Matthew Garrison - Джаз - это чистая душа и собственная манера

Как обычно, после крупных выставок или фестивалей со­бирается много информа­ции — записанные на дикто­фон интервью и разговоры на тему, объемистые пресс- релизы, или просто пометки, сделанные второпях на клочках бумаги. Все это обычно остается "на потом": заканчивается основное ме­роприятие, пишутся опера­тивные репортажи, и прихо­дит время осмысления всего услышанного и обговорен­ного во время фестиваля.

Так было и на сей раз. По­сле Второго международно­го фестиваля авангард-фолк музыки осталось много того, о чем хотелось бы расска­зать. Но наиболее запомина­ющейся и информативно насыщенной оказалась бесе­да с самой яркой звездой прошедшего фест иваля — американским бас-гитаристом Мэтью Гаррисоном.

Супер-звезда авангардно­го крыла джаза, сын легенды джаза Джимми Гаррисона, басиста и партнера мессии джаза Джона Колтрейна, иг­равший вместе и на равных с Хэрби Хэнкоком, Джоном Маклафлиным, Пэтом Мэте- ни, звучащий на нескольких десятках альбомов, имею­щий несколько сольных проектов и даже собствен­ную рекорд-компанию, си­дел как "обычный" человек в ереванском Авангард-фолк клубе и потяшвал армянское пиво. Именно с этого и на­чался разговор

Армен Манукян: Нра­вится?

Мэтью Гаррисон: Очень. Вообще продукты здесь ка­кие-то особенные — с кон­кретным вкусом. Хороший или плохой — это другой разговор, но он есть. Причем у каждого продукта — свой собственный. Аунас все име­ет вкус кетчупа или майоне­за, которым ты польешь про­дукт... И пиво у вас прекрас­ное!

А коньяк?

Еще не пробовал. Хотел се­годня это сделать, но вот на­чал с пива, а мешать не хочу. Но про ваш коньяк я слышал давно, и это было чуть ли не первое, о чем я подумал, ког­да меня пригласили играть в Армению.

А как ты вообще попал сюда? Ведь здесь фести­валь авангардной фолк- музыки, ну, ладно, этно- джаза, а ты, вроде, игра­ешь музыку другого на­правления...

Видишь ли, этно-музыка— это основа всего. Она при­митивна на первый взгляд, бесхитростна, но очень бо­гата внутренне и полна эмо­ций. Я люблю народную му­зыку, вне зависимо от то­го, какому народу она при­надлежит. Именно этно-музыка дает начало всем дру­гим музыкальным жанрам, заряжает энергией и новыми мыслями креативных музы­кантов, дает новые импульсы развитию и движению впе­ред музыкальной мысли. Притом, что она акустичес­кая, в ней заложена мощная электризующая энергия. Вспомни — итальянская та­рантелла, ирландская джига, традиционный блюз, афри­канские и балканские рит­мы, восточная музыка.

Сколько страсти! А ведь ни­каких синтезаторов и элек­тронных примочек. Руки, ноги, примитивные инстру­менты В общем, мне нравит­ся. Вот поэтому-то я и люблю играть с Завинулом, в его ’Синдикате". Он тоже очень любит фолк и здорово син­тезирует его с современной музыкой. Так что я не чуст- вую себя чужим на этом фольклорном празднике жизни. А что касается разни­цы между стилями и жанра­ми, то я придерживаюсь мне­ния Дюка Эллингттона на этот счет: есть только два ви­ла музыки — хорошая и пло­хая.

Джаз считается интел­лектуальной музыкой, музыканты этого направ­ления обычно бывают высокотехничными и хорошо подготовленны- теоретически. Как коллаборируются с исполнителями этно-музыки?


Музыка — это в первую очередь эмоции. Если в тво­ей музыке слушатель чуствует эти эмоции, твои мысли, ощущает биение твоего сердца, то значит, ты достиг своей цели, и неважно, что ты играл. А когда ты играешь лишь то, что написано в но­тах. будь ты самым технич­ным исполнителем, с дипло­мом самого престижного за­ведения, ты ничего не добь­ешься своей музыкой. Музы­кант должен уметь передать свои ощущения слушателю любыми доступными ему средствами, ведь музыка, да и все искусство — это способ взаимоотношения. И чем оно ярче, чем понятнее, тем большего успеха достигает артист. Стиль, жанр, направление здесь не важны.

Твой отец —представитель традиционной школы джаза. Ты играешь самую современную его разновидность. Сейчас все стараются идти впе­ред. А как же традиция? В музей?

Думаю, да. Вот, например, автомобили. Очень многие во всем мире восторгаются старыми — 50-60-х годов — моделями американских машин. Ходят на автопробеги раритетов, вешают фотогра­фии этих мастодонтов на стену. Миллионеры забивают ими свои гаражи, знают все характеристики назубок. Но себе, для ежедневного пояьэования, покупают но­вые японские или европей­ские экономичные модели. Так же и с джазом. Да, все любят старый, добрый джаз. Но мысль не стоит на месте, рождаются новые люди с но­выми взглядами на жизнь и искусство, и появляется но­вый джаз. А старый — да, хо­роший, но ему место на пол­ках коллекционеров и в фо­нотеках музыкальных учеб­ных заведений. Меня очень раздражает, когда сегодня молодые ребята, окончив­шие музыкальный колледж Беркли, пытаются играть так, как играл мой отец лет 50 то­му назад. В лучшем случае по­лучается удачная копия. Но кому нужен сотый вариант исполнения одного и того же стандарта, в одной и той же манере? Это уже ремесленичество. А вот люди, кото­рые не просто исполняют музыку, а создают ее, пыта­ются придумать что-то свое, вызывают уважение. Конеч­но, все они могут играть, иг­рают и уважают музыкальное наследие истории джаза, но при этом пытаются со­здать что-то новое. А еще есть люди типа Уинтона Марсалиса, который при­своил себе право диктовать свое мнение всем и вся, и на­вешивать ярлыки. Да, он ве­ликолепный трубач, хоро­ший аранжировщик и бэнд-лидер. Но он — ремесленник, не создавший ничего своего. И оправдывая свою немощь, утверждает, что он — храни­тель традиций.

Но ведь ему присвоили титул "профессора джа­за" и "джазового посла"...

Кто? Музыкальные крити­ки, остановившиеся в своем развитии где-то на рубеже 70-80-х годов? Однажды я высказал эту же мысль в сво­ем интервью корреспонден­ту журнала DownBeat. Так он, бедняга, под стол полез. Ко­нечно, никто не даст ему разрешения напечатать такую "крамольную", идущую попе­рек официальному мнению мысль Джаз, к сожалению, это тоже бизнес, официоз, и политика.

Ну, ладно, а каким ты тогда видишь будущее джаза?

У-у-у... Ну и вопрос. К сожа­лению, боюсь, что будущее джаза — это музыканты типа Ричарда Бона. Этот парень знает, как добиваться успеха. Он успешно эсплуатирует свое происхождение, музы­кальное наследие своего континента, не брезгует по­пулистскими трюками, при этом, безусловно, являясь хо­рошим музыкантом. Бизнес все глубже проникает в ис­кусство, и в джаз в том числе. Кстати, насколько я знаю, ваш Арто Тунчбояджан недо­любливает Ричарда именно из-за его таких немузыкаль­ных приемов.

Часто способы достиже­ния своей цели бывают не всегда честными. Например, недавно вдова Джона Колт- рейна, Элис Колтрейн, при­слала мне чек на 220 долла­ров за записи моего отца, сде­ланные им вместе с Колтрейном. Это уникальные записи их совместных эксперимен­тов, ранее никем и нигде не издававшиеся. 220 долларов — это минимум, который нужно выплачивать музы­канту по правилам музыкаль­ного профсоюза Америки. А записи эти стоят во сто крат дороже. Я уверен, Элис зара­ботала на них много денег, а меня практически оскорби­ла таким шагом. Уж лучше бы вообще ничего не платила, а попросила бы подарить ей права на эти записи.

Что касается творческой стороны дела, то я уверен, что будущее джаза в симбио­зе с фольклором и класси­кой. Вон, посмотри (показы­вает на играющих на сцене Арто Тунчбояджана, Карима Зиада и Азиза Сахмаоуи — прим. A.M.). Вот будущее джа­за, оно уже наступило, оно сейчас здесь, у вас. Потому что джаз — это чистая душа, собственная манера, хоро­шая техника, изобретатель­ная импровизация. Вот, на­верное, и все определение джаза. Кстати, Колтрейн на­зывал этот тип музыки — "со­циальная музыка", он не при­знавал определения "джаз".

"А-а-а! Вот идет мой бас- брат!" — воскликнул музы­кант, прерываясь, чтобы теп­ло поприветствовать молодо­го, но уже достаточно раскру­ченного армянского бас-гитариста и виолончелиста Ар­тема Манукяна, играющего параллельно в двух группах— "Катунер" и Armenian Navy Band. За день до этого Гарри­сон внимательно слушал ме­стный коллектив и. конечно обращал особое внимание на игру молодого басиста. Он яв­но остался доволен услышан­ным: "Вот будущее вашего джаза! Такие ребята и будут определять судьбу современ­ной музыки. Они музыкально образованны, твердо опира­ются на богатое наследство своих предшественников и достаточно пытливы От них и следует ожидать новостей*.

Постоянно краем глаза на­блюдавший за происходя­щим на сцене. Гаррисон вдруг встрепенулся. Начал играть смешанный армяно-­арабский коллектив. Почуствовав, что наклевывается не­что интересное, и можно слегка побузить, заезжий ав­торитет полез на сцену что­бы вместе со своими друзьями-партнерами попытаться создать нечто прямо на сцене. на глазах у публики И почти сразу по залу начала расте­каться созданная буквально за мгновение новая музыка.

А на следующий день мы встретились там же вновь. Мэтью Гаррисон на сей раз попивал коньяк.

Армен Манукян: Ере­ван понравился?

Мэтью Гаррисон: Да я ничего не видел. Вчера игра­ли до трех ночи, потом спал полдня, только что пришел на саунд-чек. Но зато уже ко­ньяк успел распробовать. Высший класс! Мировой уровень. А еще меня накор­мили лагмаджо (армянское блюдо, напоминающее блинчик с мясом, обильно сдобренное специями и перцем, но только в развер­нутом состоянии — прим. A.M.). Очень вкусно. Гораздо вкуснее пиццы. Вообще, нас здесь прекрасно принима­ют. Как родных. Люди очень приветливые, теплые, по на­стоящему, искренне улыба­ются. Я завел массу новых друзей, надеюсь поддержи­вать эту дружбу. Вообще, я очень доволен, что принял приглашение Арто и при­ехал в Ереван. Если ваш го­род такой же красивый, как приветливы его люди, то значит Ереван — прекрас­ный город!

Армен МАНУКЯН

Jazz-Квадрат, №1/2006