Владимир Михнович

Любая настоящая музыка – великое искусство, и чтобы постичь его, нужно уметь видеть (я не оговорилась, – именно видеть) не только звуки, но и сквозь них… Владимир Михнович-младший, интеллигент в энном поколении, рассказал мне, как удивительный мир музыки открывал ему свое волшебное, не всем доступное, закулисье. Человек, чей джазовый путь, можно сказать, только начался, уже успел подготовить себе удобное мягкое кресло в мире этой музыки для дальнейшей работы. Многое было заложено в нем еще при рождении, ко многому он пришел сам и многое постиг с чьей-то помощью.

Владимир Михнович: Мое музыкальное прошлое очень, я бы сказал, насыщенное. Мне повезло с преподавателями еще в самом начале пути, с музыкальной школьной скамьи. А учился я во 2-й школе Барановичей. Когда мне было 6 лет, папа привел меня к самому известному преподавателю по фортепиано в городе, Цехановичу Юрию Евгеньевичу. (Сам отец мой в своем кругу был также очень известным музыкантом, играл на саксофоне в ресторане, преподавал в классе кларнета. Да и просто он – очень хороший человек.) В Барановичах я отучился 5 классов и с подачи моего педагога благополучно отправился покорять Минск – во всем известную «одиннадцатилетку» при консерватории.

На сцену я впервые вышел, еще не осознавая того, что происходит, слишком маленьким был. А вот когда осознал – очень сильно испугался. Странное было чувство. Но уже в 8 классе я сольно играл на рояле в нашей всеми любимой филармонии.

Потеряв год, все же поступил к прекраснейшему человеку, пианисту Евгению Григорьевичу Пуксту, сыну известного белорусского композитора. Надо сказать, что в то время, будучи школьником, я занимался классикой не должным образом. Меня привлекали более грубые и сложные созвучия. Часто меня можно было заметить в зале поздно вечером, когда в школе никого уже не было. В те времена я играл чуждую для многих людей музыку. Параллельно с занятиями по фортепиано я начал изучать саксофон. Это была уже прихоть моего отца Владимира Владимировича Михновича (нас с ним, кстати, часто по телефону путают). На саксофоне я занимался только с папой и только на каникулах. Так что можно с уверенностью сказать, что к саксофону я пришел именно благодаря отцу. Он объяснил мне, для чего нужен саксофон, как правильно выбирать инструмент. К примеру, если нужен профессиональный инструмент, то если есть возможность отправиться за границу, надо посетить большой музыкальный магазин. Хороший инструмент, как правило, выбирается в течение нескольких часов, утомительно – но результат того стоит. Также выбираются мундштуки. Детям же, просто начинающим, желательно, конечно, поначалу заниматься на кларнете. Но вернемся к моей истории.

При переводе в 10 класс возникли проблемы, потому что было очень много прекрасных пианистов и без меня. Пришлось мне переходить в 10-й класс как саксофонисту. И вот тут начинается самое интересное…

Для меня находят педагога, который через год отказывается от меня и уходит. Он, кстати, работает у Михаила Яковлевича Финберга на первом саксофоне. Его зовут Владимир Николаевич Ксенз. Эта история приключилась со мной в 11 классе. Родители к тому времени уже перебрались в Минск. Папа работал в музыкальном училище им. Глинки, на эстрадном отделении. Заведующий этого отделения – мой дядя, Вячеслав Владимирович Михнович. Мне ничего не оставалось, как перевестись в училище, где работают мои отец и дядя, на классическое отделение деревянных духовых инструментов. Тут мне тоже повезло с педагогом, я попал к Козодою Георгию Иосифовичу. Жаль, что он уволился через год. Прошу отметить, что в этом не было никакой моей вины.

На 3-м курсе училища я поехал на первый в своей жизни конкурс, где занял 1-е место, что помогло мне поступить в консерваторию. Для меня это был важный период в жизни. Классическое образование, считаю, является необходимым для каждого музыканта и имеет очень большое значение. Надо знать элементарные вещи, такие как: атака звука, звуковедение, фразировка… Я уже не говорю о разборе музыкальной формы. Все это не просто так существует. Это закрепление пройденного и постройка новой базы, еще более мощной.

Во время учебы в консерватории я принял участие еще в 4-х конкурсах. Это были международные конкурсы, откуда я привез три 1-х места и одно 2-е. Но так случилось, что я не доучился и сейчас нигде не работаю (в обыденном смысле этого слова), и не учусь. Уверяю – это временно. Просто так на данный момент сложилось у меня в жизни. Но музыкой я упорно продолжаю заниматься. Применяю свои старые знания, приобретаю новые. Пытаюсь усовершенствовать звучание саксофона. А ведь это капризный инструмент. Надо очень много слушать, слушать качественных, гениальных музыкантов. Что, собственно, и делаю. Я никогда не подходил к инструменту с бессмысленным равнодушием.

В свое время, в этом деле мне здорово помог Георгий Козодой. Дыхание у меня тогда уже было поставлено, а вот со звуковоспроизводящим аппаратом были проблемы. И он мне сильно помог.

Но все же я не могу сказать, что люблю больше – саксофон или фортепиано. Мне дороги оба инструмента. Это все ровно, как у каждого человека есть мать и отец. Ребенок любит своих родителей в равной степени. Так и с моими музыкальными инструментами. Они стоят у меня на одном пьедестале почета. Я занимаюсь и работаю над ними в одинаковой, равной мере. Самое главное, не нужно никогда пытаться перехитрить инструмент, любой. Нужно уважать его. Если с такими мыслями играть на инструменте, то ничего не получится. Инструмент надо познавать. Потому что очень велика вероятность, что в противном случае это он тебя обхитрит. Музыкант всю жизнь должен учиться понимать инструменты – ведь они живут на сцене ту же жизнь, переживают те же чувства, что и он.

Часто, конечно, бывает трудно заставить себя что-нибудь делать в определенную минуту. Или не всегда все получается. Но я научился справляться с подобными неприятными синдромами. Пусть совсем недавно, но я сделал шаг навстречу самовоспитанию и самообразованию. Этот шаг, как мне кажется, был сделан вовремя. Считаю, что такое должно произойти с каждым человеком. Как по-другому увидеть свои силы и возможности? А в определении профессии эти два фактора имеют большое значение. Вот яркий пример. Вами было произнесено следующее высказывание: «Будьте конструктивно самокритичны. Ищите свои недостатки, слабости, недоработки и работайте над их исправлением. Это – путь к профессионализму». Хорошее высказывание. Я отношу эти слова именно к самовоспитанию, самоанализу, самообразованию. Ведь без этого человек не поднимется на ноги и не поймет происходящего, не сможет увидеть себя в будущем.

А кем я вижу себя? Вы говорили, что Александр Островцов сказал такую фразу: «Вряд ли этот парень станет на другой путь. Он и дальше будет заниматься этим…» И он, наверное, прав. Недавно мою голову посетила такая мысль: «Ведь я ничего больше не умею. А в мире так много прекрасных музыкантов без меня…» Но через несколько минут прогнал от себя эти мысли и решил, что скорее наступит конец света, чем я откажусь от музыки. Мне самому смешно от следующей фразы, которую я собираюсь сказать, но я слишком ненавижу музыку, что бы разлучиться с ней… Собираюсь в скором будущем поехать поучиться, не очень далеко. Осталось только с военкоматом разобраться. Это вечная проблема для тех, кому есть чем заняться кроме армии. У меня – это джаз.

И джаз для меня – это не только ежесекундная импровизация, это образ жизни, что ли. Ведь мы говорим: «О! Послушай, как играет. Вот бы и я так мог…» Огромное влияние на нас, на меня в частности, оказывают те люди, те музыканты, которых мы любим слушать. Эти люди для нас являются кумирами. Но и кумиры живут реальной жизнью. Возможно, их жизнь более насыщена, но и мы можем в сегодняшнее технологически оснащенное время позволить себе насыщать ее, повышать уровень своей информированности. Чего не могли позволить себе наши родители и, в некоторой степени, даже наши кумиры. А что самое главное в джазе?.. Именно музыкальная информация, которая у нас, к сожалению, в дефиците. К примеру, я без ума от Чика Кореа, Рассола Ферранте, Боба Минцера, Кенни Гаррета. Очень люблю слушать хулигана Джимми Каллума. Но лет 15, а может и 10 назад, услышать их было бы для меня очень даже проблематично. И от этого мне грустно. Грустно от того, что даже сейчас бывает трудно достать что-то по-настоящему ценное.

И еще меня стали посещать мысли о том, что надо создавать что-то свое… Не хочу загадывать наперед, но надеюсь все же, что это время придет. Ведь всему свое время. У меня уже есть маленькие наброски, которые иногда объединяются в одно целое. И иногда я предоставляю их на суд той публики, чье мнение играет для меня немалое значение. Но полноценных личных произведений у меня пока что нет. Хотя, есть одно! Вспомнил! Называется «Танец роз». Да. Исполнялось оно уже несколько раз. Класс…

Вспомнилась почему-то история, как в Могилеве проходил фестиваль пианистов, а в рамках фестиваля – день джазового рояля. Был приглашен прекрасный пианист из Вильнюса Олег Молокоедов. И меня попросили, как самого молодого из участников, поиграть на саксофоне с этим музыкантом. А я в то время знал только одно джазовое произведение. Это был блюз Чарли Паркера «Махок», и играл я его в среднем темпе. А Молокоедов сказал, что мы будем играть в би-бопе. Это примерно в 3 раза быстрее. Колени тогда у меня, конечно, немного тряслись. Но я вроде бы справился. Помню, что тогда на барабанах был Александр Сторожук, а на басу – Владимир Белов. Команда была профессиональная, как вы можете понять, а мне на тот момент было всего лишь 14 лет. И я рад, что все получилось, и получилось, возможно, отчасти потому, что музыканты сыгрались, вступили в диалог и поняли друг друга. Ведь когда диалога на сцене нет – это просто ужасно! Правда, одно дело, когда музыкант стремится к «разговору», но у него это пока не выходит. Тогда рано или поздно на контакт можно выйти. Но хуже всего, когда кто-то просто не хочет на него идти, не хочет диалога. В такие моменты хочется сквозь землю провалиться. А если еще и публика напоминает банку «малосольных огурцов», то к концу концерта не остается никаких сил. Такие «малосольные» зрители высасывают очень много энергии, об этом могут сказать и музыканты с опытом гораздо больше моего. Но случается так, что на таких «огурцах» можно заработать. Хоть какая-то польза должна же быть от них? Не знаю… Всегда стараюсь находить какую-то хорошую сторону даже когда происходит что-то не очень приятное.

В такой ситуации важно еще и умение воздействовать музыкой на аудиторию. Лично для меня музыкальное воздействие – это когда я, находясь на сцене, могу управлять залом как могу и как хочу. И если зал начинает сопротивляться, то тут и проявляется твое мастерство – мастерство воздействия. Максимально его результат достигается тогда, когда зритель (слушатель) по-настоящему слушает. В любом случае музыкант существует для того, чтобы творить. Творить для народа. Сочинять, исполнять, продавать, писать музыку к кинофильмам, изобретать… Просто голова кружится! И это все слушают?! Да, это все слушают… Какой ужас…

Кому-то мои лозунги могут показаться утопичными или слишком вычурными, но я по сути своей романтик. И в жизни, и на сцене. Я люблю поразмышлять на инструменте. В этом даже прослеживается некоторая философичность. Особенно люблю медленные произведения, где для тебя нет преград вообще. Где ты погружаешься в бесконечность... Определенно, я – романтик. Конечно же, я люблю и повеселиться, «поприкалываться» на сцене с инструментом. Многое зависит от настроения. Кто-то может подумать, что я в такой момент несерьезно отношусь к делу, «халтурю». С другой стороны, люди же не виноваты, что у меня, к примеру, долгов мешок. Они ведь просто пришли слушать. А это очень приятно!!!

Еще мне очень бы хотелось, чтобы среди молодого поколения, представителем которого я являюсь, увеличился интерес к джазу, к интеллектуальной музыке. У меня в последнее время очень сильно изменился круг общения. И люди из него все умные, глубокомыслящие, но в то же время очень простые. Ведь существует стереотип – чем человек умнее, тем он сложнее и непонятнее для других. Хочу заверить всех, кто так думает: вы ошибаетесь. Вот, скажем, в консерватории мне приходилось встречаться с людьми узконаправленными, но имеющими, почему-то, возможность указывать мне на мой «неправильно выбранный путь». С чего они решили, что имеют право кому-то на что-то указывать, не видя в то же время бревна в своем глазу?.. Ну да я не об этом. И раньше, конечно, встречались люди, интересующиеся джазом. Основная проблема в том, что у нас эстрадные отделения есть только в Училище и в Университете культуры. А ведь все консерватории мира имеют джазовое отделение. У нас же человек, играющий джаз, до сих пор считается, грубо говоря, врагом народа. А меня это довольно-таки напрягает. Я ведь люблю джаз, и уверен, что многие любят джаз. Но я люблю и любую другую красивую музыку. Это может быть и классика, и рок, и соул, и лаундж, и джангл, и R&B. Биг-бэнды люблю слушать. Не так давно купил DVD Маркуса Миллера. Очень понравилось. Есть много красивой музыки и кроме джаза, но хотелось бы, чтобы он как-то вышел из подполья…

Вообще, я верю отчасти в магическую силу музыки. Музыка может лечить, возвращать к жизни, даже убивать… В настоящую музыку необходимо вкладывать и силы, и любовь, и надежду, и веру, и… деньги. Что не всегда бывает на практике. Меня, к примеру, ужасают суммы, которые вкладываются в военную технику. Просто так хочется верить в мир и любовь… И ведь они существуют. Я очень хочу, чтобы мои дети ощутили эти два прекраснейших чувства. Хочу, чтобы каждый человек, каждый музыкант смог ощутить эти чувства. Если человек этого не чувствует – это уже не человек и не личность, и музыкантом ему не быть. Музыкант – это самое главное качество музыканта. Человек – самое главное качество человека. Личность – самое главное качество личности. Не люблю чрезмерно звездных людей, людей, думающих лишь о себе. И трусов не люблю. Не надо ничего бояться, все самое страшное уже случилось. Велосипед уже изобрели, а Америку открыли.

Молодость всегда соотносилась и соотносится с горячностью, неусидчивостью, спонтанностью, непунктуальностью. Но есть известное высказывание Гектора Берлиоза: «Бог – это Бог, а Бах – это Бах». Хотелось бы пожелать представителям молодого джазового поколения, чтобы их имена в скором времени можно было бы так же лицезреть под подобными «золотыми» высказываниями. Но для этого нужно действительно дьявольски работать, и не только на словах.

Полина КАБАКОВА

Jazz-Квадрат, №3/2008