Николай Левиновский - благодаря джазу я стал личностью!
02.07.1999
Как "бывшие наши джазмены" чувствуют себя на родине джаза, какова их судьба, планы, возможности? Эти вопросы всегда волновали и любителей, и профессионалов от музыки. Сегодня вы имеете возможность заочно "пообщаться" с музыкантом, ранее прекрасно известным любому советскому джазовому фанату, а ныне проживающему и работающему в Нью-Йорке и даже открывшему собственный лейбл "NLO Records".Пианист и клавишник Николай Левиновский, бывший руководитель группы "Аллегро", поговорил с новосибирским барабанщиком Сергеем Беличенко в своей уютной квартире в центре Манхеттена, полной нот, звуков и джазового обаяния.
Сергей Беличенко: Девять лет тому назад, в России, твоему общественному пьедесталу, известности и почету мог позавидовать любой. Что же толкнуло тебя на этот кардинальный шаг — переехать в Америку?
Николай Левиновский: Мне трудно сформулировать причины, по которым я отбыл в США. Успех, известность и слава — это проходящее. Когда я создавал "Аллегро", я не о какой славе ни мечтал. Это был порыв души артиста, и, слава богу, он был реализован. Мы хотели стать джазовым ансамблем де-факто, и де-юре. Известность пришла потом, и это не то, с чем жалко расстаться.
— А с чем жалко расстаться?
— Я бы не так поставил вопрос. Это было более интимным. Возникло чувство досады, что уезжать придется. При других обстоятельствах я бы ни за что не уехал. Я человек русский, я вырос в России, говорю по-русски, прочел всю русскую литературу. Но так произошло, что какие-то силы подняли массу людей и они устремились на Запад. Это все давно объяснено и описано политиками, экономистами, социологами, философами. И я не хочу лезть во все эти "измы": коммунизм, социализм и т.д. Я говорю с личных позиций. С другой стороны, была внутренняя проблема, в которой я сам себе не мог признаться, — этакий авантюризм, в хорошем смысле этого слова. Попробовать себя в новой ипостаси.
— Но ты, будучи зрелым музыкантом, не мог не знать то, что едешь в джазовую передовую страну. Ведь многие молодые считают так: "Ага! Вот я сейчас приеду в Нью-Йорк, конечно, я попотею — но великим музыкантом стану, и пусть мои недруги в России завидуют".
— Да, таких много, но жизнь щелкает их по затылку, и они чаще всего успокаиваются. Но я был уже достаточно немолодым, чтобы так глупо рассуждать. Это или от сверхсамонадеянности, или от недалекого ума. У меня не было никаких амбиций. Я просто сделал вызов самому себе. Как ты отметил, в России я сделал все, что мог, и уперся в потолок. Надо находиться на острие ножа, иначе начнется медленный плавный спуск к джазовой старости, как это случилось со многими. Как говорил покойный Костя Носов: первую часть жизни человек работает на свое имя, вторую часть — имя работает на него! Я этого страшно боялся, чтобы обо мне думали как о бывшем джазмене. Одно дело быть лучшим музыкантом в России, иное дело с этим багажом прибыть в Нью-Йорк. И я могу констатировать, что это мне удалось.
— Но это было непросто? Ведь ты же не простой сайдмен, а лидер, и тебе нужно было доказать, что ты достоин этого, с тобой можно и нужно играть. И это при том, что музыкантов тут пруд пруди. И лидеров — тоже. Были проблемы?
— О, да! Я начинал как бы все заново. Во-первых, здесь другой уровень, другие традиции и подход. Нью-Йорк — это особый сектантский город (в смысле джаза), где сильны традиции Паркера, Трейна. Если ты вписываешься в эти традиции, тебя потихоньку примут, если же ты считаешь себя сверхценным музыкантом с нетрадиционным выражением — то это проблематично. Здесь необходимо обязательное знание всего наследия традиционного джаза, и если ты не играешь темы Хэнкока, Сильвера, Монка и других — движение твое замедлится. Это неукоснительная истина, особенно в среде черных музыкантов, а они занимают лидирующие позиции, и к их мнению прислушиваются.
— Отлично! Ты мне напомнил недавнюю дружескую полемику между мной и Аркадием Шилклопером. Музыкант высочайшего класса, хотя играть джаз на валторне сложно. И вот говорит он мне: зачем тысячу раз повторять то, что было сделано сотнями музыкантов до нас. Надо искать свой, собственный, неповторимый стиль. Я же ему твердил: почему никто не возражает, что 400 лет играют одни и те же произведения Бетховена, Вивальди? Если есть музыканты, которые в состоянии играть музыку, накапливаемую в течение ста лет, я не вижу в этом ничего плохого. Потом, джаз — это не статичное искусство. Каждый новый импровизатор нового поколения по-своему трактует те же канонические темы, и в этом есть определенный цимус! Но вернемся к тебе и твоей американской судьбе.
— Да, я свой первый джем отыграл через несколько дней после приезда. Начались звонки, некоторые джазовые халтуры, но прошло только четыре (!) года, прежде чем я, завоевав определенную репутацию, начал создавать свой оркестр. В творческом отношении это был период врастания в джазовую среду Нью-Йорка. Я обзавелся связями, знакомствами, появились музыканты, которые ко мне как к музыканту относились благожелательно, верили в меня. И вот уже четыре года я этим оркестром руковожу.
— Но ведь содержать бэнд дело дорогое и канительное. Как вы вписываетесь в общую картину городской джазовой сцены?
— Когда я начинал репетиции (а это было в Бруклине), музыканты из Манхеттена приезжали ко мне, репетировали бесплатно, и у меня было такое чувство, что будто бы я заново родился. Потом был большой перерыв. C 1996 я возобновил работу, и раз двадцать выступил в Нью-Йорке. В клубах "Бердленд", "Смолсе", "Нью-Лондж", "Робертс", открытые концерты в парках.
— Но это же не просто творчество, это требует средств. Кто-то помогает?
— Сначала оркестр существовал на чистом энтузиазме, это был репертуарный бэнд. Все джазмены — профессионалы, но джазовая работа не всегда у них есть, поэтому музыканты иногда просто собираются, чтобы познакомиться с новыми аранжировками, поиграть, не потерять форму. Коммерческого интереса в этих случаях нет, хотя каждый надеется, что что-то из этого получится, будет ангажемент или запись. И это все бесплатно!
— У нас, увы! время энтузиазма прошло. Сейчас многие, особенно молодая джазовая поросль, пестуемая на рыночной экономике, в таких случаях первым задает вопрос: "А сколько я получу за это?"
— Я не знаю, как выразить свою мысль. Но это в России. Парадоксально, что здесь, в Нью-Йорке, где каждый ценит свое время и труд и такое обилие музыкантов, — люди репетируют и не требуют гонораров... Для них важно ВЫСТУПИТЬ перед аудиторией, получить оценку в прессе, заставить говорить об этом коллег и критиков. Это паблисити, что здесь ценится! На джазе не заработаешь много, особенно в Нью-Йорке, особенно в Америке, особенно в биг-бэнде. Джазом не прожить, если ты не звезда и не гастролируешь круглый год по миру и не выпускаешь покупаемые диски. Поэтому со своей дудкой играют где могут. Это может быть и не джазовая работа — музыкальное оформительство, работа в театральных постановках, педагогическая деятельность.
— Хорошо, это оркестр. А в комбо ты играешь?
— Иногда мы играем легкую танцевальную музыку (за нее платят больше), иногда я делаю малый ансамбль исключительно для утилитарных целей: дня рождения, свадьбы, юбилея. И так работает весь мир. Если бы я был Майлсом Дэвисом, то я бы работал только на фестивалях и в студиях, получая многотысячные гонорары. У меня другая судьба. Я преподаю, играю много для балетных студий, куда меня охотно приглашают. У меня было неплохое джазовое трио (Дэрэлл Пиллигрин — барабаны, и Боря Козлов — контрабас), с которым я работал в "Русском самоваре". На эти деньги я и содержу свой оркестр, арендую студии. В Нью-Йорке, чтобы выжить, надо уметь заниматься многим. И, тем не менее, я доволен этой судьбой, я доволен тем, что живу в Нью-Йорке, нахожусь в центре джазовой жизни. Я не являюсь центром этой жизни. Я песчинка в джазовом мире, но я этим полностью удовлетворен, потому что здесь ощущаешь много новых эмоциональных моментов. Я всегда боялся в России увянуть, а здесь я продолжаю произрастать!
— Я сейчас коснусь достаточно интимного и болезненного для российского слушателя и музыканта вопроса. Когда существовала изоляция страны, мы смотрели на американский джаз как на икону, и все, что ни делалось и кем бы ни делалось в джазе в США, — принималось априорно как событие. Со временем, когда "занавес" пал, и мы стали ездить по миру, этим идиллиям пришел конец. Мировоззрение менялось. Скажи, ты как человек, начавший свой путь в среде "советского джаза", перебравшись в Нью-Йорк, как оцениваешь современную американскую джазовую сцену? Что для тебя стало новым и неожиданным?
— На твой вопрос ответить однозначно невозможно. Надо вернуться в свою музыкальную юность. Да, когда мы были молодыми, мы слушали американцев. Но учти, к нам приходили записи уже маститых и известных фигур: Трейна, Паркера, Дэвиса, Питерсона, Эддерли и т.д. И мы ориентировались на них. Вместе с тем, наши взгляды на исполнительское искусство менялись. Когда я был студентом, я считал, что лучше моих партнеров Епанешникова, Двоскина и Коновальцева никого на свете нет! Хотя некую свою ущербность мы понимали. Когда я приехал в Москву, я увидел, что есть и другие музыканты. Другой уровень, мода, взгляды... Потом, когда мы начали выезжать на гастроли, я услышал музыкантов Европы— другой уровень, и профессиональный, и технический, и творческий. Мои убеждения гармонически менялись.
Конечно, от саратовского квартета до копенгагенского джаз-клуба расстояние большое. И вот — я в Нью-Йорке. Если ранее мы падали на колени, увидев любого американского музыканта, чаще все же хорошего (плохие к нам не приезжали), то прибыв в Нью-Йорк — я обнаружил, что по интенсивности, по плотности джазовой жизни, по количеству исполнителей разных уровней ничего похожего в мире нет! И при таком изобилии видно, что тысячи музыкантов существуют на разном уровне.
Есть несколько слоев джаза. У меня была статья, заказанная русскоязычной газетой "Новое русское слово" в Нью-Йорке, которая называлась "Путешествие сверху вниз", в которой я и описал свое видение джазовой столицы. Я начал с Карнеги-Холла и закончил уличными джазменами. Наверху играют артисты с мировым именем, в клубах типа "Блю ноут" — тоже крупные фигуры, в средних клубах — приличные и уважаемые джазовые музыканты, но не бешено раскрученные звезды. В маленьких, скромных, отдаленных клубах (типа "Савой) играют музыканты хорошие, не именитые, но вписываемые в нью-йоркскую джазовую жизнь. И, как правило, джазовые исполнители, независимо от того, звезда это, или просто известный музыкант, или просто джазовый трудяга, — грамотные, хорошо подготовленные специалисты. Кстати, система джазового образования поставлена блестяще. Если молодой человек обучается в специализированных джазовых заведениях, то к 18-20 годам это вполне сформировавшийся джазовый профессионал. Огромная армия музыкантов все время пополняется.
— Это прекрасно! Но, вот, общаясь, особенно с молодежью, замечал ли ты, понимают ли они всю степень сложности своего жизненного пути, ее невеликий общественный пьедестал и малую жизнеобеспеченность? Они могли бы стать врачами, юристами, брокерами, но они идут в джаз, сознавая эти коллизии?
— Ты что же, отговариваешь их от этого?
— Да нет же, просто предупреждаю, с чем это будет связано. Так я говорю в России своим молодым коллегам. Видимо, любовь к искусству настолько велика, что она заслоняет все остальные мирские прелести жизни.
— Джаз как музыка обладает огромной привлекательной силой. Если юноша в 15 лет решил посвятить себя этому музыкальному искусству, значит, в нем есть что-то близкое, что-то созвучное джазу. Потом, здесь джазовые музыканты многие преуспевают, и любой талантливый молодой человек вправе надеяться на собственный успех, что и происходит.Еще я уверен, что тот, кто посвящает свою жизнь джазу, делает это не из корыстных побуждений. Это не тот сорт музыки. Джаз, на мой взгляд, отличается от других видов музыкального творчества тем, что это — предельно честное, бессребреное искусство. Туда идут люди, которые просто не могут без него жить, которые беззаветно обожают его (джаз). Что заставляет юношу дуть по 5-6 часов в день, учить громадный тематический материал, при том, что ему никто ничего не обещает, как, впрочем, всем и во всем в Америке? Именно эта любовь рождает молодые кадры, обилие которых создает невероятную конкуренцию. Да, конкуренция давит на личность, и от нее никуда не деться, каждому на своем уровне.
— Но конкуренция стимулирует рост и качество музыки!
— Разумеется, и при этом здесь люди, посвятившие себя джазу, относятся к своей профессии очень серьезно, и к своей роли, своему месту в этом искусстве. Шарлатанство здесь не пройдет. Я посетил десятки джем-сейшенов и видел, как люди выходят на помост. Во-первых, джем-сейшены — это целый ритуал, со строгим отбором участников, с записью в список. Музыкант, независимо от ранга, сидит и ждет своей очереди, когда его вызовут, а не распихивает локтями, рвясь к роялю, как у нас. Состав участников случаен, тема непредсказуема, ты, как на рыцарском турнире, должен быть готов ко всему.
— Стоп! А кто же формирует этот отбор, эту политику джаз-клубов? Владелец, менеджер клуба, джазовый критик? Сами музыканты?
— Начнем с того, что любой клуб — это деловое, коммерческое предприятие, и любой владелец, открывающий джаз-клуб, прежде всего озабочен прибылью, которое его дело должно давать. Если дело не рентабельно, оно обречено. На моих глазах закрылись десятки клубов. Поэтому каждый строит, говоря твоими словами, свою политику исходя из постулата: меньше заплатить — больше заработать.
— Второй вопрос. В больших мегаполисах (это касается всех видов искусств) существуют некоторые крупные сообщества творческих людей с мировой известностью. В нашем случае назовем их "джазовой мафией", в лучшем пониманием этого слова. Они крепко держат оборону в плане распределения ангажемента, и молодому музыканту очень сложно войти в из круг. Это же касается и представления российского джаза за рубежом. Заслуженно талантливых молодых музыкантов оттирают в сторону. Насколько это характерно для Нью-Йорка?
— Дело в том, что, скажем, в Москве, где меня нет, я бы, наверное, принадлежал к более старшему поколению "московской джазовой мафии". И жалобы на меня сыпались бы дождем. Справедливости ради скажу, что здесь картина иная. Джаз, как и все остальное в Америке, это и искусство, и бизнес. Есть определенные круги лиц, которые этот бизнес контролируют. Крупные продюсеры, руководители известных записывающих компаний, менеджеры фестивалей, владельцы клубов и залов — эти люди руководят джазовой жизнью. Среди них есть и музыканты, в силу тех или иных обстоятельств вставших на руководящие посты. Но попыток зажимать одних в пользу других... Я не замечал этого. Просто существуют определенные критерии, по которым одним музыкантам есть больше шансов добиться финансового и творческого успеха, а другим (при равных условиях) шансов меньше.
Я очень осторожен в этом щекотливом вопросе, но цвет кожи играет большую роль в карьере. В силу исторических обстоятельств негритянские музыканты пользуются большим коммерческим успехом, чем белые. И в Америке, и в остальном мире. Так что назовем это предпочтительностью. Это не мафиозный подход, а чисто деловой: вложить деньги в фигуру, которая потом вернет весь капитал сторицей тому джазовому воротиле, который берется за это. Исходя из этого джазового бизнеса, одни музыканты выдвигаются быстро, благодаря грандиозной рекламной компании, другие остаются в тени. Но все же это должен быть талант и профи, какого-то авантюриста или бездаря на роль звезды не выдвинут. Это справедливый подход.
— Итак, Нью-Йорк — джазовый центр. Но вот какое дело. Джаз играют во всем мире. Играют его и в других больших городах. Джаз развивается там, где есть высокий уровень общемузыкальной культуры и критерии ее оценки. И не надо обижаться, что в Кемерово джаза — нет, а в Санкт-Петербурге он есть. Но если он здесь так развит, что же — всем стремиться в Нью-Йорк? Допускаешь ли ты равнозначное развитие музыканта в других крупных городах?
— Я тебе сразу отвечу. Несколько лет назад мне довелось встретиться в Бомбее на фестивале с Доном Черри. Он оказался приятным парнем, рассказывал, что живет в Копенгагене, но думает возвращаться в Нью-Йорк. На вопрос почему, он ответил: "Да, в Европе жить хорошо, но мой младший сын учится на барабанщика, и надо его везти в Нью-Йорк. Джазовым музыкантом можно стать только в Нью-Йорке!"
— Ой, как категорично! Видишь ли, в этом контексте Дон Черри для меня не авторитет. Он, думаю, лукавил. Тем более, что сам-то он традиционный мейнстрим играть не умел. Его заслуга достаточна велика под сенью крыльев Орнетта Келмена, но на роль третейского джазового судьи он не тянет.
— Вот видишь, ты сразу по-русски пускаешься в спор. Я просто иллюстрирую ответ на твой вопрос. Теперь вот мое мнение: если бы я остался в Саратове, не получив приглашение от Эдди Игнатьевича Рознера в 1969, я бы, наверное, при всех своих каких-то талантах так бы и остался провинциальным саратовским музыкантом. Я сделал шаг, переехал в Москву, и сразу же стал частью московского джаза. И эту дорогу продолжил дальше. Нью-Йорк по своему уровню невозможно сравнить ни с каким другим городом, ни с Копенгагеном, ни с Парижем, ни с Москвой. Здесь больше музыкантов, здесь есть постоянная, живучая, мощная, ценная традиция джазового исполнительства. Сразу же можно на слух отличить, я по крайнеймере могу, ритм-секцию из Нью-Йорка и ритм-секцию опытных музыкантов, скажем, из Хельсинки. Нью-Йорк — это место, где джазовый музыкант может отшлифовать свое мастерство и понять сущность джаза по-настоящему. Барабанщик, к примеру, понять свою задачу: уметь играть в ансамбле, выполнять функцию аккомпаниатора. Пианист и басист должны выучить огромное количество пьес для своего репертуара, чтобы быть готовыми к любым ситуациям. Это огромное поле информации, с которым надо поработать, чтобы иметь право называться профессионалом джаза, как это понимают здесь.
— А ты много слышал европейских музыкантов?
— Достаточно много. В основном тех, кто приехал сюда. Они все так или иначе прибыли в Нью-Йорк. И когда я задаю им вопрос, что тебя сюда понесло, — они отвечают, что хотят играть с лучшими музыкантами.
— Я согласен с тем, что таких традиций мейнстрима, как в Америке, в Европе — нет. Это естественно. Пользуясь своим опытом и знаниями, я считаю, что сейчас в "джазовых" странах Европы — Германии, Англии, Франции — зарождается некая НЕАМЕРИКАНСКАЯ ДЖАЗОВАЯ МУЗЫКА. Насколько это разумно и насколько она будет велика — ответ мы получим лет через пятьдесят. Я не рассматриваю при этом фри-джаз и новую импровизационную музыку. В то же время я знаю в Европе очень сильных джазовых музыкантов, которые жили и развивались, не выезжая в США. Ритм-секция — хороший критерий, но есть барабанщики и басисты, которые не уступают здешним. Более того, на фестивале (1998) в Ньюпорте я был поражен одиозностью ритм-секций, за редкимисключением.
— Америка — не панацея от всех болезней. Здесь есть и слабые, но выживают сильнейшие. Я говорю об идеальности ситуации.
— Допускаешь ли ты нормальное развитие джаза в других странах?
— Так оно уже существует. Просто возникают локальные очаги джаза, люди пользуются слуховой информацией, заводят контакты, кого-то приглашают или сами ездят. Сейчас взаимоциркуляция различных "джазовых сосудов" очень развита и интенсивна. Я слышал, что появилось много талантливых музыкантов, и в России тоже. Их приезд в Нью-Йорк дал бы им всем еще больший импульс для творчества. Кого-то он бы отрезвил, дал понять свое место. Открытий в джазе предстоит много!
— В России я сталкиваюсь с тем, что энтузиазм и запал прошлых лет уступил место коммерциализации и джаза. Многое, что звучит у нас, называют джазом, хотя музыка эта джаз напоминает издалека. В Европе некий творческий застой, а эксперименты медленно продолжаются в русле постмодернизма, может быть, с уклоном в композиционный джаз. Какова картина у вас? Чисто творческие музыканты здесь существуют? Или время революций в джазе кончилось?
— Я предсказывать не берусь, но, действительно, я согласен с тобой, что для современной джазовой сцены характерно перепевание старого наследия джаза, стилистически и гармонически. Какого-то прорыва в новое не происходит. Я полагаю, что сейчас происходит период какого-то накопления. Что будет дальше, на кого ориентироваться — это вопрос. Говорить о каких-то революционных процессах не имеет смысла. Есть разделения в направлениях джаза и есть люди, которые это сознательно делают. Сохранение джазового наследия стало даже частью бизнеса. Это является лазейкой для некоторых, профессионально хорошо подготовленные музыкантов, которые не имеют собственного новаторского взгляда на музыку. Они играют четко и слаженно тот джаз, который играли (может быть, и не очень чисто) сорок лет назад. Это называется верностью традициям. Это модно и популярно.
Другая группа музыкантов с новаторскими наклонностями экспериментирует со звучанием, вводит в язык джаза язык других музыкальных культур, очень развиты композиторские новации и аранжировки. И искусство биг-бэндов отнюдь не умерло, прогресс налицо, Мария Шнайдер, например. Но в целом таких мощных рывков, как это было сделано Паркером или Колтрейном, — нет. Задача современного джазового музыканта — найти свое собственное звучание, используя любые элементы из всего джазового наследия.
— Ну и последний вопрос с коротким ответом. Я его всегда задаю всем, с кем беседую. Не жалеешь ли ты о содеянном? Я имею в виду посвящение жизненного цикла исключительно одному джазу. Может, ты мог бы писать симфонии или популярные песни?
— Я думаю, что свою судьбу мы не выбираем! Я влюбился в джаз и стал джазменом уже тогда, когда я об этом не подозревал. Еще мальчишкой. Благодаря джазу я стал человеком и музыкантом, который состоялся. Не будем высокомерно отметать всю другую музыку, но у каждого свое предназначение. Мне ДЖАЗ БЫЛ НУЖЕН, ЧТОБЫ Я ПОЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ЛИЧНОСТЬЮ! БЛАГОДАРЯ ДЖАЗУ Я ПО-ИНОМУ УВИДЕЛ ОСТАЛЬНУЮ МУЗЫКУ И МИР!
В различных жанрах музыки по-разному принято именовать старых, опытных музыкантов, стоявших у истоков жанра, много сделавших для его развития. Так, например, в рок-музыке, их именуют "динозаврами" и "мастодонтами", в джазе чаще — "легендами" и ...
"Ну, вот мы и дождались настоящей "горячей" музыки!", — так высказывались в массе своей многочисленные зрители, расходясь после потрясшего их концерта квартета Гари Кесаяна. Зал Ереванского оперного театра был переполнен, шутка ли — в Армению ...
Это интервью МакКой Тайнер дал в феврале 2000 года Анилу Прасаду для сетевого издания «Innerviews». Однако, нам кажется, что оно и сейчас будет интересно читателям «Jazz - Квадрата». Легендарный джазовый пианист, участник самого знаменитого ...
"Минский зритель очень тепло принял польских музыкантов... Свободная и романтичная музыка польского трио завораживала и создавала медитативное пространство, погружаясь в которое напрочь забываешь о мирских проблемах... От минского слушателя польские ...
"Черный" парижанин Джеки Террассон - джазмен одновременно и европейский, и американский. Европейский по рождению, месту жительства и особому музыкальному шарму, а американский по настроению и стилю. И это сочетание притягивает к нему внимание коллег ...
Аркадий Эскин родился в апреле 1939 года в Харькове. Джаз начал играть в возрасте 13 лет в составе ресторанного ансамбля, когда еще учился в школе. Позже часто и надолго выезжал в Москву, где работал на "бирже", то есть каждый вечер в составе разных ...
Пианист Мэтью Шипп впервые познакомился с клавиатурой рояля в возрасте пяти лет. Было это в Уилмингтоне, штат Делавэр, где он родился. С 1984 года он стал частью нью-йоркского джазового мира, и частью весьма заметной. Шипп сотрудничает с Дэвидом ...
Пианист Фред Херш одинаково успешно играет в последние годы как соло, так и в различных составах. Его последний сольный альбом для "Nonesuch Records" под названием "Let Yourself Go" демонстрирует отменную технику пианиста в сочетании с тонким ...
Для легендарного джазового музыканта Рэмзи Льюиса 2005-й год стал годом значительных вех, как в жизненном, так и в творческом плане. В 2005-м Рэмзи отметил 50-летие работы в шоу-бизнесе, выпустил свой 71-й альбом, причем это был первый альбом в ...
За немецкой джазовой органисткой Барбарой Деннерлайн я "гонялся" с тех пор, как три года назад она приезжала в Ереван с единственным концертом. Тогда встретиться не удалось. На сей раз, благодаря компьютерной связи, все оказалось легче. Два месяца ...
Японская пианистка и композитор Кейко Матсуи – из тех музыкантов, которые не нуждаются в представлении. Потому что ее музыку либо благоговейно почитают, либо не принимают вовсе. Столь выраженное неравнодушие – лучшая реклама для творца. В ...
Мне выпала счастливая возможность попасть на концерт этого исполнителя. О нем я узнала два года назад, когда Москву посетил со своим бэндом всемирно известный флейтист Хьюберт Лоуз (Hubert Laws). Чуть позже удалось послушать несколько альбомов этого ...