Эдди Рознер - Музыка и тьма, часть 8

Реабилитация саксофонов

Министром культуры СССР в 1954 году работал старый друг Рознера Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Встреча была теплой, и вскоре Рознер начал собирать свой новый оркестр. Делать аранжировки для первой программы он пригласил из Минска Юрия Бельзацкого. Тот возродил "Славянскую фантазию" и даже написал музыку вступительной и заключительной песенок. Но перейти на постоянную работу к Рознеру Бельзацкий уже не мог: для него это был период наибольшей активности как композитора, когда он писал музыку к фильмам, создал музыкальную комедию, концерты, сюиты, фантазии и т.д. И тогда в оркестре появился Юрий Саульский, недавний выпускник Московской консерватории, имевший за плечами год работы в оркестре Дмитрия Покрасса.

(Дружба Эдди Рознера и Юрия Бельзацкого сохранилась на долгие годы и была прервана только ранним уходом из жизни последнего в 1963 году. И каждый раз, выступая в Минске, Э.Рознер прерывал во втором отделении концерт, лучи прожекторов выхватывали в партере Ю.Бельзацкого, и Э.Рознер обращался к нему в зал со словами приветствия и признательности).

Ю.Саульский, что называется, "сделал" программу нового оркестра Э.Рознера. Он написал "Чаплиниаду" и "Дуниаду" — фантазии на темы музыки Чарли Чаплина и Исаака Дунаевского, "Соло ударных" для барабанщика Бориса Матвеева, переписал партитуры старых рознеровских шлягеров, в том числе "Сент-Луис блюза".

Это была музыка в лучших традициях свинговых бендов 40-х годов. И это было, несомненно, новое открытие советской эстрады того времени. Для слушателя, приученного за какие-то семь-восемь лет к тому, что единственная музыка, в которой можно ощутить живое дыхание синкопированного ритма, исходит от квартета в привычном для тех лет составе — кларнет-аккордеон-контрабас-ударные, "полный" бэнд Рознера стал символом джазового ренессанса.

Оркестр Эдди Рознера был выдающимся музыкальным коллективом 50-х. В нем были собраны лучшие исполнители тех лет. Не случайно именно этому оркестру едва ли не в первый год его существования было предложено "озвучить" музыку Анатолия Лепина для совсем "неджазового" фильма Эльдара Рязанова "Карнавальная ночь".

1954-1955 гг. были годами возрождения почти всех распущенных ранее джаз-оркестров. Появлялись новые составы. Но за то десятилетие, пока над джазом в СССР была опущена "тьма египетская", эта музыка успела шагнуть далеко вперед, и на эстраду стала приходить талантливая молодежь, воспитанная на совершенно иной джазовой стилистике. Теперь стоял только вопрос, сможет ли приспособиться к этой новой эпохе в развитии джаза такой мастер, как Эдди Рознер, и вообще, не растерял ли он свои кондиции за годы, проведенные в лагерях? В этом отношении для нас очень важно свидетельство современника и очевидца, такого большого мастера, как Юрий Саульский. Вот что он рассказал спустя 35 лет в своем интервью журналу "Jazz forum" (#119, 1989).

"В те времена многие исполняли соло по нотам, лишь делая вид, что импровизируют. Рознер же был подлинным импровизатором. Конечно, и у него были заготовленные блоки, замыслы, приемы, но ведь многие прекрасные музыканты и по сей день поступают именно так. При этом каждый раз он исполнял нечто сугубо свое.

Кроме того, он обладал чем-то вроде истинной джазовой базы, вкусом или чем-то еще очень важным. Бывало так — Рознер всегда заканчивал первую часть "Сент-Луис блюз" каденцией, а я, подыгрывая ему фортепианными аккордами, вдруг несколько их модернизировал, что сбивало его с толку. Он оборачивался ко мне, бросал свое — "холера ясна!" и начинал шаг за шагом следовать за мной: играть на тех же аккордах. Тут я ему еще что-нибудь подбрасывал, а он развивал. И все это на сцене, во время концерта. Этакая незапланированная импровизационная беседа.

Какая у Рознера была джазовая интуиция! Ему удавалось, не будучи современным музыкантом, в прекрасном стиле из этой игры выпутываться. А поскольку все происходило спонтанно, то на публику оказывало огромное впечатление. Люди понимали, ЧТО совершается на их глазах, и были восхищены...

Чего только не делал Рознер с мелодической линией?! Мы знали, откуда происходит то, что он играет, какие у этого корни, источники, но все равно воспринимали как творчество Рознера. Это была ЕГО музыка. Быть может, Рознер не настолько велик, чтобы стать рядом с Армстронгом или Гарри Джеймсом, но у него безусловно была определенная и очень яркая индивидуальность. Это был маэстро. Выдающийся маэстро." (Цит. по тексту: Ю.Саульский, "Эдди Рознер — вечный скиталец", Музыкальная жизнь, 1990, #13).

Были в оркестре Рознера и его старые друзья и, в первую очередь, Павел Гофман, Луи Маркович и Юрий Цейтлин. Было возрождено и шуточное трио со ставшими уже классическими в их исполнении песнями "Ковбойская" и "Мандолина, гитара и бас". Вспомнили и о некоторых достижениях Рознера в области театрализации, которые оказались весьма кстати. Нашлась даже мандолина, купленная для трио еще в годы военного лихолетья. Исполнялись и новые песни Рознера; некоторые из них (к примеру, "Может быть" на стихи Ю.Цейтлина) получили массовое распространение.

По примеру лучших свинговых бендов недалекого прошлого (Арти Шоу, Бенни Гудмена) в концертах находилось место и малым составам. Как вспоминал позднее Ю.Саульский, "иногда внутри биг-бэнда собирали что-то вроде диксилендового ансамбля. В таком составе Рознер играл просто гениально. Дай Бог, чтобы сейчас играли диксиленд так, как он! Поскольку он был человеком оттуда, из той эпохи, когда граница как бы проходила между поздним диксилендом и ранним свингом, то есть когда джазовая музыка уже аранжировалась, но стиль игры еще оставался диксилендовым...

"Несмотря на восемь загубленных лет, — подводил итог своим размышлениям о творческом пути Рознера Юрий Саульский,— Рознер сохранил признание как музыкант, соединяющий две эпохи, перебросивший мост от старой негритянской блюзовой школы к современному биг-бэнду и далее.

[Позднее] Рознер собрал в своем оркестре лучших музыкантов страны. Это был экстракласс! Носов, Гольштейн, Долгов... Через некоторое время оркестр засиял удивительным светом! Но в таком составе долго не просуществовал. Рознер понял, что оркестр-то ультрасовременный, сам же он стилистически остается в раннем течении, на традиционных позициях. Это было трагедией. Перестать играть, лишь дирижировать, стать этаким "папой", кем-то вроде покровителя, импрессарио, он не смог. Все рвался вперед, включая в репертуар работы молодых прогрессивных аранжировщиков, пишущих партитуры уже в стиле Тэда Джонса — Мэла Льюиса." ("Эдди Рознер — вечный скиталец").

Эпоха "хрущевской оттепели", хоть и свидетельствовала об отходе от наиболее одиозных форм сталинского тоталитаризма, несла, тем не менее, в себе еще мощный его заряд. Его следы прослеживались даже на вроде бы реабилитированном джазе. "Вроде бы..." Действительно, вроде бы джаз был разрешен, но оркестр Рознера назывался "эстрадным"; вроде бы американский приоритет в этой области был признан, но существовала некая квота на исполнение репертуара королей джаза... Даже в дни первых триумфальных концертов вновь созданного оркестра Эдди Рознера в его адрес звучали обвинения в "западном звучании и американской манере импровизаций". Доходило до смешного. К примеру, чтобы "протащить" через репертуарную комиссию один из лучших сольных номеров Рознера — пьесы Джо Бишопа "Голубой прелюд", пришлось заявить, что она взята из репертуара большого друга советского народа Поля Робсона. Каждая такая победа в кабинетах чиновников от искусства доставалась кровью.

Неизвестный Рознер

Как всякая неординарная личность Эдди Рознер был фигурой сложной и противоречивой. Он мог быть одновременно и романтиком и прагматиком, и скромным и бахвалистым, и неприхотливым и капризным, и бесконечно добрым и внимательным, и неуступчивым и даже жестоким.

Рознер обладал удивительной способностью обольщать всех своим обаянием и галантным обхождением, не только ублажая при этом собственное тщеславие, но и извлекая какую-то конкретную пользу. Жизнь его в любых условиях была обставлена с максимально возможным комфортом. В этом отношении характерен эпизод из книги известного журналиста Бориса Савченко "Кумиры забытой эстрады" (М. 1992).

"Во дворе гастронома #2 (речь идет о Магадане 40-х годов — Я.Б.) располагался кинотеатр "Горняк". Это был обычный барак с крошечным фойе и таким же зрительным залом. Там показывали трофейные фильмы. А перед началом сеансов играл небольшой джаз. Из музыкантов, выступавших в фойе, я запомнил лишь знаменитого Эдди Рознера. Он выходил всегда во фраке с бабочкой, набриолиненными остатками волос на висках и аристократическими усиками. Один раз я видел его за колючей проволокой. Он вышел из барака в ярко переливающемся японском или китайском халате, с чашечкой кофе, сощурился на солнце. Бросив взгляд на волю, увидел меня, улыбнулся, сверкнув золотой фиксой, и произнес: "О'кей!" Жизнь для него, видимо, была прекрасна."

Много в жизни повидав, познав и радости и превратности судьбы, Рознер был наполнен огромным количеством самых разных впечатлений и охотно делился ими с любыми собеседниками. Но мюнхаузеном он был при этом первостатейным. Все знали об этом, поэтому из всего, что он нарассказывал, мало что осталось в воспоминаниях современников, настолько правда переплелась с вымыслом. Часто был откровенно хвастлив. К примеру, рассказывая о своей работе в оркестре "Вайнтрауб Синкопейтерс", где он постиг премудрости джазовой специфики, мог сказать: "Я там был единственным профессионалом. Они же не умели играть, я им сделал программу". (Алексей Баташев, "Возвращение из легенды". Мелодия, 1988, #4).

В отношениях с оркестром был чрезвычайно требователен и даже жесток, напоминая Гленна Миллера, который ради достижения необходимой производственной (а, следовательно, и творческой) дисциплины был способен выгнать любого, даже самого нужного коллективу музыканта за небольшое опоздание на репетицию.

Как писал один из авторов, "оркестранты, которых Рознер набрал в свой джаз после возвращения из ГУЛАГа, трудно принимали чисто западный стиль работы: никаких перекуров, никаких расслаблений. С музыкантами мог быть добрым, даже приятельствовать на короткой ноге, но в производственных конфликтах был жесток и упрям. На дисциплине настаивал буквально армейской. Сам работал до изнеможения и от других требовал того же." (Анатолий Агамиров, "Кривое зеркало собственной судьбы". Независимая газета, 19 марта 1993 г.).

Впитав с юных лет постоянную готовность к конкурентной борьбе, Рознер перенес это качество и на свою жизнь в условиях советской "распределительной" системы, где низкие заработки (а, следовательно, и низкий уровень жизни) были свидетельством скрытой безработицы и основной причиной незаинтересованности людей в результатах своего труда. Эту парадоксальность (если не сказать — дикость) общественного устройства он так и не смог понять, оставаясь до конца жизни противником "социалистической системы хозяйствования". Тем не менее, это здоровое, по нашим сегодняшним меркам, "творческое тщеславие" часто мешало ему в жизни. Тему развивает Юрий Саульский:

"Он не любил многих — Утесова, Цфасмана, в каждом подозревал соперника и приходил в состояние боевой готовности. Когда Эдди увидел меня в качестве руководителя оркестра (ВИО-66), я перестал для него существовать. Ему было безразлично, что я восхищаюсь им, испытываю к нему глубочайшую признательность, хотя бы за посвященное мне время. Он видел во мне только конкурента и ни о чем другом не задумывался. Будучи лидером, не мог свыкнуться с мыслью, что кто-то его опережает, что лидерство уходит...

Если уж он начинал уничтожать кого-то, то уничтожал до конца, без остатка, растаптывал в пыль. Очень жестокий [был] человек, мы говорили — "продукт капитализма"... Временами выдерживать его было тяжко". ("Эдди Рознер — вечный скиталец". Музыкальная жизнь, 1990, #13).

Семья Рознера распалась. Отношения с Рут Каминской, как-то сложившиеся после возвращения из лагеря, стали натянутыми. Основной причиной конфликтов были многочисленные любовные приключения Эдди. Рут, практически все концерты проводившая за кулисами, бывала жестоко уязвлена, когда, передавая ей цветы, полученные от зрителей, Эдди почти на ее глазах тут же уезжал куда-то с незнакомыми ей "дамами". Расставшись с Рознером, Рут вместе с дочерью Эрикой перебралась к матери в Варшаву. (Позднее, в годы антисемитской кампании в Польше, которую развернуло партийное руководство страны во главе с В.Гомулкой, семья Каминских оказалась в Нью-Йорке. Там, в доме ветеранов сцены, на одной из улиц Манхеттена, автор имел возможность в декабре 1991 года беседовать с Рут Турков-Каминской и получить от нее в подарок изданную ею книгу воспоминаний.)

С годами исполнительские кондиции Эдди Рознера падали, а после того как, отправившись отдельно от оркестра на своей машине из Одессы в Днепропетровск, Рознер попал в аварию и лишился ряда зубов, он уже не мог брать высокие ноты, и теперь на концертах "верха" за него в нужный момент "дотягивал" первый трубач. (В аварии погиб администратор оркестра Миша Сантатур, сын той самой Деборы Марковны Сантатур, которая воспитала маленькую Эрику в годы, когда ее родители были в лагере и ссылке. Серьезно пострадал и получивший перелом ребер тромбонист оркестра Андрей Хартюнов.)

Из-за физических недостатков и достаточно неуживчивого характера у Рознера возникали определенные трудности, и однажды концерт был сорван тем самым трубачом, который подтягивал за него верха. Вот как об этом рассказывает Юрий Саульский:

"Как-то однажды они (Рознер и трубач — Я.Б.) поссорились. Рознер играет, все повышая тона, поднялся довольно высоко, уже "па-па-па-па!", а дальше — ничего. Рознер оборачивается, бормочет "холера ясна", снова начинает: "па-па-па-па!" Вновь происходит тоже самое. Рознер уже громко: "Холера ясна!", а трубач ему показывает фигу. Произошло это в Кисловодске, во время концерта! Дали занавес, трубач говорит: "Что, видел? Больше с первым трубачом не ругайся, особенно с тем, который вместо тебя высокую ноту играет!" ("Эдди Рознер — вечный скиталец").

Для амбициозного и в высшей степени самолюбивого Рознера такое положение было унизительным. А тут еще наступила эра "битломании", и эстраду заполонили тысячи гитарных ансамблей. Один за другим стали распадаться биг-бенды. То, что случилось со свинговыми составами США в 1946 году, с советскими произошло в середине 60-х. Пик этого процесса пришелся на 1964-1966 гг. Некоторые составы смогли "протянуть" до 1972-1973 гг. (например, оркестр Дм.Покрасса), единицы — даже до наших дней (оркестр Олега Лундстрема), но, в принципе, все было кончено еще тогда.

У Рознера это совпало с жестоким личным кризисом: он начал терять свое обаяние. В глазах у него появилась огромная, скопившаяся десятилетиями усталость, исчезла легкость, стала не той грациозность, с которой он двигался по сцене, все чаще появлялись приступы застарелой болезни печени, а голову украсила зияющая пустота лысины. Для Рознера — щеголя и фата, ловеласа и бонвивана — последний факт был особенно болезненным. Галина Ходес, танцовщица оркестра, ставшая его женой, как-то пыталась скрасить существование "стареющего гения", но удавалось ей это далеко не всегда.

К тому же над Рознером по-прежнему висело проклятие эмигранта, политически неблагонадежного, "не нашего", бывшего лагерника... Ему, полностью реабилитированному, не давали визы для зарубежных поездок, даже в Польшу, на свидание с дочерью и бывшей женой. (Точно так же советское консульство в Польше не давало даже обычных туристических виз Рут Каминской и ее матери, всемирно признанной актрисе, лауреату премии Оскар. Их имена вычеркивали из списков делегаций, посещавших СССР в рамках культурного обмена, а театр Иды Каминской так ни разу и не побывал на гастролях в нашей стране.)

Политика, как и раньше, диктовала культуре правила поведения, а в результате биг-бэнд Рознера — один из самых популярных в стране и едва ли не единственный, играющий на уровне лучших западных стандартов, — не смог ни разу выехать на зарубежные гастроли, если не считать участия в мероприятиях Фестиваля молодежи и студентов в Праге. В громадном потоке музыкальной макулатуры крайне сложно найти записи этого блестящего оркестра. Рознера, чьи песни распевала вся страна, упорно не принимали в Союз композиторов (в то время как там оказывались даже достаточно посредственные мастера эстрадно-джазового жанра). Эдди задыхался в этой удушливой атмосфере музыкального политиканства. Он рвался на Запад, но граница, как и в прошлые годы, была "на замке".

Вот так и случилось, что один из самых талантливых музыкантов мировой эстрады нашего века, приблизившись к 60-летнему рубежу, оказался не у дел. Рознер оставил оркестр и ушел из Росконцерта, и его при этом никто не задерживал. В 1971 году разваливающийся коллектив принял, едва ли не заново создавая его, 28-летний Анатолий Кролл, работавший до этого дирижером оркестра Узбекистана. (Формально бывший биг-бэнд Эдди Рознера, переживая многочисленные смены состава, по преемственности существует и поныне.) Правда, Рознеру удалось собрать еще один, последний свой оркестр, приписав его к Гомельской областной филармонии, но это было делом недолгим — оркестр оказался финансово несостоятельным, государственных дотаций не получал и прекратил свое существование уже через год.

По свидетельству Фредерика Старра, в 60-е годы Эдди Рознер подал "не менее 80 просьб на разрешение эмигрировать, но на все получал отказ. Значительно позже, во время визита президента Никсона в Москву, в 1972 году, виза была выдана, и то лишь потому, что Рознеру удалось как-то проникнуть в посольство США в Москве под видом американского туриста и упросить посла обратиться к русским в его пользу." Рознер оказался в Западном Берлине, начал играть в небольшом ресторанном составе, но состояние здоровья прогрессивно ухудшалось, и 8 августа 1976 года в результате сердечного приступа его не стало. При желании могилу заслуженного артиста Белорусской ССР Эдди Игнатьевича Рознера можно найти на одном из еврейских кладбищ Западного Берлина.

История, которая ничему не учит

"Илья Шубин, музыкант из прогоревшего ресторана "Бояр", сидит на еврейском кладбище в Западном Берлине. На могильной табличке по-русски написано: "Эдди Рознер. 1910—1976".

— Да, вот это Рознер, — горько вздыхает Шубин.— Всякие слухи ходили здесь. Одни говорили, что он отравился, другие — повесился. А я думаю, что в могилу его уложили душевные муки. Он оставил Советский Союз, когда был на вершине известности. Там, в России, у него был оркестр, была сцена. Там он мог заниматься искусством. А здесь безработными пруд пруди. Не то что большую сцену — кусок хлеба не получить..."

Так начиналась небольшая статья в газете "Советская культура" от 31 марта 1981 года (#26). Называлась она очень характерно: "Не те песни". Характерным это название было не только для 1981 года, но и, пожалуй, для всего "большевистского" периода нашей истории. Одной зубодробительной статьи с подобным названием в официозной прессе бывало достаточно, чтобы отправить еще вчера популярнейшую личность в небытие и создать вокруг нее такой вакуум, когда чужими становятся даже самые близкие люди. Сведение счетов и ныне остается одним из любимейших занятий нашей номенклатуры. Нередко это делается даже после смерти того, на кого направлен поток грязи и диффамации. (Кстати, имя Рознера на могильной плите выглядит несколько иначе: "АДОЛЬФ (Эдди) РОЗНЕР".)

Рознер "уехал", и уже одного этого было достаточно, чтобы навечно вычеркнуть его из памяти целой страны. Два с половиной десятилетия в титрах фильма "Карнавальная ночь" отсутствовало упоминание имени Эдди Рознера и оркестра, который озвучивал этот фильм. (А чечеточников "братьев" Гусаковых не только изъяли из титров, но даже был вырезан эпизод с их прекрасным номером, и лишь недавно справедливость была восстановлена.)

Долгие годы о тех, кто "уехал", можно было говорить либо плохо, либо вообще не говорить. Рознер не был исключением. Ленинградскому музыковеду Владимиру Фейертагу стоило большого труда вставлять имя Рознера в свои статьи для сборников "Русская советская эстрада" даже просто в перечне других имен. Ни о каком-либо рассказе о легендарных оркестрах Эдди Рознера не могло быть и речи. Но эти сборники выходили в конце 70-х — начале 80-х, а такой подход тогда был нормой. Удивительным стало другое.

В 1987 году в издательстве "Советский композитор" вышел сборник "Советский джаз" (Проблемы. События. Мастера.) Это уже был год, когда через рухнувшие запреты полилась правда о нашем "непредсказуемом прошлом", когда уже можно было говорить и когда уже говорили. Так вот, в этом фолианте о советском джазе (590 стр.) можно найти 42 упоминания о Д.Эллингтоне, 20 упоминаний о К.Бейси, 19 — о Дж.Колтрейне, 18 — о М.Девисе, по 15 — о И.Бахе и И.Стравинском, 14 — о Б.Бартоке, 13 — о Ч.Паркере, 10 — о Ч.Кориа, и 1 (одно) об Эдди Рознере. Вот это упоминание: "После консерватории Ю.Саульский несколько лет работал в эстрадных оркестрах Д. Покрасса и Э.Рознера". (А.Петров. "Юрий Саульский", стр.373).

К счастью, на следующий год после выхода этой книги фирма "Мелодия" издала два долгоиграющих диска с записями Джаз-оркестра Белорусской ССР под управлением Эдди Рознера (М60 48361 004 "Караван" и М60 48411 008 "Прощай, любовь") из серии "Антология советского джаза", выпуски 15 и 16. Диски сопровождались достаточно подробными аннотациями Глеба Скороходова, но они не могли спасти честь советской джазовой журналистики.

Время рано или поздно все расставляет на свои места. В какой-то период интерес к самобытной личности Эдди Рознера был достаточно велик, и тогда появились посвященные ему газетно-журнальные публикации, вышла книга Юрия Цейтлина, были переведены отдельные главы из книги Рут Каминской. А 17 марта 1993 года в Москве состоялось музыкальное шоу под названием "В компании Эдди Рознера". Выступали музыканты и вокалисты, работавшие с Рознером, в зале были крупнейшие мастера свингового джаза, но главным действующим лицом был Концертный оркестр Республики Беларусь под управлением Михаила Финберга — прямого преемника Госджаз-оркестра БССР.

Нужны были усилия, чтобы память об Эдди Рознере и его легендарном оркестре была увековечена в Беларуси, славу которой он преумножал своим творчеством. И вот с 8 по 10 февраля 1996 года в Минске проходит джазовый фестиваль под названием "Вместе с Эдди Рознером". Первый же концерт фестиваля посвящен его творчеству. Исполнители: оркестр Михаила Финберга, его солисты, вокалисты. В газетах публикуются статьи с предложением назвать этот, ставший уже традиционным (проводится с 1987 года), фестиваль именем Рознера. Но все повисает в воздухе, идея не находит дальнейшего развития...

Уходит в небытие эпоха виниловых дисков, но что-то не находится издатель, который перенес бы на компакты хотя бы то из творчества Рознера, что было издано фирмой "Мелодия". Все меньше и меньше остается людей, которые бы видели и слышали выступления Эдди и его оркестров. Еще немного, и уже никого не заинтересует музыка в стиле "ретро" в исполнении никому неизвестных музыкантов, составивших когда-то целую эпоху в истории советской эстрады...

А.Железный и Л.Шемета (Киев) в статье, посвященной 20-летию со дня смерти Рознера, пишут, что полная дискография Эдди Рознера насчитывает 83 записи, при этом учитываются и записи в составе "Вайнтрауб синкопейтерс" на берлинской граммофонной фирме "Корда" (1931), и записи на фирме "Электропа", которые выпускались в Германии и Италии (1932), и уже упоминаемые нами парижские записи на фирме "Колумбия" (1938). ("Золотая труба Эдди Рознера", русскоязычная газета "Еврейский мир", Нью-Йорк, 2 августа 1996 г.). Будет ли издана когда-нибудь антология творчества этого прекрасного музыканта?!..

И все же что-то у нас уже есть: два LP фирмы "Мелодия". Вслушаемся же в музыку, которая служила источником радости в трагические годы войны и тяжелого послевоенного лихолетья, в музыку, которую, несмотря на мрак и безумие окружающей нас жизни, удалось возродить из небытия.

P.S. Много тайн еще хранит история оркестра Эдди Рознера. Слишком много противоречий даже в публикациях тех, кто сам был участником описываемых событий. А сколько еще просто неизвестного?! Вот выскакивает одна единственная фраза в воспоминаниях прекрасного актера, проведшего 12 лет в сталинских лагерях, Вацлава Дворжецкого: "Был у нас еще прекрасный скрипач из оркестра Эдди Рознера". И все. И ни слова больше... ("Пути больших этапов". Сб. "Театр ГУЛАГа", М., "Мемориал", 1995, с.31).

О ком идет речь? Кто еще сидел, кроме Рознера, из состава его оркестра?..

Завершая публикации, автор считает нужным сказать, что он далеко не уверен, что все приведенные им факты абсолютно точно соответствуют действительности. Просто он собрал и свел воедино все известные ему на сегодняшний день данные, и он будет весьма признателен тем, кто дополнит, исправит и разовьет начатый им разговор об уникальном явлении в истории советской эстрады по имени Эдди Рознер.

P.P.S. Еще автор выражает искреннюю признательность ленинградскому музыковеду Владимиру Борисовичу Фейертагу за помощь, оказанную в работе над данной публикацией. Автор также выражает благодарность члену бывшего Минского джаз-клуба Винценту Вечорке за поиски и перевод на русский язык польских публикаций об Эдди Рознере.

Яков БАСИН Минск. Октябрь 1988 — август 1998

1998