Стоит поверить музыкальным критикам, утверждающим, что из всех современных тромбонистов только Нильс Вограм (Nils Wogram) "играет джаз на тромбоне со скоростью и гибкостью саксофониста". Или, как отмечает авторитетный немецкий журнал Die Zeit, "только Вограм способен прекрасно имитировать стили всех известных тромбонистов. Это новая яркая глава в истории тромбона со времен Джей Джей Джонсона и Рэя Андерсона. Это имя, с которым, вероятно, придется считаться в джазовом будущем".
На наш взгляд, это будущее уже наступило! И представить современный европейский джаз без Нильса Вограма уже невозможно. Еще и потому, что сегодня он занят сразу в нескольких значимых проектах: это два квартетных состава — Nils Wogram Quartet и группа Root 70, исполняющие его авторские произведения; два трио (Lucas Niggli's trio "Zoom" и Nostalgia), два дуэта (с тромбонистом Саппу Bauer и виртуозным американским пианистом русского происхождения Симоном Набатовым (Simon Nabatov), проект Underkarl и NDR Big Band. И это только перманентные проекты, а есть еще сотрудничество с казахско-турецкой певицей Саадет Тюркоз (Saadet Tuerkoz) и японской пианисткой Аки Такаше (Aki Takase), соло программы и прочее, прочее, прочее... Неудивительно, что дискография 31-летнего Вограма насчитывает уже 40 альбомов!
Нильс Вограм родился 7 ноября 1972 года в Брауншвейге (Германия), долгое время жил в Кёльне, а после переехал в швейцарский Цюрих. Начав серьезно учиться музыке в 12 лет, он уже в 16-летнем возрасте — призер самых престижных музыкальных конкурсов Германии. Так в период с 1989 по 1992 годы практически ежегодно Вограм становится лауреатом федерального конкурса молодых исполнителей Jugend musiziert. Уже в 16 он — участник Германского федерального джаз-оркестра под руководством известного тромбониста Петера Хербольцхаймера. Благодаря гранту американской New School, Нил ьс получает стажировку в Нью-Йорке, где в период с 1992 по 1994 годы практикуется рядом с такими выдающимися музыкантами современности, как Мария Шнайдер, Регги Уоркмен, Слайд Хэмптон, Бастер Уильямс.
Дебютный альбом с авторскими композициями Нильса Вограма "New York Conversations" был выпущен на Mons Records в 1994 году. Вышедший в октябре 1995 года второй CD "Round Trip" на ENJA Records был признан критиками "новым дыханием в европейской инструментальной музыке, переворачивающим традиционные представления о джазе" (Die Zeit). В 1996 году Вограм получает Международную премию им. Франка Росолино в категории "Джазовый тромбонист", в 1997-ом — премию германского ежедневника Abendzeitung за достижения в области культуры, а в 1998 году — Franken Prize на Нюрнбергском джазовом фестивале и SWRJazz Award. Сегодня Нильс Вограм — один из самых многообещающих, и, в то же время, один из самых признанных и обласканных славой героев современного европейского джаза.
Наша встреча с Нильсом Вограмом состоялась в Вильнюсе на фестивале Vilnius Jazz 2003.
— Нильс, с чего началось твое увлечение джазом?
—Я начал слушать джаз дома, когда мне было лет семь. У моего отца была огромная коллекция джазовых записеи, в том числе пластинки всех великих тромбонистов. Могу признаться, что до сих пор главными авторитетами в джазе для меня остаются старые добрые Джей Джей Джонсон, Джимми Кнеппер и Альберт Мангельсдорфф... Мой отец и сам немного играл на тромбоне. Конечно, не профессионально — это было его хобби. Так что еще в детстве я был очарован теплотой и душевностью звучания тромбона. Сам я начал играть на инструменте, когда мне было 12 лет. Поначалу это был эуфониум, потому что мои руки еще были коротки для настоящего тромбона, играть на котором я начал в 15.
— Твоя музыка, твой стиль звучания—довольно сложны для восприятия неподготовленным слушателем: это всегда необычные гармонии, ритм, структура — эдакая "музыка для профессионалов". Тебе никогда не хотелось стать более "попсовым"?
— На самом деле мне все время приходится оглядываться на реакцию аудитории! Но я не люблю постоянно объяснять свою позицию, и публика, которая мне по сердцу, эта та, у которой нет никаких ожиданий на мой счет — люди просто слушают музыку. Иногда мне приходится выступать в консервативных джаз-клубах: я играю, а люди продолжают беседовать, находя мою музыку странной для своих ушей.
Но все равно О.К, потому что я верю, что для каждой музыки есть своя публика.
Знаешь, я всегда сомневаюсь, когда пишу музыку. Это самое сложное — пережить момент сомнений и просто начать творить. Так что я пытаюсь сконцентрироваться на написании музыки и не думать о том, хорошо ли получится, и понравится ли людям. Если уж композиция получается совсем, на мой взгляд, неудачная, я, конечно, не исполняю ее, просто сажусь и все переделываю или пишу новую. Еще я всегда стараюсь писать, помня о музыкантах, которые будут ее играть: важно чтобы они понимали ее. Это совершенно другой аспект, чем в классической музыке, где все сконцентрировано на композиторе.
—Характерная черта твоей музыки — атональность. Твое внутреннее "я" столь же атонально?
— Это — правда, я стараюсь найти музыку, которая отражает мое мышление и то, как вижу мир вокруг себя. Считаю, что жизнь иногда полна диссонанса, и говорю об этом своей музыкой. Но я всегда пытаюсь найти баланс между консонансом и диссонансом. Это делает музыку свежей и интересной. Смею надеяться, что моя внутренняя музыка достаточно "тональна".
— Важна ли для тебя, как композитора, визуальная инспирация?
— Я часто получаю вдохновение от разных мест: это может быть красивый лес, прекрасный вид, фантастическая архитектура, интересное лицо и т.д. Но вдохновение для композитора — более абстрактная вещь, чем думают люди! В большинстве случаев это не так "Ах, я увидел что-то интересное, сейчас я вдохновлен и могу написать хорошую мелодию". Приобретаемый опыт незаметно проникает в твое сознание и делает фантазию богаче. Сочинение музыки — в первую очередь труд и умение начать. Тогда кажется, что вдохновение приходит само по себе.
— Любовь и женщины для тебя, молодого человека, служат источником вдохновения?
— Думаю, что на подсознательном уровне такие мысли на всех нас оказывают влияние. Но я делаю музыку, в которой всегда есть недосказанность. Мое творчество не имеет ничего общего с тем, что делает Мадонна. Я не очень хороший шоумен, так что даже и не пытаюсь превращать концерт в шоу. Поэтому моя музыка обычно нравится необычным и задумчивым женщинам. К тому же, когда пишу чтобы произвести впечатление, получается очень натянуто и неестественно. Лучшая моя музыка —та, что идет изнутри меня. Меня вдохновляет моя девушка и ее музыкальный вкус. Я люблю спрашивать ее мнение о музыке. Это интересно, потому что у нее совершенно другие взгляды на музыку, чем у меня. Это отрезвляет! Но я также имею смелость писать музыку, которая моей девушке совершенно не нравится.
— Когда на сцене ты исполняешь музыку, помнишь ли ситуации, вдохновившие тебя на написание мелодии?
Такое случается, если композиция на самом деле была инспирирована конкретной ситуацией. Вот, например, какой текст я написал в качестве инструкции для исполнения моей вещи "The yellow Hair Man" (это своего рода памятка, вводящая меня в нужное настроение, однажды уже пережитое-):
— играть только в джаз-клубах, кому старше 50 лет;
— курить трубку, носить жирные желтые прокуренные усы и волосы с большим количеством геля;
— пытаться вести себя так как будто ты всегда "в курсе всего происходящего";
— время от времени восклицать: "Вспомни JayJay!" (или другого гиганта джаза).
Или вот как я вхожу в настроение, нужное для исполнения композиции "My Modem World":
— представь, что ты пытаешься дозвониться и войти в сеть через постоянно занятого провайдера, сломанный модем, старый компьютер;
— чрезвычайно расстройся из-за всего, что происходит с твоим компьютером, модемом и Интернетом;
— используй свое настроение в последние минуты попыток прорваться в сеть;
— имитируй звуки, издаваемые модемом.
— К слову, о названиях композиций: у тебя это своего рода "ключ" к разгадке мелодии, не так ли?
— Когда я пишу мелодию, то коллекционирую, записываю интересные фразы, слова, маленькие истории. Когда композиция закончена, я заглядываю в свой блокнот, и выбираю наиболее подходящее для этой музыки словосочетание. Так бывает чаще всего. Но случается, что со мной изначально происходит какая-то забавная история, которую я пытаюсь переложить на музыкальный язык. Например, у меня есть композиция "Новый сосед", история ее такова: одно время я устраивал у себя дома джем- сейшны, и соседям это не мешало. Но потом в доме появился новый сосед, который странно реагировал на музыку и всякий раз трезвонил в мою дверь. Я написал композицию в стиле бибоп, несколько раз прерываемую звуком дверного звонка, за которым следует тихий шепот, спор, борьба и тд. И не важно, знает ли слушатель о подобных предысториях, для меня они — источник большого вдохновения.
Иногда заголовок композиции рождается из игры слов. Например, Newsed - комбинация из слов "новый" и "использованный". Композиционная идея мелодии — микс из старой джазовой манеры (биг-бэнд с роялем) и современных тенденций (фри-джаз и атональная музыка).
Или вот еще пример: у меня есть композиция под названием "Chopska" по названию зеленого "шопского" салата с сыром. Написание не точное, но суть его в аналогии с губами ("chops" на слэнге). Я написал эту мелодию в Варне, где мы каждый день ели шопский салат. Музыкальная идея этой композиции в том, чтобы свести вместе болгарские, восточноевропейские ритмы и албанские мотивы с джазом.
— У твоих альбомов всегда довольно неожиданный и курьезный дизайн. Что значит для тебя визуальное оформление музыки?
— Признаться, меня просто тошнит от консервативности оформления обложек большинства джазовых альбомов. Я думаю, что обложка должна быть частью альбома и нести в себе оригинальность и новизну идеи.
Большинство же джазовых обложек - ужасно скучны, потому что рекорд-компании не осмеливаются придумать что-то новое. Эта ситуация прямо противоположна той, которая существует, например, на альтернативной рок -сцене.
Я стараюсь подходить к оформлению альбомов с таким же вдохновением, как и к написанию музыки. Иногда это тяжелая война с лэйблом, но я хочу продавать только такие CD, о которых можно сказать: "Музыка хороша! И на обложке есть на что посмотреть!". Оригинальная обложка альбома придает экстраординарный аромат всей работе, как единому целому.
— Ты сам принимаешь участие в разработке дизайна альбомов?
— Обложки трех последних дисков были созданы моей подругой Коринн Хёхлер (Corinne Hachler), владелицей фирмы графического дизайна riografic.ch. В таком случае я, конечно, могу повлиять на процесс создания обложки и ее окончательный вид. Иногда работаю со звукозаписывающими компаниями, которые настаивают на использовании услуг их собственного дизайнера, но таких ситуаций стараюсь, по возможности, избегать.
— Если говорить о сотрудничестве с другими музыкантами (а ты занят в очень большом количестве совместных проектов), по какому принципу ты решаешь, с кем играть вместе, а кому ответить отказом?
— Чем дольше я играю, тем чаще сам принимаю решение, с кем работать, а с кем — нет. Кто касается стиля, то здесь критерием выбора для меня остается — хорошая это музыка или плохая. В последнее время все больше занят работой для своих групп, но все же нахожу время играть вместе со швейцарским барабанщиком Лукасом Ниггли и германской группой Underkarl. Знаешь, мне нравятся постоянные группы, я не люблю проекты, когда люди собираются вместе па несколько дней или для одного концерта. Чаще всего такая поверхностность плохо отражается на музыке. Например, я в своих проектах не просто свожу вместе несколько музыкантов, а стараюсь создать определенный фирменный звук группы, учитывая, какие именно личности будут работать вместе.
— Из более десяти проектов с твоим участием, какой ближе всего к твоему представлению о "своем пути в музыке"?
— На самом деле в последнее время я стараюсь не рассеиваться и все больше концентрируюсь на дуэте с Симоном Набатовым и моем квартете Root 70. Положа руку на сердце, скажу, что группа Root 70 — это мое! Все ее члены — мои друзья, мы давно знаем друг друга, у нас общие музыкальные корни. Точно знаю, что какую бы мелодию ни написал, они сыграют ее именно так, как я это чувствую. К тому же осмелюсь утверждать, что Root 70 — группа с уникальным фирменным звуком, в котором современность круто замешана на джазовой традиции, при этом мы не боимся экспериментировать с нетрадиционным размером, различными гармоническими и ритмическими концепциями. Сегодня гармония — тот же инструмент. Такой свободный подход дает нам еще больше свободы и прозрачность звука. Участие в органном трио Nostalgia — это моя ностальгия по старым
добрым джаз-бэндам, теплому джазовому саунду и звукам органа Hammond. В моем септет- ном составе особенно ценю насыщенное звучание шести духовых в сочетании с барабанами. Иногда группа звучит как большой оркестр, а иногда как камерный ансамбль. Здесь нет традиционных ролей, потому что у нас нет баса и клавишных, так что могу много экспериментировать в области аккомпанирования одного духового инструмента другому. Это дает большой простор для фантазии! Признаться, сегодня я воспринимаю себя все больше как композитора, „ранжировщика, создателя концепций, нежели просто тромбониста. Поэтому даже в группах не часто играю соло: большее значение для меня имеет общее звучание.
— Как, будучи в туре с группой, имея четко обозначенную музыкальную программу, ты решаешь проблему "повторения самого себя"?
— Идеально, если ты попадаешь в некое "музыкальное течение" и даже не думаешь о вдохновении. Фокус в том, чтобы перестать стремиться к хорошему звучанию или думать "как бы это непременно сыграть сегодня свое самое лучшее в жизни соло". Нельзя играть "лучшее соло" каждый вечер подряд — это факт! Невозможно играть совершенно по-разному каждый вечер, но, по крайней мере, я играю с импровизаторами, и иногда мы можем сказать: "Ух ты, мы это никогда так не играли!" Вот когда ездил на гастроли с рок-группой, это было действительно тяжело, потому что там как раз никакой импровизации нет, ничего не меняется изо дня в день. С джаз- бэндом всегда, каждый вечер можно идти в ином направлении. К тому же у меня с моими группами очень большой репертуар, что тоже спасает от повторений.
На самом деле лучший способ расслабиться во время длительных гастролей — ходить на прогулки. Я люблю при возможности выйти погулять в лес или по городу, выпить кофе, поплавать в бассейне, сходить в сауну, почитать книжку или поиграть в футбол. С группой Лукаса Ниггли во время гастролей в мае прошлого года мы каждый день играли в футбол. Это просто фантастический релакс для музыканта в туре!
— На каких площадках ты чувствуешь себя комфортнее: в клубах или концертных залах?
— Иногда приходится играть в странных условиях, где музыка совершенно не соответствует помещению. У меня были гастроли в Литве с турецкой певицей Саадет Тюркоз. Мы исполняли тихую, интимную музыку в очень шумных джаз-клубах. Люди болтают и болтают, так что даже чувствуешь себя лишним. Такие вещи действительно раздражают, однажды члены моей группы даже ввязались в драку на сцене! И что остается делать в таком случае мне?..
— Именно на твоем концерте с Саадет я впервые услышала тебя не только в качестве тромбониста, но и мастера горлового пения. Ты специально обучался этой вокальной технике, или это было спонтанное имитирование?
— Да, действительно это было горловое пение! Этому приему меня научил мой друг Хайден Чисхольм (Hayden Chisholm), я также много слушал записи тувинских певцов. Но прежде никогда не демонстрировал эти умения на публике. Моя техника горлового пения оказалась весьма кстати в нашем с Саадет проекте, придав музыке дополнительные оттенки. Ведь музыка, которую мы играем — что-то вроде свободной импровизации: мы никогда не записываем наши мелодии и аранжировки в нотах. Саадет поет казахские народные песни, мелодии и поэмы, как ей это нравится, я играю фри на тромбоне, импровизирую с горловым пением.
—Насколько я знаю, твой совместный с Саадет Тюркоз проект родился спонтанно?
—Да, мы случайно встретились на фестивале в Германии, и во время короткой беседы вдруг выяснили, что живем по соседству на одной и той же улице в Цюрихе! И подумали, раз уж так судьба свела нас, не попробовать ли сделать что-то вместе!? Мы обменялись CD, и поняли: то, что каждый из нас делает в музыке, интересно и небезразлично другому.
Во время совместных с Саадет выступлений мы всегда стараемся окружить исполняемые мотивы особой атмосферой и импровизировать по наитию, безо всякой подготовки. Это контрастирует с большинством музыки в стиле свободной импровизации, которая в основном очень неструктурированна или чрезвычайно абстрактна. Мы пытаемся быть проще, ближе к природе. Такую музыку играть очень сложно, нужна почти идеальная тишина в зале...
Самое сложное в свободной импровизации — крайняя концентрация: твои мозги должны работать без остановки, в реальном времени создавая новую мелодию или структуру. Кроме того, что нужно быстро думать, ты еще должен все время следить за тем, что делает партнер. Это действительно трудно... К тому же, я порой играю то, что совершенно не вяжется с характером инструмента (очень высокий регистр, игра на постоянном дыхании). Создавая подобие рода трудности для себя, в то же время всегда стараюсь "постелить мягкий ковер" для Саадет: мне приходится постоянно и безостановочно играть. Но все же я не испытываю стресса на сцене, потому что сочинение музыки в реальном времени дает столько энергии!
— Про твое сотрудничество с еще одним музыкантом _ пианистом Симоном Набатовым — мне непременно хотелось бы расспросить!
—Я встретил Симона в Кельне в 1994 году в одном очень милом джаз-кафе, где я люблю проводить время. Владелец кафе любил мою музыку, и часто включал мои записи. Как-то Симон Набатов услышал мою музыку, и сказал хозяину кафе, что она ему очень понравилась. А я как раз в то время искал пианиста для квартета. Так что набрался смелости и позвонил Набатову, пригласив поиграть с нами. С того времени у нас было много совместных гастролей в квартете и дуэте. С Набатовым просто фантастически приятно работать: мы говорим на одном музыкальном языке. Все, что хочется сделать — нет проблем! Наш дуэт с Симоном ориентирован на авангард: здесь мы равные партнеры и вместе решаем, в каком направлении нам хотелось бы двигаться. Впрочем, мы способны играть вместе в достаточно виртуозной манере в самых разных стилях.
Анастасия КОСТЮКОВИЧ
P. S. Автор благодарит директора фестиваля Vilnius Jazz Антанаса Густиса, а также Александра Власкина за помощь в подготовке материала.
Это комбинированное интервью с Екатеринбургским трубачом Сергеем Пронем состоит из двух частей, записанных в разное время года и по разному поводу. Первая – в конце июня 2005 г. после фестиваля в Усадьбе "Архангельское", где Пронь вполне адекватно ...
Хайнц Эрих Гедеке (Heinz Erich Godecke) — композитор, тромбон, диджериду, тибетский горн (Гамбург, Германия) — один из наиболее активных европейских инструменталистов второй волны новой импровизационной музыки (НИМ). В последние несколько лет его ...
Невозможно представить себе джаз даже сейчас без его традиционной, самой старой ветви, вышедшей непосредственно из новоорлеанского архаического стиля, а именно диксиленда. А уж если говорить о диксиленде российском, то без имени Алексея Канунникова ...
Трубач Вячеслав Гайворонский родился в Ленинграде в 1947 г., закончил Ленинградскую консерваторию по классу трубы, много лет прожил в Кемерово, куда попал по распределению (джазом там занимался как любитель; больше того, временно оставив ...
Нильс Вограм (Nils Wogram) родился в 1972 году в городке Брауншвайг (Braunschweig) в Германии. Получил классическое музыкальное образование. Начав серьезно учиться музыке только в 12 лет, уже с 16-летнего возраста Нильс неоднократно становился ...
Как ни крути, а самый известный в мире джазмен русского происхождения — это трубач Валерий Пономарев. То есть, конечно, знают и Игоря Бутмана, и, скажем, Александра Сипягина, и басиста "Mingus Big Band" Бориса Козлова — но Пономарев известен уже ...
Валерий Пономарев (55 лет) родился и вырос в Москве. Начал играть джаз в родном городе в конце 50-х годов. Выступал с различными джазовыми группами, которые в период "оттепели" возникали повсеместно. Столкнувшись с идеологическим давлением, в 30 лет ...
Валерий Щерица (труба, флюгельгорн) родился в 1947 году во Владивостоке под знаком Рыб. Вместе с родителями переехал в Днепропетровск, где, будучи учеником шестого класса, начал играть в самодеятельном духовом оркестре. Два года проучился в ...
У меня в руках супрафоновский виниловый гигант 1970 г. — канадский трубач Мэйнард Фергюсон играет с биг-бэндом Густава Брома (ЧССР). С оранжевого конверта глядит сорокалетний расхристанный Мэйнард. Винил запечатлел ноты невиданной высоты, взятые им ...
Нильс Ландгрен родился в 1956 году. Увлекся музыкой и начал играть на барабанах в возрасте 6 лет и лишь когда ему исполнилось 13 лет, он впервые взял в руки тромбон. В 1972 году он поступил в музыкальный колледж, а еще через два года в музыкальный ...
Рой (Roy Hargrove) — один из самых известных в мире молодых американских трубачей. Его активность и коммерческий успех привели его в последнее время на мэйджор-лейбл "Verve", на котором сейчас издаются только самые "беспроигрышные" имена вроде ...
Интервью со знаменитой «Леди Майлз», одной из самых ярких исполнительниц на трубе на современной джазовой сцене Саскией Лару (Saskia Laroo, Netherlands), а также пианистом Уорреном Бердом (Warren Byrd, USA), который является постоянным участником ...