Виктор Леденев - Blues Brothers: Свинг на братскую тему

Над городом смог. Густой, плотный, синий... Трубы, ка­кие-то непонятные сооруже­ния, языки пламени, столбы черного дыма — прямо-таки тот самый гнилой Запад, ко­торый так любили показы­вать советские пропагандис­ты — конец ихней цивилиза­ции. Но вот в небо вдоль мач­ты торжественно и величаво поднимается американский звездно-полосатый... Ясно. Америка, страна капиталистов-эксплуататоров. Вдоба­вок выясняется, что флаг под­нимают... в тюремном дворе. Понятно, тюряга для рабоче­го класса, трудового кресть­янства и Анжелы Дэвис...

По огромному двору, по гулким коридорам стук трех пар ботинок Ничто больше не нарушает тишины, кроме размеренных шагов, но в го­лове почему-то звучит муже­ственный голос Джонни Кэ­ша: "Because Your Mind, I Walk the Line".

Это не рецензия на фильм или, того хуже, попытка его пересказать. Увы. Это лишь обрывочные воспоминания о фильме, скорее реминис­ценции, навеянные молодо­стью, моей любовью к кино и джазу. Правда, такое начало вряд ли может предвосхи­щать один из лучших музы­кальных фильмов мира. По законам жанра все становит­ся ясно гораздо позже.

Я вот думаю, согласился бы ограбить бензоколонку (или хотя бы ларек на базаре), чтобы уплатить гонорар дру­зьям по оркестру? Не знаю. Мало того, скажу: совсем не уверен. Скорее наоборот.

Нет гонорара, главный му­зыкант и продюсер в тюряге, где уж тут найти место джазу? Ансамбль распался, каждый подыскивал место потеплее. Что может значить музыка, если деньги не платят? По­мню, в конце пятидесятых на­шему небольшому диксилендовому составу разрешали играть на танцплощадке по­следние 40 минут (почему со­рок, а не час или полчаса, до сих пор не понял). Платили гроши, их и гонораром или, того больше, зарплатой на­звать стыдно, потому и не го­ворю о презренном металле. Но! Это были наши сорок ми­нут! И хотя репертуар утверж­дался лично Директором Дворца Культуры (!), все равно на коду мы припасали и Пре­сли, и Хейли, и, конечно же, буги-вуги. Утром руководи­тель состава слышал в теле­фонной трубке разъяренный рык Директора и жалостливо уверял, что такого разнуздан­ного хулиганства больше ни­когда не повториться.

На следующий день все по­вторялось. Директор орал, но больше для порядка, так как понимал, что среди танц­площадок со стандартным духовиком и радиолой он никогда не добьется такого лома посетителей, а тем бо­лее на его танцплощадку с маленькой сценой и рассох­шимся дощатым полом. Есть лом, есть деньги. А мы плева­ли и на директора, и на день­ги — главное было палабать от души, хоть сорок минут.

Когда сегодня слышу до­вольно приличные ансамб­ли в некоторых ресторанах и вижу распальцованные руки, сующие зеленые музыкан­там за исполнение блатного репертуара, мне становится тошно, и я начинаю гор­диться, что мы никогда не брали денег за заказ. Ведь халтура — это же другое де­ло! Халтура, она и есть халту­ра, чтобы подзаработать...

Тоскливо видеть классных джазистов в попугайских ко­стюмах, играющих слаща­вые мексиканские песенки. Что делать, кушать-то хочет­ся... И два брата находят сво­их бывших соратников в столь плачевном состоянии. С какой радостью парни бросают хоть небольшой, но гарантированный зарабо­ток, чтобы играть настоя­щую музыку.

Великий трубач пристро­ился еще лучше — метрдоте­лем в шикарном ресторане. Но два братца устраивают такое шоу среди чопорной публики, что трубач безна­дежно выливает остатки сверхдорогого шампанского в бокал и не обращает внима­ния на разъяренных посети­телей. Он понимает, что без джаза он не может. Тем более, что братаны обещали повто­рять такое шоу каждый день.. .

На площади перед кафе с вкуснейшим названием Soul Food сидит наглухо обкурен­ный Ли Хукер с гитарой и по­ет, ни на что не обращая вни­мания. Просто поет, и все. Сидит и поет. Поет, присту­кивая огромным ботинком по пыльной мостовой... А два братца уже сидят в кафе за стойкой. Один заказывает просто четыре поджарен­ных тоста, другой — четыре жареных цыпленка. Повар и поваренок подпрыгивают от радости и удивления: такое могут заказать только два че­ловека на свете — Джейк и Элвуд. Братья Блюз!

Напрасно жена повара и хозяйка заведения в одном лице пускает в ход свое неза­урядное женское обаяние и потрясающие вокальный та­лант. Повар решительно сни­мает фартук, берет гитару и уходит. Потому что вспомнил, что он не повар, а знаменитый гитарист Мэтт Мерфи... Пова­ренок с саксофоном нереши­тельности мнется на стойке бара в стартовой позиции, по­ка сломленная Арета, поняв­шая, что никакими коврижка­ми этих двух на кухне не удер­жать, разрешает Блюзовому Лу Марини бежать вслед за ги­таристом. Прощай сытая жизнь, их ждет приключение, с этими братьями Блюз ску­чать не придется.

Узкие улицы Чикаго, поез­да надземки сотрясают все вокруг. Старший брат бесце­ремонно забирается в един­ственную в крохотной ком­нате постель и засыпает. Брат пытается возмущаться, потом заботливо прикрыва­ет старшего одеялом. Они же братья, все-таки...

В американском кино бы­вает все. Например, очень милая женщина в шикар­ном кадиллаке, но с самыми современными видами во­оружения — гранатометом, огнеметом, минами с дис­танционным управлением и винтовкой Ml6... Просто Ирак, Ливан или Чечня ка­кая-то. Никаких видимых причин убить хотя бы одно­го из братьев у нее вроде бы нет, так, небольшой сдвиг по фазе, и она палит, взрывает, сжигает, стреляет. Правда, непонятно зачем. Но выглядит все весвма эф­фектно.

Вскоре выясняется, что за­варивается все из-за каких-то пяти тысяч долларов, кото­рых не хватает, чтобы упла­тить налоги за детский приют, где когда-то воспитывались Джейк и Элвуд. Воспитание, видать, было строгое. Они до сих пор боятся своей строгой наставницы в монашеском одеянии. Не спасают ни чер­ные костюмы, ни черные шляпы, ни черные очки, с ко­торыми братья не расстаются. Монахиня запрещает им за­няться обыкновенным грабе­жом, чтобы раздобьггь деньги. Придется все делать честным путем. Просто беда какая-то.

В подвальчике среди водо­проводных труб, вентилей и бойлеров старый негр раз­ливает по разномастным кружкам какое-то пойло и объясняет ситуацию. Он для них — непререкаемый авто­ритет. В детстве он пел им ко­лыбельные песни, рассказы­вал сказки, баюкал, а этого за­быть невозможно. Тем более, что зовут старика Кэб Кэлло­уэй. Старость имеет всегда преимущество перед моло­достью в том, что она умудре­на опытом жизни.

А еще замечу для сомнева­ющихся и атеистов — на све­те есть Бог. Не у всех он оди­наковый, но это не важно. Здесь главное другое — вера. Священник местной церкви поет о Надежде И Вере, а бра­тья со скукой наблюдают за веселящимися (не по-наше­му) прихожанами. И вот при­ходит Вера, вместе с ярким лучом Солнца.

— Band! Band! Оркестр! Мы снова соберем оркестр и за­работаем большие бабки!

С этими пророческими словами двое белых в чер­ных костюмах и черных оч­ках вливаются в бурлящий разноцветный водоворот черных, и уже всем все равно, кто во что верит. Главное — верят все.

Искать друзей, собирать их, срывать с насиженных мест, воровать у жен, чтобы собрать ансамбль, который был бы способен "превра­тить мочу в бензин". Как раз то, что надо. Чего уж там го­ворить, если Джейк возмуща­ется: "Где наш кадиллак? Где наш знаменитый "кадди- блюз?", а брат спокоен: "Вы­менял". — "На что? На эту ста­рую колымагу?" — "На мик­рофон". — "Ну, так это же сов­сем другое дело..."

Кто-нибудь может утверж­дать, что бывают слепые про­давцы в магазинах? И я бы не мог, если бы не увидел вели­кого Рэя Чарльза в такой ро­ли. В этом фильме можно увидеть все. Надо только по­внимательнее смотреть. Рэй демонстрирует старый кла­вишник, и с ним играет уже весь ансамбль, а танцует вся улица.

Великодушный Чарльз да­ет возможность взять в кре­дит необходимые инстру­менты. Джазмены всегда по­нимают друг друга. Они — одной крови.

"Бункер Боба" — заведение для настоящих ковбоев-рэднеков в кожаных штанах и широкополых шляпах. Дав­но известна вывеска в подоб­ных заведениях "В пианиста не стрелять, играет, как уме­ет". Нынче стрельба редкость, но на всякий случай сцена от­горожена от публики желез­ной сеткой. И не зря. Едва бра­тья Блюз начали свой при­вычный репертуар, как в них полетели бутылки и стаканы вместо пуль. Горячие ребята эти ковбои, даже пива и вис­ки им не жалко. Но и братья хитрецы — они начинают вспоминать самые популяр­ные штучки в стиле кантри. Хит — основная тема из теле­сериала "Плеть". В результате — все довольны, а над послед­ней песней вечера все пароч­ки поголовно плачут. Особен­но жаль могучего и небрито­го укротителя мустангов, оказавшегося в тот день без подружки. Просто хочется заплакать вместе с ним.

В общем, выступление проходит "на ура", но выяс­няется одна неприятная по­дробность: гонорар двести долларов, а музыканты выла­кали пива на триста. Старина Боб только внешне выглядит добродушным, но вскоре у него в руках появляется бейсбольная бита. Что де­лать, приходится опять уди­рать. А тут еще и полиция, ко­торая до смерти не любит, когда гоняют по ночным улицам с недозволенной скоростью. Просто трагедия. Все против братьев, даже ме­стные фашисты, которых братья спихнули в реку во время их торжественного митинга.

Ну как тут выжить бедному музыканту в стиле ритм-энд блюз? Никак. Все. Приехали. Кранты.

Однако чудо, как всегда в хорошей музыке, происхо­дит. Пока бедные, но неуны­вающие братья по каким-то грязным катакомбам проби­раются на сцену, их коллеги начинают роптать. И тут сно­ва старина Кэб. Ох, уж этот Кэб, вспоминающий о своем хите многолетней давности Minnie The Mucher, когда он был молод, красив и удиви­тельно популярен. И в пере­полненном зале это чудо происходит. Музыканты вдрут предстают, вместо сво­ей разношерстной одежон­ки, в белых смокингах с ба­бочками, большие буквы ВВ на пюпитрах, шикарные де­корации и, конечно же, сно­ва Кэб, такой же элегантный, каким его запомнил мир. И перестаешь замечать, что ему не двадцать, и даже не со­рок, а го-о-ораздо больше. И все преображается, и начи­наешь понимать, и приходит невероятное ощущение, что у настоящих джазовых ком­позиций нет сроков давнос­ти, нет временных и возраст­ных границ, они живы и мо­лоды всегда.

Эти белые костюмы на­помнили давний случай. Нам, в пресловутом Дворце куль­туры в городе Новосибирске директор после долгих уго­воров разрешил сыграть на одном из праздничных кон­цертов, где было начальство (можете представить!) всего района. Но, увы, у нас не было белых смокингов, впрочем, даже не было и черных. Наш руководитель Отто Карло­вич Пильберг придумал — всем надеть черные брюки и белые (без всяких полосо­чек!) рубашки... Сам он был в пронафталиненом смокин­ге, который, вероятно, хра­нился еще со времен Первой мировой войны. Занавес. На сцене самодеятельный биг- бэнд. Звучит композиция на тему Гершвина "Пришла лю­бовь". Не знаю, как начальст­во, но молодежь в зале была в восторге. Джаз! Настоящий Гершвин! Пильберг чуть не со слезами обнимал каждого из нас и даже не делал замеча­ний...

И как я был разочарован, когда встретил тогдашнюю свою девочку и гордо спро­сил: "Ну, как?" На что она про­стодушно ответила: "Здорово, все были одеты одинаково!"

Думаю, вы меня простите, если узнаете, что больше я с этой девочкой не встречался.

Несчастья всегда встают на пути, особенно когда то­ропишься. У братьев в их ко­лымаге заканчивается бен­зин, а бензовоз запаздывает. Элвуд успевает назначить свидание в полночь с очаро­вательной грустной плати­новой блондинкой, в кото­рой мало кто узнал бы быв­шую звезду подиумов всего мира знаменитую Твигги.

Один из самых смешных гэгов в фильме — проход братьев Блюз мимо много­численных полицейских, через женский туалет в рит­ме хита Каллоуэя. Это невоз­можно описать, это надо ви­деть и слышать.

Чудо всегда заканчивается. Снова Кэб в своем замызган­ном костюме, снова музы­канты в свитерах, майках, ру­башках и жилетках. Но в му­зыке чудо заканчивается только на время паузы. Мимо полицейских и здоровен­ных кантри-мужиков с бейс­больными битами на сцену выходят Братья Блюз!

Иногда (очень редко, толь­ко если заедает переключа­тель каналов) я вижу на экра­не телевизора певцов и пе­виц, чьих фамилий я не знаю, да и, честно сказать, знать не хочу. Что они поют, меня то­же мало волнует. Но глаз быс­тро замечает так называе­мые подтанцовки. Чувству­ется, что с этими ребятами и девочками долго работали хореографы, все-то они де­лают правильно, чуть ли не виртуозно. Иной раз задаешь себе вопрос: а почему они все не танцуют в Большом или Варьете? Впрочем, ответ оче­виден — в попсе платят го­раздо больше.

Это я к тому, что братья Блюз мало того, что поют, они еще и танцуют. Хотя, че­стно говоря, назвать это тан­цем было бы большим ко­щунством, любители этого жанра просто забили бы ме­ня своими балетками до смерти, если бы я осмелился произнести такое в их среде. Эти, на первый взгляд, неле­пые и неуклюжие движения сначала вызывают удивле­ние. Затем вдруг приходит ощущение, что такие хулига­ны, как эти братья, только так и могут танцевать. Внешне грубо и неэлегантно они со­вершают чудеса акробатики. Смешно до ужаса и трога­тельно до слез. Просто при­дурки какие-то!

Наступает катарсис. Элвуд нагло приветствует поли­цейских и напоминает, что есть в мире вещи вечные, без которых никто и никогда не сможет прожить, которые объединяют всех. В память Уилсона Пикета звучит Everybody needs somebody..

Зал, музыканты, полицей­ские, дюжие кантристы (Di­rect from Nashwill)—все в еди­ном порыве говорят, что каж­дый в мире кому-то нужен и всегда стоит об этом по­мнить. Иногда хотя бы для то­го просто, чтобы было кому набить морду. Все уже забыли, где они находятся, кто за кем гоняется, кто кого ненавидит, каждый в этот момент чувст­вует единение во всеми. "You! You! You!" — скандирует зал вслед за братьями Блюз. И по­лицейский лейтенант, и дю­жий предводитель команчей-кантристов и даже глубоко оскорбленный в лучших чув­ствах за выпитое без лимита пиво владелец "Бункера Джо".

Что бы там ни было, есть вещи поважнее денег и даже закона.

А затем... Еще один хит, по­священный великому Сэму — Sweet Home Chicago, гимн городу, где все это происхо­дит. Хит, который братьям так и не удается допеть до конца — приходится делать ноги. А тут еще и счастье под­валило в виде бывшего вы­шибалы, а нынче великого продюсера (совсем, как у нас) с пачкой денег. Деньги делятся поровну и вот теперь-то долг налоговому ве­домству будет уплачен. Хэп- пи энд? Не тут-то было.

А как же девушка, которая стреляла из базуки, поливала огнем из огнемета, взрывала мины? Не волнуйтесь. Имен­но тогда, когда братья почти у цели, на их пути встает Она... С винтовкой М1б в ру­ках. Все, опять кранты.

Вдобавок наконец выясня­ется, почему она так яростно охотилась за ними, точнее за одним из братьев, Джейком. Оказалось, что три года на­зад этот подлец не явился на собственную свадьбу с этой очаровашкой, дочкой чикаг­ского мафиози. Представля­ете, собралась вся местная мафия на свадьбу, даже из Флориды гости пожаловали, а тут такой конфуз — жених сбежал. Но невеста недалеко ушла от своего папаши и ре­шает свои проблемы ради­кально.

Джейк мужественно вста­ет из липкой грязи, подходит и падает перед прекрасной леди на колени.

— Прости меня! У меня лопнула шина, кончился бензин, не было денег на так­си, мне не вернули из чистки смокинг, случился торнадо, затем землетрясение и ужас­ное наводнение, грянул Гром Небесный, я весь про­мок, простудился, заболел чахоткой...

Младший брат Элвуд про­сто зачарован этим неверо­ятным враньем. Забыв о вин­товке, он приподнимает го­лову, подпирает ее рукой и внимательно слушает.

Вот в этот момент Джейк первый и последний раз снимает темные очки. Ох, уж эти жгучие итальянские гла­за — черные, с искринкой в глубине, убивающие напо­вал все и вся в радиусе ста ме­тров! Бывшая невеста не вы­держала.

— О, Джейк, дорогой, я же не знала...

Братец Джейк деловито целуег бывшую возлюблен­ную, отбрасывает винтовку подальше, швыряет обалдев­шую женщину в грязь и ухо­дит в месте с братом.

Диалог в машине.
— Что мы имеем?
—До Чикаго сто миль, у нас полный бак бензина, пол-пачки сигарет, на дворе ночь, а на нас черные очки. Какие будут предложения?
— Вперед!

И началась гонка. По коли­честву разбитых и покоре­женных автомобилей эта тра­диционная голливудская по­гоня достойна Книги Гиннеса Что только не делают с бедны­ми автомобилями блестящие каскадеры. Становится даже немного жалко, когда десятки, а может и сотни прекрасных с нашей точки зрения машин превращаются в металлолом. Но это еще не все.

Звучит Ride of the Valkyries, вдогонку за братьями (есте­ственно, на "импортных" фольксвагенах) отправля­ются оскорбленные нацис­ты. А тут еще неприятности у кантристов — Элвуд прикле­ил к полу и ковбойскому са­погу педаль газа, и малень­кий автобус бьет все мысли­мые и немыслимые рекорды скорости.

В фильме есть короткий, но очень печальный кадр — одинокая, полная надежды Твигги безуспешно ожидает на свидание Элвуда, который в это время удирает от поли­цейской стаи...

Но что такое гонка по шос­се, вот в самом Чикаго — это да! Кавалькады полицейских машин и мотоциклов, конная полиция, по озеру с сирена­ми мчаться катера с воору­женными до зубов стражами порядка, на площадь перед зданием налоговой инспек­ции подкатывают военные грузовики с национальной гвардией, над городом бар­ражируют военные вертоле­ты, на крышах размещаются десятки снайперов и, нако­нец, на площадь въезжают пожарные машины и танки. Что это? Начало Третьей ми­ровой? Подавление бунта ба­стующих мафиози? Антитеррористическая операция? Все это пустяки, мелочи — вся эта армия ловит двух не­уловимых преступников братьев Блюз, которые хотят только одного — заплатить вовремя налоги. Вот такие за­конопослушные мальчики.

Все. Хэппи энд. Печать чи­новника удостоверяет —"Уп­лачено", а на запястьях бра­тьей защелкиваются наруч­ники. Справедливость восторжествовала дважды — уп­лачены налоги, а злодеи за решеткой.

Но что такое тюрьма для джаза? Тоже пустяки. Тот же состав, только в тюремных робах, под большим плака­том "Исправиться никогда не поздно" лабает подходя­щую для сокамерников пес­ню великого Пресли Jail Rock. А вместе с ними прито­пывают сапогами, поигры­вают ружьями охранники, пляшут заключенные, игра­ют и поют James Brown, Cab Calloway, Ray Charles, Aretha Franklin, Steve Cropper, Carrie Fisher, Alan Rubin, John Lee Hooker и другие звезды.

И, конечно же, Blues Bro­thers, братья Блюз — John Belushi и Dan Aykroyd.

РS. Обычно бегущие титры в конце американских филь­мов никто не читает. И пра­вильно делают. А в этом филь­ма надо — по одной простой причине—ни в одном другом фильме не высказано столько благодарностей... полиции. И, хотя в ленте поли­цейские выгля­дят совершен­ными идиота­ми, выясняет­ся, что в съемках фильма при­няла участие полиция не только Чикаго, но практичес­ки всего штата Иллинойс! Так что зря их считают идиотами, они еще во время съемок по­няли, что фильм получится классный и потому с таким удовольствием играли самих себя. Полиция никогда не ошибается.

РS. Мне не нравится фильм "Красная жара". Среднень­кий боевичок с горой мышц в главной роли (Арнольд Шварценеггер). Зато у меня на душе становится тепло, когда я смотрю на настояще­го брата одного из героев "Братьев Блюз" — актера James Belushi.

PS. Актер Джон Белуши скончался в возрасте 33 лет 5 марта 1982 года, через 2 года после выхода на экран Blues Brothers.





JAZZ-КВАДРАТ №4'2005