Claudio Roditi - Джазового мэйнстрима в Бразилии просто нет

Один из самых известных джазовых трубачей родом из Бразилии, Клаудио Родити, родился в Рио-де-Жанейро 28 мая 1946 г. Первые годы своей джазовой карьеры он пытался играть в своей родной стране музыку, которую он сам определяет как самба-джаз — соединение ритмики бразильской самбы и мелодико-гармонического языка современного пост-бопа. Однако условия на музыкальном рынке Бразилии в 60-е годы требовали играть либо самбу в ее чистом виде, либо, на крайний случай, ее усложненную, изысканную городскую версию — босса-нову. Ни в той, ни в другой музыке не было места трубачу, ориентированному на джазовый мэйнстрим. Поэтому Родити переехал в США, где учился в знаменитом бостонском колледже Беркли, а затем стал одним из признанных мастеров джаза "с латинским привкусом". Славу ему принесла работа в ансамбле кубинского саксофониста Пакито Д'Риверы в 80-е и в "United Nations Orchestra" Диззи Гиллеспи — в начале 90-х.

Клаудио Родити — уважаемый и авторитетный музыкант, хотя сольных записей у него могло бы быть и больше (наиболее значительны среди работ, вышедших под его именем, три альбома, выпущенных под лейблом Reservoir — "Free Wheelin'" (посвящение Ли Моргану), "Samba Manhattan Style" и "Double Standards"). При этом он очень открытый, доброжелательный человек, как многие люди из латинских стран — обладает прекрасным чувством юмора, и, кроме всего прочего, испытывает (в отличие от большинства коллег — урожденных американцев) большой интерес к культурам и народам всего мира. Мы беседуем с ним в отеле, где живут участники джазового фестиваля Лайонела Хэмптона, в маленьком городке Москва, штат Айдахо.

— Ваше происхождение и культурный бэкграунд не слишком-то обычны для американского джазмена. Давайте начнем беседу с этого.

— С моего бэкграунда? Я происхожу из еврейской семьи, которая переехала в Бразилию с Ближнего Востока, из Турции. Многие считают, что моя фамилия звучит, как итальянская, но те, кто знают сефрадский диалект иврита, понимают, что Родити — сефардская фамилия. Я родился в Рио-де-Жанейро, Бразилия. Однако большая часть моего детства прошла в маленьком городке, название которого очень смешно звучит по-английски: Вирджина (по-английски похоже одновременно на слово "девственница" и на название штата Вирджиния — авт.) — хотя по-португальски это читается "Виржинья". Моя мать была оттуда родом, и там я рос, там я начал учиться музыке — меня посадили за фортепиано, когда мне было шесть. Когда мне исполнилось девять, мне подарили первую трубу. Я очень внимательно слушал, как в католической школе позади нашего дома репетировал школьный марширующий духовой оркестр, и однажды пришел в то помещение, где они репетировали, показал на трубы и сказал: "Хочу играть на этом". И мне вскоре подарили трубу. Так что вначалена меня большое влияние оказала маршевая музыка — марши Джона Филипа Сузы и тому подобное. С другой стороны, у нас в городе была школа самбы — где люди готовятся к карнавалу — и там я играл на перкуссии. Точнее, там масса народу играла на перкуссии, потому что самба во время карнавала исполняется в основном в таких аранжировках, где полно перкуссии. Мне это очень нравилось, и я даже дома все время стучал по столу (показывает, как). А когда мне исполнилось тринадцать, году в пятьдесят девятом, я уже стал слушать кое-какой джаз. Это произошло благодаря моему дяде, мужу сестры моей матери, который был американец. Он попал в Бразилию во время Второй мировой, он служил в морской пехоте. После войны он вышел в отставку и остался в Бразилии. На праздники я ездил кним, а у него была коллекция джазовых пластинок — Чарли Паркер с молодым Майлсом Дэвисом, оркестр Стэна Кентона и какой-то диксиленд… Так что с двенадцати-тринадцати лет я слушал джаз.

— Это ведь не было обычным делом для Бразилии?

— Конечно, не было! Это просто цепь случайностей — замужество тетки, муж-американец с коллекцией пластинок… Примерно в это время, в 59-м, моя семья — отец, мать и я — переехала в город Сантус. Это недалеко от Сан-Паулу. И в тот год я начал понемножку играть джаз. Обнаружилось, что и в родне отца есть джазовые люди: мой двоюродный брат со стороны отца играл джаз на фортепиано. В его доме я играл свои первые джем-сейшны… Никогда не забуду — я так стеснялся, что садился под рояль, чтобы играть на трубе! Только чтобы на меня не смотрели (смеется). Вот оттуда, из-под рояля, я и сыграл свой первый блюз… Короче, скоро я стал сам покупать джазовые пластинки — помню, пошел и купил пластинку Диззи Гиллеспи. Примерно в это время — ну, чуть позже — в Бразилии началось время босса-новы, и я стал ее играть.

— Я слышал, что босса-нова, собственно, не была популярна в Бразилии, что ее рассматривали как городскую моду, музыку образованных людей…

— Да-да, так и было, она не была широко популярна. Собственно, только одна песня в исполнении Жильберто была действительно популярна — все остальное для массового слушателя было слишком изощренным. Все эти цепочки сложных аккордов, близких к джазовым гармониям — да это и были джазовые гармонии… В результате босса-нову слушали в основном, действительно, культурные городские люди. Ведь вот еще какая особенность: босса-нова в основном развивалась не как клубная, а как домашняя музыка! Ее играли не в клубах, а на домашних вечеринках. Дело в том, что в Бразилии люди очень любят собираться вместе у кого-нибудь дома, и, помимо прочего, танцевать, а для этого всегда кто-то сидел и играл — один, два, три музыканта: люди танцевали не под пластинки, а под живую музыку — и вот эти-то музыканты и разрабатывали стилистику босса-новы.

— Но это самба, в основе своей?

— Да. Следующая ступень развития самбы, вот что такое босса-нова. Но она отличается от самбы. Потому что это была музыка, которую играли на акустической гитаре! Акустическая гитара, скромный бас, малый барабан, по которому играли только щетками — это была очень спокойная, тихая музыка. В истории джаза ее можно сравнить с west coast — такая сдержанная, продуманная, прохладная музыка… Но самое интересное, что в то же время, в 1959-60 годах, в Бразилии уже были музыканты — саксофонисты, трубачи, тромбонисты — которые играли музыку под названием samba jazz! Вот как раз к ним я себя и причисляю. Это джаз — типа звучания blue note — наложенный на ритм самбы. Это — музыка, где могут себя проявить инструменталисты (потому что босса-нова — это музыка, в основном, для певцов). В босса-нове главное — поддержать певца, поэтому там с самого начала звучали только гитары, ну — немножко фортепиано, как у Жобима и другого великого исполнителя и автора босса-новы, Джонни Алфа. Все самые известные исполнители босса-новы в Бразилии былипевцами. Так что, если ты играл на саксофоне, тебе надо было играть что-то другое.

— Но Стэн Гетц играл босса-нову на саксофоне…

— Ну да, многие американские музыканты тогда приезжали сюда, заражались звучанием этой музыки, привозили ее в Штаты и имели успех. К сожалению, те, кто в Бразилии играл самба-джаз, никогда не встречались с этими американцами… Правда, Сержиу Мендес пользовался успехом, и у него был инструментальный секстет — два тромбона, тенор-саксофон, фортепиано, бас и барабаны. Это был один излучших ансамблей, который я когда-либо слышал в Бразилии. Но потом ансамбль распался, Сержиу уехал в Штаты и тут начал играть всякую коммерческую музыку… Но в Бразилии он был одним из лучших в самба-джазе.

— Это течение все еще существует в Бразилии или все его представители уехали в Штаты?

— Увы — не существует. Многие уже просто умерли, многие уехали в Штаты, кто-то — в Европу: например, наш замечательный тромбонист, Руалду Соза, живет в Париже. Но те из нас, кто оказался в Нью-Йорке, иногда играют такую музыку. Я записал два сольных альбома вместе с аргентинским саксофонистом Андресом Боярски, и мы играем именно в этом стиле. Не знаю, слышали ли вы эти записи…

— "Samba Manhattan Style"?

— Да. Вот это как раз типичный образец этого стиля, самба-джаз. Мы там пытаемся поддержать этот жанр… Видите ли, этот стиль довольно трудно определить, а этот специфический саунд, это специфическое ощущение самбы довольно трудно поймать — в отличие, скажем, от хард-бопа. Так что я не смогу словами все это описать, это просто надо услышать (смеется).

— Когда Вы переехали в США?

— В 1970-м.

— А с тех пор бывали в Бразилии?

— Каждый год езжу.

— И что там творится с точки зрения джаза?

— Ну, самба-джаз больше не существует. К большому сожалению. Ситуация грустная… (смеется). Бразилия очень разная. В разных городах все по-разному. Если поедете в Рио — там ничего не происходит. Вот в Сан-Паулу — там побольше. Там даже есть биг-бэнд, который играет нечто вроде джаза в бразильском стиле, иногда уклоняясь больше в звучание contemporary. Иногда они смешивают самбу с поп-музыкой и т.п. У них есть хорошие солисты и ряд неплохих аранжировок. Они называются "Банда Макикейда". Они даже были номинованы на "Грэмми" и часто приезжают сюда, в Штаты. Это не полноразмерный биг-бэнд, их человек 12-13. Еще в Сан-Паулу есть ансамбль под названием Jazz Sinfonica, там человек восемьдесят, по-моему — это такой эстрадно-симфонический оркестр, который играет немножко джаза. Но все это появилось только в последние годы. Еще там есть совсем новый, только осенью 99-го организованный биг-бэнд — я как раз в прошлую поездку домой его слушал — которым руководит тромбонист Витту Сантуш. Он пишет классную музыку и аранжировки.

А вот чего в Бразилии нету — так это джаз-клубов, то есть они есть, но их мало, и они очень маленькие, как правило. В Рио-де-Жанейро, где тринадцать миллионов населения, джазовых клубов, наверное, меньше, чем у вас в Москве.

— Странно. Так много есть джазовых музыкантов родом из Бразилии…

— Они потому и уезжают из Бразилии, что играть там джазовый мэйнстрим… забудьте, никто там этого не слушает. Джазового мэйнстрима в Бразилии просто нет. И клубной сцены нет. Есть в Сан-Паулу один джазовый клуб, но они там не понимают, что джазовый клуб — это место с неформальной обстановкой, что люди туда приходят отдыхать и расслабляться. Они ходят в джазовый клуб в смокингах, представляете? Те джазовые музыканты, что живут в Бразилии, могут заработать только в том случае, если работают в аккомпанирующих составах у популярных певцов. А те, кто принадлежат к поколению старше меня — особенно духовики — поголовно играют в симфонических оркестрах, потому что у них нет работы в джазе.

— Давайте вернемся в США и к Вашей карьере. Какие Ваши записи Вы определяете как главные для себя?

— Сказать по совести, я все их люблю. Просто все. Мне нравится определенный вид музыки, и во всех своих записях я разрабатываю его, разрабатываю одну и ту же идею — разные пьесы, разные соло, но единая концепция. Самба-джаз! Я до сих пор иногда слушаю собственные записи и говорю: о, неплохо. Мне нравится! Жалко только, что многие записи уже не достанешь — тиражи распроданы. Последняя была на лейбле Reservoir и называлась "Double Standard". Но это было три года назад, и с тех пор я не записывался. Хотя я готов к записи и полон идей… Дело в том, что у меня нет контракта. Много идей и никакого контракта (смеется).

— А как насчет самому спродюсировать свою запись?

— Хорошо бы! Я бы хотел этого. Но я только что купил дом. Так что я нахожусь в очень стесненных обстоятельствах (смеется). Я бы вообще хотел иметь собственный лейбл, но…

— Ну хорошо. Давайте еще немножко Вас пообсуждаем. Мы выяснили все про прошлое и про настоящее. А что будет с Вами дальше?

— (Смеется). Я и рад бы предсказать, Кирилл, но я не знаю. Я только знаю, чего бы мне хотелось. Мне очень хотелось бы заняться собственными проектами, делать какие-то собственные вещи. У меня в Нью-Йорке есть ритм-секция, с которой я часто работаю — это бразильские музыканты. Дудука да Фонсека на барабанах, Элиу Алвеш на фортепиано (он, кстати, мой племянник) и басист, который играл у Диззи — его зовут Джон Ли. Если мне нужны дудки, я приглашаю саксофониста Андреса Боярски (у нас с ним очень смешные отношения, я зову его "мой лучший враг") и тромбониста Джея Эшби. Иногда, если Пакито Д'Ривера свободен, он играет со мной — в прошлом году мы так играли в Берне и в Граце. Мне хотелось бы больше работать с ними, как лидеру. Просто я… я начал уставать от того, что все время играю в чьих-то концертах, понимаете? Когда вы сами контролируете то, что делаете, вы чувствуете себя лучше.

— Интересно… Вы называете музыкантов из других латинских стран: Пакито — кубинец, Андрес — из Аргентины, и их объединяет в Вашем ансамбле бразильская музыка…

— Они любят бразильскую музыку. Она очень тесно связана с джазом, настолько тесно, что иногда невозможно провести границу. А эти ребята любят джаз. Тут вот какая отличительная черта: бразильская музыка — мягкая, нежная, красивая. В кубинской музыке, например, полно красивых мелодий, но ритмы там такие острые, такие сексуальные…по-мужски сексуальные, такие мачо-ритмы. А бразильская музыка немного более… я бы сказал, более женственна.

— Я слышал это и о бразильском варианте португальского языка: что, мол, для португальца он звучит как женский или детский язык.

— Это так и есть. В бразильском португальском столько уменьшительных форм! И потом, он звучит мягче. Вот, например, слово "улица". Оно пишется так же, как по-французски: rue. Португальцы говорят "арру'э". А мы, бразильцы, произносим (широко разевает рот, демонстративно грассируя) "эхху'э". Все гораздо мягче. Кубинские ритмы такие сложные, ими нужно долго овладевать, если ты сам не родился внутри этой культуры. Бразильская музыка проще в этом отношении, ближе к джазу. А что касается Андреса Боярски, то не забывайте, что Аргентина — это прямо по соседству с Бразилией. Они знают бразильскую музыку много-много лет, потому что всегда было взаимопроникновение этих культур, они слышали эту музыку по радио и т.п. С другой стороны, они прекрасно взаимодействуют и с кубинской музыкой, потому что и с кубинской музыкой у аргентинцев много общего. Например, когда я покинул ансамбль Пакито Д'Риверы, меня там заменил аргентинский трубач Диего Уркола.

Вообще латинские музыканты активно взаимодействуют. Давайте я вам об этом смешную историю расскажу. Несколько лет назад я был в туре с Диззи Гиллеспи и южноафриканской певицей Мариам Макеба. Еще участвовал пуэрториканский саксофонист Давид Санчес — он был третьим духовиком в ансамбле. Мы были во Франции, в отеле, и я позвонил Давиду и с таким французским акцентом сказал: "Месье, это администратер. Нам поступаль жалоби на то, что ви играть на саксофон". Давид — парень горячий, он тут же воспламенился и стал кричать: "Если вам не нравится, что у вас в отеле музыканты играют на инструментах, тогда почему вы вообще селите музыкантов в вашем отеле" и т.п. Я слушал-слушал и наконец сказал: "Месье, те, кто жаловаль себя, они не против музыкант. Они просто говориль, что ви играть очень плехо!" (смеется). А полчаса назад — это семь лет ведь прошло! — я услышал, как в соседнем номере кто-то играет на саксофоне. Это был Давид! Я тут же позвонил ему и говорю: "Месье, нам поступаль жалоби, что ви играть на саксофон…" Бедняга Давид почти поверил, что это правда (смеется)! Я сам все испортил, расхохотался и сознался, что это я звоню...

Беседовал Кирилл МОШКОВ

2000