Пару месяцев назад появилась книга Рональда Аткинса (издательство "Carlton") "Jazz: The Ultimate Guide" — хорошо изложенный обзор истории джаза, начиная со времен патриархальных. Один из разделов посвящен джазовым великанам — Луису Армстронгу в 20-е годы, Чарли Паркеру в 40-е и далее — и тут с удивлением обнаруживаешь, что трубач Уинтон Марсалис персонифицирует понятие "джазовый великан" для 80-х и 90-х годов.
Может ли музыкант, воспринимающий прошлое, как цель для будущего, упоминаться в одном контексте с Армстронгом, Паркером или Колтрейном, музыкантами-новаторами? Что до Марсалиса и его роли в формировании истории джаза, то тут в противоречиях нет недостатка. Действительно ли он спас джаз от умирания в 80-е годы, как сам заявляет? Или он ответственен за налет конформизма, окутавший джазовый мир?
Трубач, всегда готовый к острым высказываниям и напоминающий Кассиуса Клея с его "Я — самый великий" — "все говорили, что джаз умер, но, услышав меня, понимали, что я о нем позабочусь". Марсалис, начиная с 80-х годов, стал заметной фигурой. В 1981 году он был первым музыкантом, обратившим на себя внимание крупной фирмы звукозаписи и как джазмен, и как музыкант классического стиля. Эта тенденция получила продолжение в 1983 году, когда он стал первым обладателем Грэмми одновременно и за джазовую, и за классическую запись.
Отмеченный очень влиятельной журналисткой, Мэрилин Лэверти, к чьим подопечным относится и Брюс Спрингстин, он вскоре заполонил собой воскресные цветные приложения, журналы мод и стал доминировать в музыкальной прессе как центральная фигура джазового возрождения, звезда, чье мастерство, к сожалению, начало играть роль подчиненную по отношению к имиджу.
Появление Марсалиса, а также его столь же талантливого брата Брэнфорда, стало слишком заметным событием, чтобы бизнес звукозаписи мог позволить себе его игнорировать. Все фирмы бросились искать своих джазовых вундеркиндов и открывать юные таланты. Копируя подчеркнутую внешнюю элегантность Марсалиса и подражая голосам самых разных, иногда покойных, джазовых героев, эти "молодые приспособленцы" составили заметную часть общего объема звукозаписи в 80-е и 90-е годы.
Сегодня большая часть медиа делает из Марсалиса икону. В самом деле, его друг, журналист и поклонник Стэнли Кроуч, чьи длинные статьи, превозносящие Марсалиса, стали легендарными, однажды заявил: "Уинтон Марсалис — это самая важная фигура в американской музыке".
В 1987 году Марсалис был назначен художественным директором вновь организованных "Classical Jazz Summer Series" в Линкольн-центре в Нью-Йорке, где собирается вся элита Манхэттена. В 1991 году это начинание переродилось в круглогодичную джазовую программу в Линкольн-центре. Все это принесло Марсалису беспрецедентное влияние, как чисто музыкальное, так и политическое.
Более не молодой лев, а директор влиятельной программы развития искусства с бюджетом 4 млн долларов США, Марсалис теперь говорит о джазе с позиций высокой морали. Презирая набор ценностей, унаследованный его поколением из 60-х годов, он отвергает фри-джаз-"музыкальный хаос"; джаз-рок — "это распродажа", и Майлса Дэвиса — "мне не нравится то, что он делает, потому что это ведет к упадку всей музыкальной сцены". Установив контроль над джаз-оркестром Линкольн-центра, он постепенно заменяет большинство музыкантов членами своего ансамбля и своими друзьями.
При всей щекотливости проблемы цвета кожи, невзирая на факт, что, белый, Лорен Шенберг часто выступает в качестве дирижера и помощника музыкального директора, расовый вопрос остается весьма противоречивым. Из музыкальных программ, в которых критики находят акцентирование афро-американского компонента джаза, фактически исчезают белые музыканты.
Однако все верное и неверное в этих пристрастных строках, сдобренных каплей подозрения в нарушении политкорректности, служит только стремлению подчеркнуть противоречия, окружающие Марсалиса.
Если в 80-е годы он выглядел человеком, сфокусировавшим внимание медиа на проблемах джаза, и эффективно поднявшим престиж музыки до уровня, неслыханного после 50-х годов, то сегодня его влияние служит искусственному акцентированию виртуозных переложений старых тем. Это сфера, где фирмы звукозаписи прикладывают особые усилия, выпуская максимально доступный мэйнстрим, который, надо признать, хорошо идет на рынке.
Однако, если раньше о джазе говорили, как о полете из состояния STATUS QUO, то сегодня он, похоже, спешит именно к такому состоянию. Оставаясь в тени Армстронга и Эллингтона, главную цель развлекателей из Линкольн-центра и источник вдохновения для собственных сочинений Марсалис видит скорее в перестройке репертуара и насыщении музыки классическими обертонами, а не в "работе для прогресса", создании живого и развивающегося искусства.
И, конечно, заимствование электронных и ритмических приемов из рока, WORLD MUSIC и других "внешних" источников оскорбляет его акустическую чувствительность. И при всей его склонности определять, что является и что не является джазом — наиболее сомнительном моменте во всем вышесказанном — бесспорно одно. Трубач — несомненно, джазовый великан этих консервативных времен — не откроет новых горизонтов, боясь отойти от береговой линии.
Стюарт НИКОЛСОН
Перевод Леонида АУСКЕРНА
получить rss-ленту
сохранить как pdf
