"Тригон" — геометрическая фигура, базирующаяся на трех углах. И название молдовской группы из трех музыкантов, представляющих совершенно разные музыкальные миры. Сама музыка "Тригон" — столь же единое и одновременно разнородное сочетание молдавского фольклора, джаза, камерной инструментальной музыки, рока и фанка. Плюс большая опытность и оригинальность музыкантов, замешанная на стремлении к импровизации и исключительно живому исполненению.
Рожденное при идейной поддержке известного джазмена Михаила Альперина в 1992 году, арт-джаз-и-фолк трио "Тригон" имеет за своими плечами выступления на многих джаз-фестивалях на Украине, в Литве, Франции и Испании. Музыканты трио проводили семинары в Норвежской музыкальной академии. Сегодня в их музыкальном багаже ряд записей для молдовского, российского, болгарского, румынского и французкого радио и ТВ. А также два альбома, выпущенных в одном только 1997 году.
Лидер группы — Анатолий Штефанец — известен музыкальному миру как солист знаменитой молдовской фолк-группы "Леутари" ("Leutari"). Он — потомственный музыкант с, можно сказать, наследственным чувством ритма и гармонии. Тем не менее сам Анатолий довольно скромно оценивает свои музыкальные способности, всего лишь как "свадебного музыканта". Ударник и перкуссионист Олег Балатага начинал свою музыкальную карьеру как музыкант в стиле рок и традиционный джаз. Олег работал с рядом поп-групп в Молдове, преподавал в консерватории и, как его коллеги, играл на деревенских свадьбах. Олег Балатага известен своими авторскими композициями, в которых сочетает джаз и классику. Аранжировщик и басист Сергей Тестимицяну — по словам Михаила Альперина — "музыкант, помешанный на музыке и с прирожденным чувством музыки".
Лидер группы — альтист Анатолий Штефанец — любезно согласился дать интервью журналу "Джаз-квадрат" на следующий день после выступления трио "Тригон" на фестивале "Бирштонас-98".
— Честно говоря, мы были шокированы, узнав, что в Молдове играют такой интересный джаз...
— Вы не намного ошиблись. Мы действительно из Молдовы, но джаза в нашей стране немного. Джазовых фестивалей у нас нет. Джазовой платформы — нет. Хотя, казалось бы, — ведь есть же в Кишиневе джазовое отделение при Институте искусств, которое должно готовить эту платформу. Джазу в Молдове, на мой взгляд, не способствует ни политическая, ни экономическая ситуация. Жизнь музыкантов у нас очень сложна: при зарплате 23 доллара у нас одна курица стоит 2 доллара. В такой ситуации без зарубежных фестивалей и гастролей физически прожить было бы просто невозможно. Мы очень долго голодали, почти пять лет...
Это был трудный период во всех смыслах: совпало время экономического кризиса в стране и время моих творческих поисков. По 12 часов репетиций, в ресторанах и на свадьбах некогда играть... Тогда я попробовал было заняться бизнесом, и сразу же прогорел. Бизнес — это талант. И не мой талант.
"Тригон" сформировался в 1992 году, это были как раз самые критические годы. Именно с 1992 года ситуация в нашей стране становилась все хуже и хуже. Это сейчас все начало потихоньку возрождаться: экономика, политика, культура. А тогда, в 1992 году, когда мы собрались играть джаз, поводов для этого не было никаких. У меня в то время была просто сумасшедшая любовь к фольклору. Я ведь фольклорный музыкант в третьем поколении: мой дед, мой отец были музыкантами. Хотя я очень люблю слушать и классическую музыку, и фольклор, и джаз, меньше — Киркорова. Я полностью не отметаю рок, хотя это не по моему вкусу. Но в любой серьезно сделанной музыке я могу находить что-то интересное для себя. Мне достаточно всего нескольких тактов, чтобы понять, хороший или плохой за ними стоит музыкант.
— А в какой момент Вы вдруг решили соединить воедино любовь к фольклору и любовь к джазу в новой музыке?
— До "Тригона" я играл фольклор и даже успел во Франции выпустить свой фольклорный диск в фирме, которая занимается выпуском дисков с фольклором со всего мира: из Австралии, Африки, откуда угодно. Олег и Сережа в то время играли джазовые проекты, в этом смысле они изначально были ближе к джазу, чем я. Для меня играть джаз было сложно по менталитету. Джаз — это состояние человека. Это не направление в музыке, а именно состояние музыканта.
Когда я выпустил свой фольклорный диск, я встретил Мишу Альперина. Я с ним вместе учился в Бельцах у себя на родине, потом он уехал в Кишинев, потом из Кишинева в Москву, потом из Москвы в Норвегию, где преподает сейчас в консерватории джазовую композицию. Я показал Альперину свой диск, и он спросил: не хочу ли я сыграть джазовые импровизации на фольклорные темы. Он не сказал — просто джаз, потому что для меня это слово было равносильно смерти. Я никогда не играл джаз и понимал, что это очень сложно. А так он сказал: поимпровизируй на фольклорные темы, ты должен создать образ, какой-то пейзаж. Я каждый день разговаривал с Альпериным по телефону по 40 минут (благо, что тогда он еще жил в Москве), и он мне объяснял, что я должен делать. И вот мы собрались вместе: Олег, Сергей и я. Первую пьесу мы делали два месяца... Потом пошло легче, потому что мы как-то сразу попали на то, что хотели выразить. То есть, мы не преследовали цель стать очень хорошей джазовой командой. Или скопировать кого-то. Для нас очень важно было самовыразиться в музыке. Поэтому появился наш стиль: на молдовской фольклорной основе с элементами джаза, с элементами классической и современной музыки. В нашей музыке есть и шоу, потому что на сегодняшний день никто от этого не застрахован. В концертном зале человек должен чувствовать себя комфортно. И поэтому элемент шоу в любом выступлении должен присутствовать. Сейчас публика и очень хорошая, и очень сложная. И ни один концерт не похож друг на друга. Можно попасть на элитную джазовую публику, но у которой в данный момент нет настроения вас слушать. И разбудить ее можно только маленьким фирменным шоу. Даже Спиваков говорил об этом, что элемент шоу должен присутствовать в каждом выступлении.
— Кто в вашей группе в основном пишет композиции, делает аранжировки?
— В начале есть желание создать музыку. Я придумываю свою ритмическую линию на протяжении всей пьесы, как ее развивать. Прихожу с этой мыслью в класс и под эту мою мысль Сережа делает свою партию баса. Иногда моя мысль совсем не совпадает с его взглядом на композицию, мы ищем гармонию и порой приходим к совсем другому результату. Потом мы вместе идем с этой идеей к барабанщику, Олегу, и опять все сначала. Мы записываем то, что получилось, прослушиваем очень много раз, отметаем то, что на наш взгляд плохо и... получается композиция.
— То есть ваша музыка полностью авторская, а не джазовые обработки фольклора?
— Нет. Есть какие-то определенные фольклорные темы, точки, на которых мы основываем пьесу. Все остальное — пространство для импровизаций. Хотя я все-таки думаю, что музыкант, выходя на сцену, должен быть подготовлен. Свободная импровизация — это удел очень великих музыкантов, таких как Грапелли, например. А мы просто не имеем права выходить на сцену и ошибаться. Поэтому на своих репетициях мы заранее репетируем определенные моменты, делаем очень много заготовок: 80-70 процентов, а остальное — оставляем на импровизацию. Может быть лет через пятьдесят мы будем импровизировать больше и лучше.
— А где вы выступаете в Молдове?
— В Молдове — практически нигде. 2-3 концерта в год и только в Кишиневе. И то нужно очень много бегать, чтобы собрать публику, людей хоть с каким-то интересом к джазу. У нас для джаза очень неподготовленная публика. А играть в ресторанах... Я когда-то поигрывал, но теперешнюю свою музыку я не могу играть в ресторане. Не могу играть, когда человек сидит и чавкает. Надо понять, что искусство — это искусство, а желудок — это желудок. В жизни должно быть и это, и такие музыканты. Но для меня только сцена — та атмосфера, которая настраивает на творчество.
— Из чего же тогда складывается ваша концертная биография?
— Для "Тригона" первой концертной площадкой была сцена Гренобльского джазового фестиваля. И это было страшно, особенно для меня — всю жизнь игравшего фольклор. Потом мы выступали во Франции, Испании, Норвегии, в Румынии, Болгарии, на Украине в Одессе, в Москве, вот теперь в Бирштонасе.... У нас уже почти два диска, второй — "Oglinda" вот-вот должен выйти в Германии.
— И все-таки: почему — "Тригон"?
— Тригон — это астрологическое понятие. Нам экстрасенс предложил это название. Во-первых, нас в группе трое, мы играем на трех разных инструментах. Во-вторых, три — это три стихии: воздух, земля, вода. У человеческой жизни тоже три фазы: юность-зрелость-старость... Нам это название подошло. К тому же, с точки зрения астрологии мы трое находимся в "тригоне": я — Водолей и двое музыкантов — Весы. Это воздушный Тригон.
— То есть появление "четвертого элемента" в "Тригоне" невозможно?
— Нет. Только как приглашенного на определенный проект. У нас временно был четвертый. Михаил Альперин. Вместе с ним в Норвегии мы записали свой второй диск.
— А как Вы представляете свою дальнейшую карьеру?
— Отчетливо представляю 31 марта этого года. В этот день я должен выступать в Париже на французском радио в составе фольклорной группы с совсем другим проектом. Что касается жизни — я знаю одно: моя дальнейшая карьера зависит всего от одного пальца руки. Если я вдруг сломаю его — моя карьера музыканта закончится. Я не хочу зарекаться. Я хочу играть. Знаю, что проживу 74 года и на 363 день я сыграю концерт и умру. Я хочу работать до конца...
— А в каких Вы отношениях со своим музыкальным инструментом?
— Если Вы заметили, я играю на альте. А начинал я со скрипки и к альту перешел совершенно случайно. Просто как-то раз, случайно, я взял альт в руки и, случайно, играю на нем уже шесть лет. В фольклоре альт используется только как аккомпанирующий инструмент. Он был скучен мне в таком приложении, просто как аккомпанемент, и я стал постепенно делать из альта "солиста". Мне это было интересно. И сегодня мое отношение к альту много лучше, чем, например, к скрипке. Потому что альт своим тембром ближе всего к человеческому голосу. В этом плане для него нет никаких преград. А скрипка все-таки несколько писклявый инструмент...
— С точки зрения музыканта: в мире музыки у Вас есть идеал?
— Паганини. Мой любимый скрипач. Когда-то я неистово собирал записи всех его произведений. Собирал все, что было написано о Паганини, вплоть до газетных заметок (у меня для этого была даже специальная папка). Сейчас Паганини-скрипач для многих стал таким же собирательным образом, как Штирлиц-разведчик. Я обожал Паганини, но в конце концов этот фанатизм закончился. И это нормально. Нельзя всю жизнь смотреть в одну точку. Нельзя всю жизнь смотреть только на одну женщину. Ведь чтобы понять, что именно она самая прекрасная на свете, надо оглянуться по сторонам и увидеть менее прекрасных... Все познается в сравнении.
— А из джазовых современников, чье творчество Вам наиболее интересно?
— Из джазовых — мне очень нравятся Гарбарек, Маклафлин... Если просто из "современников-музыкантов", то Граппелли, Спиваков... Люблю слушать записи с Николаем Петровым.
— А из белорусского джаза Вы что-нибудь слышали?
— К сожалению — абсолютно ничего, если не считать заставок к "Угадай мелодии" в исполнении оркестра Финберга. Мне было бы очень интересно поучаствовать в одном из ваших джазовых фестивалей.
— Он у нас только один...
— Тогда Вы должны так хорошо написать о фестивале в Бирштонасе, чтобы в Беларуси стало больше фестивалей. Мне кажется, у вас в стране есть для этого все возможности...
Я думаю, что организатор любого джазового фестиваля, в первую очередь, должен иметь деньги, чтобы приглашать по возможности самых интересных музыкантов. А сами музыканты должны понять совершенно иное: что американский классический джаз умеют очень хорошо играть черные американцы. И не в Америке, сидеть дома и снимать с записи импровизацию какого-то американского музыканта не имеет никакого смысла, потому что это то же самое, что срисовывать полотна Сальвадора Дали. Джазовый музыкант, выходя на сцену, должен самовыражаться. В этом его предназначение. Сейчас кое-где заметно повальное увлечение американским джазом, по его канонам строятся все импровизации... Но это принадлежность к культуре другого народа. Я не могу хорошо играть белорусский фольклор или китайский. Я могу хорошо играть молдовский фольклор и импровизировать с ним, потому что во мне течет молдовская кровь. Не надо быть попугаем. Появилось что-то хорошее, не копируй это, а пытайся создать что-то лучшее. Свое!
Ведь что такое "хороший музыкант"? Это понятие очень разностороннее. Он должен быть авантюристом, любить музыку и жизнь, любить вино и женщин. Человек, который говорит: "Я люблю вот только этот диван и ничего больше", такой человек просто не интересен. Ведь если по правде, то только критика развивает человека, заставляет его становиться лучше.
— Ваше трио и вашу музыку очень хорошо приняли на фестивале в Бирштонасе. Что Вы сами об этом думаете?
— Для меня каждый концерт — лишь этап, только ступенька лестницы, по которой я должен все время идти вверх. Я думаю, что она для меня никогда не закончится...
— Это счастье, если она не заканчивается. Ведь если этой лестнице пришел конец, то либо уже некуда идти, либо надо спускаться вниз...
— Я почему сказал "лестница" — такова моя жизненная позиция. И я точно знаю, сколько в ней ступеней — 74. Эта цифра мне много раз снилась. Мой дед прожил столько лет... Выходит, что, кроме того, что я музыкант, я еще и фаталист...
Анастасия КОСТЮКОВИЧ фото Павла КОРБУТА
получить rss-ленту
