Владимир Ткаченко - любовник гитары

"Когда я еще не знал всех этих имен и, понятно, не мог никому подражать, родители купили мне гитару "Musima". Я первую ночь с ней спал: положил рядышком на подушечку, накрыл одеялом... Она давно уже ушла от меня..."

Владимир Ткаченко — удивительный человек и музыкант. Он редко в последнее время появляется на концертных сценах, но до сих пор в музыкальном мире пользуется громадным авторитетом. Он стал известен в составе "Песняров", потом работал в джаз-группах Игоря Сафонова, сегодня — гитарист и аранжировщик Государственного концертного оркестра Беларуси. Скромный и не очень разговорчивый человек, Владимир тем не менее с удовольствием принял участие в разговоре о своих любимых инструментах.

— Володя, какой же был у тебя самый первый инструмент?

— Самодельная гитара. Для нее я использовал гриф настоящей гитары, снял с него накладку с ладами, а корпус был уже готов. Его я выпилил из обыкновенной доски. Это был конец 60-х, ничего нужного гитаристам, понятно, нигде не продавалось, электрогитар в магазинах тогда не было, а бас-гитар, кстати, у нас вообще никто в глаза не видел. Так что звукосниматели мы, например, делали либо из телефонных трубок, либо сами наматывали медный провод на любые магниты. Так что достаточно легко представить, как выглядел мой первый инструмент. А первой гитарой заводского исполнения у меня стала полуакустическая "Мusimа". Но все-таки первой настоящей своей гитарой я считаю полуакустический "Gibsоn ES 335", с которой не расстаюсь и сегодня.

— В каком же году она попала в твои руки?

— Где-то в 80-м. Я уже работал в "Песнярах". Тогда я, кстати, не представлял истиной ценности этого инструмента. Самым популярным в то время был "Gibson Les Paul" — классическая "доска" с мощным звуком. В "Песнярах" приходилось играть музыку, более близкую к року или даже попсе. Поначалу в этом коллективе я играл на гитаре Мулявина. Это была также полуакустическая черная гитара фирмы "Guilt" с полностью закрытым корпусом, но в ней не было сустэйна. Она хорошо заводилась на драйвах, дека возбуждалась, но в целом инструмент был неудобный. Когда у меня появился этот "Gibson", то разница в звучании стала ощутимой. Однако полностью этот инструмент я раскусил только тогда, когда начал играть джаз.

— А когда у тебя вообще прорезался интерес к джазу?

— В музыкальном училище Витебска. Там был свой биг-бэнд, поиграть в котором приходили не только студенты, но и музыканты из города. Это, значит, конец 60-х. Тогда я и познакомился с джазовой гармонией, но в годы учебы в консерватории, понятно, занимался классикой. Правда, одновременно, как и многие другие, подрабатывал в ресторане. Так что джаз в целом не оставлял.

— Сколько же вообще у тебя сегодня гитар?

— Много. Дай вспомнить... Лишние точно есть, потому что ненужный тебе инструмент продать довольно трудно, а вот когда появляется возможность купить еще один хороший, отказаться трудно. Так что у меня сегодня шесть или семь гитар. Из них три – очень хорошие инструменты. Это, понятно, "Gibson", а еще "PRS" — инструмент молодой еще фирмы, которая стала известна тогда, когда на ее первом инструменте начал играть Карлос Сантана. Пойми, как и почти все наши музыканты, я не могу позволить себе покупать инструменты в расчете на какой-то один определенный стиль музыки. Всегда хотелось иметь более-менее универсальный инструмент. "PRS" я приобрел прежде всего для исполнения двумя руками, потому что в ней очень хороший сустэйн. Когда ударяешь пальцами о гриф, очень важно, чтобы звук тянулся, а не затухал тут же. С другой стороны, это попсовая гитара, поэтому ее я использую часто. Третья же гитара, которую я приобрел буквально только что, — акустический инструмент канадской ручной работы. На ней очень красиво звучат босса новы, самбы, — короче, всевозможная латиноамериканская музыка. Кстати, подобный тип гитары с электроподзвучкой сегодня очень популярен. На такой играет, скажем, Стинг, такие гитары применяют и в рок-музыке. Хороший инструмент. Есть у меня еще японская перепечатка "Стратокастера", которую использую очень редко. Есть классическая гитара с нейлоновыми струнами...

— Когда ты преподавал в университете культуры, не случалось ли, что твои ученики приходили на занятия с инструментами, которые вызывали у тебя профессиональную зависть?

— Нет, такого не случалось! С сожалением должен отметить, что когда у нас концертная жизнь была более активная, даже тогда редко встречались какие-то особенные, редкие инструменты. Сейчас же, когда есть возможность приобрести нечто такое, я этого не делаю. Просто не знаю, когда мне эти гитары потребуются. Сейчас у меня нет такого дикого желания купить что-нибудь эдакое. Всего, что у меня есть, хватило бы мне при условии, если бы была работа. А ее сегодня очень мало.

— Одним словом, следует понимать, что гитары-мечты у тебя нет?

— Пожалуй, сегодня уже нет. Потому что одним инструментом обойтись невозможно. Ведь электрогитара — это еще и усилитель, и все другое, без чего она полноценно не зазвучит. Поэтому если у меня и есть мечты, то они относятся уже не к инструментам — сколько же можно! Их уже у меня достаточно, но вот для того, чтобы они звучали... Это надо бы походить по магазинам, пощупать, послушать, получить профессиональный совет. Но у нас нет куда идти. Вот и играем чаще всего на том, что под руки подвернулось.

— Кстати, об усилителе. Что же тебе, профессионалу, подвернулось под руки?

— Есть свой комбик, который я использую только для работы дома. А вот для концертов у меня есть классный, мощный усилитель "LAB 11". Эти усилители еще называют "B.B.King". Он пришел ко мне каким-то страшно запутанным путем, ему лет двадцать, но работает фантастически! Это транзисторный аппарат, поскольку я вообще предпочитаю именно транзисторные. Кстати, на таком усилке, только что на модели "LAB 5", играет Аллан Холдсворс.

— Как ты относишься к Пэту Мэтини, который на гастролях возит с собой чуть ли не целый вагон гитар?

— С пониманием. В отличие от наших музыкантов западные исполнители давно поняли, что универсальных инструментов нет. Каждый инструмент нужен для передачи вполне определенных музыкальных образов. Вот они и возят с собой столько инструментов, перестраивают их самым невероятным образом, используют кучу электроники... Все это нужно! Это не прихоть, а условие профессионального существования сегодняшнего музыканта. В частности, гитариста.

— Кого же из гитаристов ты слушаешь с наибольшим удовольствием и чаще всего?

— Да вот как раз Пэта Мэтини. А еще Джона Скофилда, у которого тоже есть "Gibson 335".

— Би Би Кинг буквально обожествляет свою гитару. Он дал ей женское имя "Люсиль", целует после каждого концерта. Какое у тебя отношение к своим любимым инструментам?

— Когда я еще не знал всех этих имен и, понятно, не мог никому подражать, родители купили мне гитару "Musima". Я первую ночь с ней спал: положил рядышком на подушечку, накрыл одеялом... Она давно уже ушла от меня. А ведь та "Musima" по формам очень напоминала "Gibson ES". Были у меня потом и другие гитары, в основном "доски", была "Eterna de Lux", долго играл на "Musima Lead Star"...

— Через "Мюзимы" прошли, кажется, все минские гитаристы твоего поколения...

— Да, через них и еще через чешские "Йоланы". У этих гитар был много переключателей, поэтому их и считали более "крутыми". А "Мюзимы", как я позже понял, видно, просто копировали с "Фендеров". Внешне они почти не отличались. Но переключали как-то не прижились. Сейчас много гитар, рассчитанных на какой-то один, но очень хороший звук. Но это изобилие, повторю, не для наших музыкантов.

— Что бы ты мог посоветовать молодым гитаристам, которым нужно выбирать инструмент?

— Совет простой: брать пример с западных музыкантов. У нас как-то прервалась традиция передачи опыта от старших музыкантов младшим. Вот почему мне кажется, что у многих молодых сегодня нет фундамента. Мы-то росли одновременно с этой музыкой. А сегодня молодые что-то выхватывают из мира гитарной музыки, какой-то любимый им кусочек, не совсем понимая, что на чем держится. Вот почему хочется посоветовать учить историю. Начинать все же нужно с традиции. Потом уже сам придешь к своей музыке.

— Ты сейчас уже, кажется, не преподаешь?

— Я преподавал несколько лет, пока оркестр не начал гастролировать. Вот тогда я уже просто не мог совмещать. Но преподавать — это очень сложно. Сегодня в университете культуры преподает, например, Володя Угольник. Знаю, что занимается он этим с большим удовольствием. Это — чрезвычайно специфическая, отдельная профессия. Просто приходить на урок и показывать, что и как, — нельзя. Нужно заранее знать, что и как показывать, чему учить.

— Манера исполнения, изобретенная американцем Стэнли Джорданом, игра на грифе двумя руками, — это, по-твоему, что: отдельное направление в гитарном исполнительстве или все же только один из технических приемов?

— Овладеть этим приемом мне было несложно. Но, пожалуй, это всего лишь прием исполнения. Игра на гитаре очень походит на сольное исполнительство на рояле. Рояль, правда, куда богаче красками, но и его одного долго слушать трудно. Поэтому я, когда впервые увидел Джордана в видеозаписи, планировал, что игра двумя руками будет у меня лишь одним из номеров, который принимается всегда отлично. А так даже того же Джордана прослушать целый концерт непросто. Утомляет. Это для очень большого любителя, хотя сыграть можно многое. Тут вообще проблемы не исполнения, а, скорее, репертуара. То, что я писал сам, исполнять куда легче, чем произведения со стороны. Того же Стэнли Джордана мне играть в этой технике уже много сложнее.

— А как тогда Бах?

— Это — самое сложное. Сегодня я могу в этой технике исполнить Прелюдию и фугу до минор из первого тома "Хорошо темперированного клавира". Никакой обработки, точно согласно оригиналу, за исключением небольшого упрощения аккордов и кое-где переноса баса на октаву. Но это допустимо.

— Это все — гитары. А что ты мо-жешь сказать про свою скрипку?

— Скрипка — это мой несчастный инструмент, которому я отдал столько лет честного труда. К сожалению, так и не разжился хорошей скрипкой. Гитара взяла у меня все: деньги и время. Сегодня хорошая скрипка стоит немыслимых денег. Она же у меня хоть и мастеровая, но очень скромная.

— Насколько я знаю, ты — единственный в Беларуси музыкант, у которого есть ситар. Привез ты его из Индии. А вот для чего? Для домашней коллекции инструментов или чтобы все-таки играть что-то очень экзотическое?

— Да, понимаю, Джордж Харрисон и все прочее... Не без этого. Но я и не планировал изучать индийскую музыку. Это невозможно, разве что Маклафлину по зубам. "Битлз" ведь использовали ситар не как индийский инструмент, а просто для создания атмосферы. Тембры колоритные у ситара! Завораживает! А еще ситар несет в себе один из приемов гитарного рок-исполнения — подтягивание струн. На нем можно вытянуть не тон, как на гитаре, а целую квинту. А еще резонансные струны!.. Подобная гитара была, кстати, у Маклафлина. Ситар не просто индийский инструмент. Играть на нем сложно. Европейцам исполнять индийскую музыку — вообще невозможно. Для этого нужно там родиться.

— Тем не менее на одном из фестивалей в Витебске прозвучала аранжированная тобой тема "Smoke On The Water", в которой ты солировал-импровизировал на ситаре, выступая с бэндом Финберга...

— Вот еще один пример, как все-таки сложно играть на ситаре. Пьеса эта также несчастливая, тогда, например, что-то со звукоснимателем случилось... Эта музыкальная тема — одна из вершин рок-музыки, и я поставил перед собой задачу, чтобы с помощью ситара воплотить ее на языке джаза. Диззи Гиллеспи как-то сказал:"Джаз настолько велик, что вмещает в себя все". Даже в оригинале "Smoke On The Water" полно джаза. Ситар должен был, кроме всего прочего, подчеркнуть корни рок-музыки. Думаю, у меня это получилось. Только тема принадлежит року. А гармония — полностью джазовая.

Кстати, аранжировка была сделана для квинтета Игоря Сафонова, когда в его составе еще получалось выезжать на джаз-фестивали. Сейчас же, повторю, из дому выхожу редко, не до фестивалей. А если нет работы, нет и выхода, как говорят, продукции. Вот и стоят мои гитары чуть ли не без востребования.

ДМИТРИЙ ПОДБЕРЕЗСКИЙ