Валерий Мысовский - Блюз для своих

Для покопений, что росли под Вeatles, Rolling Stones, Doors, Jimy Hendricks'a, Led Zeppelin, Pink Floyd и др. джаз так и остался terra incognita. Попытки потом, повзрослев, обратиться к истокам музыки детства, как правило, ни к чему не приводили — привыкшие к четкому ритму уши и тела не воспринимали спонтанных перепадов и жуткого завывания духовых в пьесах так называемых авангардистов, а именно они к 70-м годам почти полностью приватизировали для своего музицирования сам брэнд "джаз ". Джаз-рок и вовсе не прижился, поскольку его пере­соленный двойной драйв вызывал скорее раздражение, чем приток сил и всплеск эмоций. Никакого катарсиса, одним словом. Поэтому поколение рокеров, пройдя период традиционного увлечения Луи Армстронгом, приходило к R'n'B (или наоборот) и успокаивалось. Это в лучшем случае, поскольку многие их ровесники - сорока-пятидесятилетние парни —до сих пор топчутся в музыкальных магазинах возле полок с Deep Purple.

В эпоху CD-глобализации проблема только обострилась, поскольку финансовая поддержка (в виде покупки ков) тех музыкантов, для кого творчество является смыслом жизни, а не бизнесом, стало позицией, чем-то вроде принципиальной защиты вековых традиций французских сыроваров. Однако разобраться в массе музыкальной породы, которую вывернули на рынок в последнее десятилетие, отыскать в ней "алмазы" (а они, как известно, при добыче для неопытного глаза внешне неотличимы от обыкновенных булыжников), стало еще трудней. Без гуру, без его мудрых советов неофиту угрожает опасность попасть под влияние шарлатанов, за внешней оболочкой "правильности" которых скрывается вовсе не "продвинутость", а всего лишь примитивная, неандертальская меркантильность.

Мне повезло. Я прочитал книгу Валерия Мысовского "Блюз для своих". И наконец-то до меня—"гитариста" —дошло, что такое свинг. Я получил тот универсальный код, по которому могу теперь безоши­бочно определить, где "свой", а где — "чужой" (в джазе, конеч­но). Почему так нескромно, да лишь за себя ? Что ж...

Книга Валерия Мысовско­го — старейшего питерского джазмена, "ударника", одного из основателей первого со­ветского джаз-клуба "Д-58", "в котором он прочел первую лекцию о джазе", издавшего в 1960 году первую в СССР бро­шюру "Джаз", участника мно­гих джаз-бэндов, оставивших неизгладимый след в исто­рии, почетного члена джаз- клуба "Квадрат", музыканта, чье имя навечно прописано в "Галерее Славы" "Джазфилармоник холла", лауреата премии Виллиса Коновера — книга, написанная в 1973 го­ду, наконец издана в Питере тиражом... 100 экз. (прекрас­но понимаю, что за тридцать лет она во множестве разо­шлась по рукам в виде копи­рок, синек, ксероксов и рас­печаток, читалась друзьями и знакомыми автора, друзьями друзей и знакомыми знако­мых... но все же).

Да, умом Россию не по­нять... Видимо, и не надо. На­до слушать музыку и читать (такой драйв, как от "Блюза для двоих", я испытывал в жизни от единичных книг — по пальцам сосчитать).

"Смешно вспоминать пер­вые самоуроки, дурацкие до­гадки и идеи. Конечно же, бе­гал в кинотеатры смотреть, как держат палки маэстро. В "Ко­лизее" перед сеансами играл бэнд, в котором на возвыше­нии царил маленький щеголе­ватый ударник с усиками. В программу входили обязатель­ная "фантазия" на темы совет­ских композиторов, еще какие-то песенки и — гвоздь про­граммы — "ритмическая юмо­реска" . Тут уж я впивался: в од­ном месте барабанщик, с ка­менным лицом, сидя абсолют­но прямо и непонятно выкру­чивая руки, производил нечто трескучее на малом барабане — и все понимающе подмиги­вали друг другу: джаз!"

Это повторялось из поколе­ния в поколение: ловили му­зыкальные заставки телепро­грамм — "слышь, чувак, это — Пинк Флойд!", ходили на кон­церты ВИА, которые на слад­кое могли отмочить что-то вроде Smoke On The Water...

"Великая все-таки тогда была темнота, не было даже намеков на то, что за пределами СССР есть джазовая музыка — ну, по­жалуй, разве в Германии, во всяком случае, так свидетельст­вовали фронтовики и трофей­ные немецкие пластинки, на которых лихо наяривали ак­кордеонные фокстротчики, да еще, конечно, трофейные ки­нофильмы, которые просмат­ривались —и прослушивались! — нами несчетное количество раз. Тут были и "Ослиная сере­нада" (из голливудской "Двой­ной игры"), и "модерновый" джаз из "Гибели мечты", и ор­кестр Карела Влаха из какого-то чешского фильма, и, конеч­но, фокстроты из "Артистов цирка"... Господи, сколько же раз я смотрел "Серенаду сол­нечной долины", этот пир джа­за нашего поколения!"...

Когда появились первые оте­чественные магнитофоны мас­сового производства, жить ста­ло легче, жить стало веселей. Да и наши кинематографисты изредка стали "баловать": тот же "Афоня", например, с "Ма­шиной времени". Но ведь это имеет отношение лишь к слу­шателю и зрителю. А каково жить в стране, где твое творче­ство никому не нужно, музы­канту, писателю, художнику?.. Вернее, оно нужно, но не более того. Конечно, так во всем ми­ре: чтобы творить и жить за счет своего творчества, нужно это "право" завоевать, нужно доказать продюсерам, издате­лям, галерейщикам, что ты че­го-то да стоишь. Завоевывает­ся это право за счет недосыпа­ния, недоедания, максималь­ного напряжения сил физичес­ких и психических. Но когда есть к чему стремиться, когда есть перспектива, когда суще­ствует потенциальная возмож­ность, то все эти трудности — мелочи жизни, если только ты уверен в себе, в правильности выбранного "пути". А если стремиться не к чему? Если впереди тебя ничего не ждет? Остается одно — энтузиазм, на котором, как говорится, далеко не уедешь. Самое страшное — нет никакой перспективы творческого роста...

"Ну и гремел же я по своим тарелкам и барабанам! Жаль только, что почти не занимал­ся. Все занятия сводились к уже упомянутым постукива­ниям под пластинки, но тут я иногда не знал удержу— в два- три часа ночи в своей шестиме­тровой конуре обертывал ба­рабан тряпкой и начинал сту­чать "тихо", пока не менее тихо мне не начинали садить в пол соседи снизу. Но в общем ком­мунальная квартира меня вы­терпела вполне сознательно. Когда, днем, вечером, а иногда и после полуночи, я начинал грохотать, ведь многие скре­жетали зубами, но терпели"...

"Ненавижу МакДональдс, Кока-Колу и прочий пластмассовый рай", —сказал как-то Дэ­вид Боуи. Даже у них эта про­блема была, вернее проблема ее осознания. Что уж говорить о стране за "железным занаве­сом"? Все, что "из-за речки", ка­залось прекрасным, образцом для подражания, пределом меч­таний. Вот и получается, что по­нимание того, что "там" в прин­ципе все так же, как и "тут" — первый шаг "к свингу".

"Но вернемся в начало 60-х, когда начинались большие де­ла. Прежде всего, приехал Бенни Гудман. Это, разумеет­ся, была сенсация — первый американский биг-бэнд в СССР! Отстояв положенную очередь за билетами на Зим­ний стадион, с нетерпением ждем. Неожиданно звонит Вайнштейн и просит встре­чать самолет (нет переводчи­ка), и вот мы — О. Кандат, Г. Гольштейн, Вайнштейн — сто­им у трапа, по которому спус­каются джазмены и сам Б.Г. Здороваемся, вручаем цветы, я представляю всех, но когда называю свою фамилию, — неожиданная реакция: схва­тив обе мои руки в свои лапы, Б.Г. восторженно трясет меня, что-то выкрикивая, — в об­щем, чушь какая-то, ничего не понимаю. Едем в "Асторию", и тут, отведя меня в сторону, Б.Г. конфиденциально: "Не могли бы вы сделать так, чтобы я жил отдельно от музыкантов, ну и чтобы все было экстра­класс?" "Да я-то здесь при чем?, я только вас встречаю". "А разве вы не тот знаменитый советский композитор (види­мо, Мясковский)? а, ну тог­да..." И все мне стало ясно"...

"Они там все — профессио­налы!" Профессионализм — вот идол "пластмассового рая". Но ведь главное, чтобы профессионал оставался "че­ловеком хорошим"... Как же стать профессионалом, и ос­таться при этом—человеком?

"...вскоре появились Джо Ньюман с Виктором Фелдма­ном, Мелом Льюисом, Биллом Кроу. Изголодавшись у Бенни Гудмэна по джазу, ридмены радостно завопили, замахали им руками, а те выпили водоч­ки, уселись за инструменты и ...мы, окружавшие их тесным кольцом, как говорится, "опу­пели". Сразу зазвучал и "пло­хой" контрабас, и "ненастро­енный" рояль, и самодельные барабаны Лавровского..."...

Закон самоменеджмента в интерпретации простых лю­дей звучит предельно просто, всего два постулата: "главное — себя хвалить" и "светиться надо!" За таким "очковтира­тельством" скрывается недо­статок компетентности, Но срабатывает! А что же делать людям, не на столько "про­стым"? Замкнуться в себе, зашиться в "кокон" ^Или бо­роться с ними за "место под солнцем"? Дилемма...

",..{я заметил, что музыкан­ты, как женщины, очень рев­ниво следят за успехами друт друга, и чтобы похвалить кого- нибудь — это редкость, а вот окатить лоханью помоев — это как правило!.. В глаза, улы­баясь: "Ну, ты гигант, здорово у тебя получается!" А только отошел, и уже слышится: "Да, не дано чуваку, не дано!" И особенно стараются те же лю­ди, кого имеешь неосторож­ность похвалить — а хвалить- то приходится, чтобы они, выйдя на сцену, не обкакались от страха, и нужно сказать, что такое подбадривание иногда помогает, но зато потом дер­жись! Вот дилемма!)"...

Никакой дилеммы. Ввя­жешься "в драку" — станешь таким же, как они. Но такое дано не каждому. Передается с генами. Дергаться бесполез­но. И это вовсе не недостаток. Иначе бы не завидовали...

"С Вадиком Панкевичем мы играли на встрече с А.Превином в кафе "Сонеты", но мне не понравилось поведение знаменитого музыканта: сра­зу чувствовалось — неджазо­вый это человек. Он долго ло­мался, а когда сел за рояль, иг­рал без отдачи, несерьезно, хотя, конечно, класс присут­ствовал. То ли дело .Джонни Коулз или Пол Гонзалвес на незабываемом джеме с Эл­лингтоновцами в "Белых но­чах — сами полезли на сцену и играли с нами весь вечер. Думаю, для нашего трио это было самое приятное и, ко­нечно. самое ответственное — своего рода экзамен на зре­лость — выступление. Атмоссфера всеобщего ликования, я бы сказал даже братства, ох­ватила присутствующих — а сколько не попало внутрь и стояло на улице! Когда же на сцену вышел сам Дюк, насту­пил момент высшего счастья. Помню только, что я стоял ря­дом и блаженно улыбался...'...

И в этом зале, переполнен­ном штатными сотрудниками и сексотами КГБ. зорко следя­щими за каждым жестом на­ших и американцев — а как же, чтобы не передали, не дай бог, советским гражданам подрывной литературы рели­гиозно-порнографического содержания, в каждом от ду­ши подаренном мундштуке усматривавшими шпионский контейнер с секретным зада­нием выведать военную тай­ну, Валерий Мысовский иг­рал на своем легендарном Premiere, с полной отдачей, в унисон с гармоничными рит­мами Вселенной... А ведь именно это древние греки и называли музыкой.

"Вообще свингование, по­скольку оно связано — как и любое ритмическое явление — со временем, с этим объек­тивным, непостижимым для физиков условием материаль­ного бытия, в очень большой степени, по-моему, раскрыва­ет для участвующего в нем сущность и смысл импровиза­ционного творчества, да и во­обще смысл жизни: как изве­стно, лишь немногие люди умеют жить полностью, до конца, на все сто процентов ис­пользуя ускользающий мгно­венный момент настоящего... так вот, свингуя, т. е. сосредо­тачиваясь на "точке свинга" каждой своей ноты, каждого звука, джазмен, как никто дру­гой, живет... мгновением... джазмен может оставить для потомков лишь эти бесконеч­но короткие мгновения "свин­гующих точек", которые, инте­грируясь в общий поток, про­звучат с долгоиграющей плас­тинки... Такова бренность славы джазового музыканта, и, подсознательно понимая это, джазмены, как никто другой отдаются этим коротким мгновениям, яростно сжигая себя, как бы втискивая максимально возможное количество жизненных сил в минимальные частицы Хроноса"...

Вот и смысл действий гуру - дать тебе понять,что ты все знаешь сам. И всегда это знал. Просто? Конечно. Сложно только у полировщиков мозгов — иерархия! "Рожденный ползать — летать не может". Внушать человеку, что он - червь, — преступление...

"Представляю, трудов стоило Гольштейну обламывать новичков-сайдменов—ведь каждого нужно было учить и переучивать, при этом многие, как только оперялись, тут же улетали от своего учителя, и даже без предупреждения. Этот вид беспринципности, а часто просто предательства мне тоже хорошо знаком. Но тут уж ничего не поделаешь — "Чувак, деньги надо делать!", "Старик, я джаз люблю, но кушать-то надо" (а сам копит на "Москвич" — все это и сейчас paспространено. И сколько теперь таких, уже толстых и одетых в заграничные шмотки (наконец-то наелись и обарахлились) и важных экс-джазменов можно видеть, когда они изредка попадают на джем-сейшн и с тоской взирают на сцену - поезд-то ушел, не догонишь"!

Явление старо, как мир. Называется лишь по-разному. Одно из определений — инициационная болезнь. Она - неземная. С ней все наоборот: поддашься — выздоровеешь, станешь художником, j А не поддашься, попросишься назад... Что ж, и этому есть определения — регресс, деградация.

У "Блюза для своих" есть продолжение — "Барабаны судьбы". Я его слышал. На CD MP3. Не нашлось никого, кто бы ее набрал?

Наверное, я в "этой жизни" чего-то не понимаю. Да, в сущности, и понимать не хочу. Но — никакого пессимизма.

Книгу Валерия Мысовского"Блюз для своих" процитировал Алесь Островцов.

Jazz-Квадрат, №5/2003