термоса, отыграл Буланов. За барабанами занял место Игорь Левин. За столик уселись: Валера, его друг Анатолий, Гдалий с подругой и я. На столике — наши стаканы с вином и Валерии термос.
Оставив мирно беседующих приятелей, я выбрался на свет Божий подышать свежим воздухом. Возвращаюсь — картина не для слабонервных, в которой еще и не сразу разберешься: Гдалий смотрит на меня с какой-то кривой неопределенной улыбкой, а Валера, глядя на сцену, заливается крупными горючими слезами, разнюнился так, что остановить невозможно.
Я к Гдалию:
— ?! —.. И украдкой указывает на пустой термос.
Я к Валере:
— Что случилось?!
Сквозь ручьи слез:
— Да вот Игорь..., мой лучший ученик!... (Видно, Мастера что-то там не устроило в игре его последователя).
Игорь узрел из-за барабанов эту отчаянную мизансцену и, не дождавшись окончания пьесы, в тревоге ринулся к нам.
— Валера, что с тобой?!
Валера сначала оторопел от такой бурной реакции. Затем с укоризненной улыбкой сквозь слезы:
— Ну что ты там сыграл?..
Кажется, Игорь все понял. Не говоря ни слова, поскольку выражение его лица было достаточно красноречиво, он посмотрел на нас, потом на Буланова, махнул рукой и с той же кривой улыбкой, что и у Гдалия, поспешил на сцену.
Постепенно эмоции за столом утихли, и все спокойно попивали "чаек" из стаканов.
А в конце вечера "Gretsch" пришлось спасать. Выбираемся мы с Гдалием очередной раз на свежий воздух, недалеко от входа маячат какие-то фигуры, а перед нами в снегу лежат два знакомых серых барабана. Пока решали, что делать, появился Валера, который почему-то сам вынес стойки, бросил их в сугроб и — обратно. Кому-то светила хорошая добыча.
Георг ИСКЕНДЕР (г. Москва)
. Литературный редактор — Игорь Рыбак (г. Мюнстер, Германия)
Документы эпохи, даже фрагментарные, порой говорят о значительности явления гораздо больше, чем очень толстые формальные исследования. Читателю "JK" предлагается очерк, посвященный событиям полувековой давности, происходящим тогда в СССР и ...
Мы предлагаем читателю взглянуть на проблему сохранности джазовой истории в целом и на двух небольших примерах сравнить, каким образом возникают джазовые архивы и музеи в Америке и в России. Надеемся, что у этого очень нужного и важного для всех нас ...
Пару месяцев назад появилась книга Рональда Аткинса (издательство "Carlton") "Jazz: The Ultimate Guide" — хорошо изложенный обзор истории джаза, начиная со времен патриархальных. Один из разделов посвящен джазовым великанам — Луису Армстронгу в 20-е ...
В начале 80-х в одном из английских клубов ди-джей Giles Peterson после ставших традиционными экспериментов с acid house и hip hop заиграл то, что сам потом определил как acid jazz. Первоначальный стиль hip hop был кардинально изменен, а то, что ...
Так назвал один из нижеподписавшихся свой доклад на Симпозиуме в германском городе Айзенах. Симпозиум прошел 9 декабря 2000 года при поддержке городского департамента культуры в помещении уникального "Джазового архива". В этом году, как и в прошлом, ...
Альбом 1996 года «Soulful Strut» Гровера Вашингтона-младшего по праву считается кульминационным в его творческой карьере. Прослушивая композиции с этой пластинки, вы чувствуете, что музыкант и его саксофон действительно могут быть единым целым. Эту ...
«Influences» — дебютная пластинка молодой многообещающей команды Empathy Project из Санкт-Петербурга. Альбом вышел на лейбле FANCYMUSIC, его презентация состоялись в июле прошлого года в Северной Пальмире, а известный международный ...
Московское джазовое сообщество (как, впрочем, и любое другое, в т.ч. провинциальное) можно уподобить айсбергу. Надводную часть населяют сплошь "раскрученные* фигуры:. столичный джазовый бомонд, свадебные генералы, непререкаемые в в своих прошлых ...
Соленый воздух с моря щекочет ноздри, перемешиваясь со сладкими запахами экзотических фруктов и цветов, тонущих в южных сумерках. Здесь чувства острее, эмоции ярче, ночи нежнее, а поцелуи горячее. В плане музыки всё это может вместить в себя, ...
От редактора: Один из авторов jazzquad.ru, москвич Георгий Искендер, прислал интереснейшую ссылку на великолепную коллекцию джазовых афиш, дающую впечатляющую панораму советского джаза 60-х - 80-х годов. Афиши тщательно рассортированы по городам. ...
Этот материал был написан Фэзером, в то время штатным музыкальным критиком «Лос-Анджелес Таймс», в конце 1982 года специально для журнала «Америка», вплоть до 1991 г. издававшегося американским правительством для ...
Гибкая стильная обувь — обязательный атрибут образа джазового танцора. Она обеспечивает невероятную свободу движений и позволяет им маневрировать, выполняя сложные шаги и прыжки. Джазовки прошли немалый путь, объединив в себе несколько стилей и ...