Не знаю, как в других городах, но к джазовым инструменталистам в Ростове уже как-то привыкли. А вот к вокалистам – да ещё из самого чрева родины джаза! – более чем "нет". Можно смело сказать, что за последние 20 лет такого уровня исполнители в Донскую столицу не попадали. Правда, пару лет тому назад Игорь Бутман привозил Тима Стронга, но это другой стиль – ритм-н-блюз.
Мелба Джойс – просто фантастическая певица. Зал ревел, не умолкая, свистел, отбивая ритм ногами, и требовал "ещё песен". Три пьесы на бис и чуть ли не ресторанный вариант: "Заказывайте музыку, господа"! Тут уж народ разгулялся, и посыпались самые разные предложения. Мелба выбрала "Доли-нетленку".
За счастье услышать такое мы должны безмерно поблагодарить пианиста Михаила Иванова – выпускника ростовской консерватории, ученика Кима Назаретова. Несмотря на весьма успешное проживание в Москве, он не забывает "альма-матер" и не оставляет её своим вниманием. За этот сезон он грозится трижды осчастливить наш город джазовыми звёздами Черного Гарлема. На этот раз Михаил был на сцене, но не за роялем, как мы видели не раз, а в качестве ведущего.
Михаил: Мне очень приятно, что наша встреча проходит именно в зале Ростовской филармонии. Потому что именно здесь когда-то началась моя джазовая карьера. Я помню на этой сцене (а я сидел там, на галёрке) было пятидесятилетие Кима Назаретова. Здесь играл оркестр. И Карп Деланьян. И Виктор Кутов. И Яков Кюльян. Этих людей уже с нами нет, но их памяти мы хотим посвятить этот джазовый вечер.
Два отделения удовольствия. Полтора часа настоящего "чёрного" вокала. Умопомрачительные интонации блюза, вытягивающие все жилы. Бразилия глазами чёрного Гарлема. Шарм и высочайший профессионализм. Простота и естество проживания каждой композиции на сцене, и полное единение с залом, чутко реагирующим на малейшее изменение "градуса" настроения. Это было "нечто"!
Я договорилась с Михаилом об интервью с Мелбой. Он обещал переводить, но… сам попал под "обстрел" журналистов. И мне ничего не оставалось другого, как самой объясняться на "русском английском". Я сразу же предупредила о "bad english", на что певица ответила: "Я вообще знаю по-русски только одно слово – "спасибо". Так что ваш английский лучше моего русского!"
Чтобы избежать официального тона интервью, я немного рассказала о себе, включая злосчастный перевод "Чаттаноги" на манер уличной песни, хорошо известной в начале 70-х. (в русском тексте речь шла о глупой девушке с корявой фигурой и кривыми ногами). Помню, меня совершенно добивало ее исполнение старшим на 10 лет братом, обращенное лично ко мне.
А в конце "автопрезентации" спросила: "Вы такая же сумасшедшая, как и я?" Мелба долго смеялась, а потом даже и вопросы не пришлось задавать.
МЕЛБА ДЖОЙС: Думаю, что я еще более сумасшедшая, чем вы. И я счастливая сумасшедшая. Я люблю джаз и веселье. Люблю эту музыку до безумия, она классная. И она всегда приносит радость в мою жизнь. Я на ней выросла. И она наполнила меня таким огромным количеством любви, что мне и до конца жизни не передать это окружающим.
Но, прежде всего – спасибо папе, который, к сожалению, умер два года назад в июле. Он был певцом и с пяти лет всегда брал меня на гастроли. Представьте себе маленькую девочку в белых туфельках и короткой кружевной юбочке, которая повсюду сопровождала биг-бэнд. Как-то в поезде отец сказал: "давайте сделаем что-то вроде "beat of the road". И спросил меня: "Споешь?" Я сказала: "Да!" Не помню, что пела, но хорошо помню, что никак не хотела отдавать микрофон. Все смеялись и просили: "Отдай микрофон", а я все пела и пела.
Моя вторая учительница – Нелли Лайер. Это пианистка и вокалистка. Сейчас ей около 100 лет, но она по-прежнему жива и "в хорошей форме". Она – великая исполнительница джаза. От нее я впервые услышала "скет".
J.Q.: Вас слушать – сплошное удовольствие. И всё так естественно, без напряжения…
Я просто пою, как чувствую слова, музыку. Чувства идут от стиха. Каждое слово имеет для меня особый смысл. Иногда мне кажется, будто песни написаны специально для меня. Так что мне ничего другого не остаётся, как рассказывать об этом.
Очень часто во время концерта появляется новое ощущение, новое чувство. Происходит нечто такое, что мне не подвластно. И все это совершенно спонтанно, без усилия с моей стороны. Я не пою. Я рассказываю свои истории, как чувствую. Люди понимают меня и принимают. Так и получается разговор.
Конечно, джаз – это импровизация. Но для меня она непременно сопровождается куражом, который я сама и делаю. Все это и лежит в основе джаза – спонтанность. И здесь многое зависит от публики. Происходит обмен энергиями. Люди собираются вместе и обмениваются чувствами друг с другом. Потому что они пережили все то, о чем я говорю. Я – как рассказчик. Я просто рассказываю истории. А они как бы говорят: "О, да, и я это чувствую! Это история про меня". И мы уже общаемся вместе, будто все это происходило с нами вместе, будто мы вместе это пережили. И это очень интимно, это только между нами.
J.Q.: Что для вас самое главное в жизни?
Я всегда гонюсь за радугой. Наверное, это самое главное для меня.
Ольга КОРЖОВА, Jazz-Квадрат, № 1 (49) 2004
получить rss-ленту
