Павел Аракелян: Честная игра

Нашим читателям представлять минского саксофониста, флейтиста, пианиста и вокалиста Павла Аракеляна не нужно. Он – любимец белорусской публики, хорошо известен на Украине благодаря неоднократным выступлениям в составе группы Apple Tea. Но после того, как Павел Аракелян и его коллектив The Outsiders получили премию на I международном конкурсе молодых джазовых музыкантов "Усадьба.Джаз" в Москве, обойдя около 1000 претендентов – лучших из лучших, о нем заговорили и в России. Как следствие – приглашение на элитарный, рассчитанный на искушенного зрителя фестиваль Музэнерго в подмосковной Дубне. Сегодняшняя беседа – о взглядах Павла на творчество и его планах на будущее.

Александр Островцов: Паша, ты не перестаешь удивлять. Последний сюрприз – ваше выступление в "Губернии", как ты сам выразился, "для своих". Ты впервые вывел на сцену свою сестру Елену Аракелян, которая просто шокировала всех друзей бесподобным вокалом, отменным английским (что не удивительно – Лена – студентка иняза – прим. авт.), пониманием тончайших нюансов джаза и блюза. Во время саундчека я хотел поинтересоваться, у кого она училась, но во время выступления сомнения отпали. Всем это стало очевидно…

Павел Аракелян: Не совсем так. Лена просто регулярно музицировала дома. И никогда не стремилась на большую сцену. Потому что выбрала другую профессиию. Но в тот раз сказала, что была бы не против выступить с нами. Потому что очень заинтересовалась глубинным джазом. Не просто легкой танцевальной музыкой, а импровизацией, настоящим джазом… Я ж как инструменталист просто по-своему показывал ей и подсказывал некоторые определенные варианты, но она занималась она сама. То есть, голос у нее свой, поставить я такой не могу. Какие-то интонационные вещи я ей подсказываю, но она сама регулярно занимается, читает учебники, которые я в свое время читал, и поэтому я решил позвать ее на концерт – человека, который действительно это любит. И теперь, если надо, я с удовольствием зову ее выступить с нами.

Александр Островцов: Планируете создать программу с ней?

Павел Аракелян: Да, планируем. Ведь у нас не только инструментальный проект с "Аутсайдерами", но также параллельно мы делаем современный блюзовый проект. Это симбиоз многих стилей, отличная вокальная музыка, в которой мы опираемся на тексты. Делаем что-то заводное, красивое, действительно душевное. И вот хдесь я Лену плотно подключаю, она сама не против, и, надеюсь, в скором времени мы презентуем полноценную программу.

Александр Островцов: А твоя собственная программа созрела для записи полноценного альбома?

Павел Аракелян: Даже не для одного. У нас очень много вещей, потому что я невероятно плодовит (смеется). Некоторые вещи мы играем буквально по одному разу, а потом беремся делать что-то новое. Потому что материала очень много, и не всегда хватает возможностей довести его до конца – собрать больший состав, например, но даже если говорить конкретно о трио, у нас уже две полноценные программы, без проходных вещей. Они тоже разноплановые и даже разностилистические, одна больше относится к фри-джазу, что-то к авангарду, что-то – просто к импровизационной музыке.

Александр Островцов: А чем фри-джаз отличается от авангарда?

Павел Аракелян: Скажем так, во фри-джазе музыка играется вопреки канонам, а в авангарде все же есть свои каноны – в основном гармонические, мелодические. Фри-джаз же скорее работает на образах, чем от теории.

Александр Островцов: Расскажи, пожалуйста, о своих творческих планах.

Хотелось бы, наконец, записать диск. Хотелось бы выбраться на какие-небудь специализированные мероприятия – фестивали импровизационной музыки, потому что на пост-советском пространстве их так мало, что мы уже везде побывали. Представить себя единомышленникам, а не быть белой вороной. Потому что на традиционных фестивалях ты выходишь такой один и понимаешь, что твоя музыка никуда не вписывается. Выбраться в Польщу, Германию, Европу вообще…

К тому же мы тесно общаемся и иногда сотрудничаем с музыкантами со всего мира, есть у нас друзья-единомышленники в Штатах.

Александр Островцов: Можешь поконкретнее?

Павел Аракелян: Конкретно – Майкл Адкинс, нью-йоркский саксофонист, который сам работает как авангардный музыкант. Недавно у него вышел альбом с Полом Мотияном на ударных и вообще с полной ритм-секцией Дэйва Либмана, выпущенный на том же лэйбле, на котором выпускается Дэйв Либман – HAT HUT Records. Также Алексей Наджаров и Алексей Круглов из Москвы, Майк дель Ферро из Голландии. Но хотелось бы один из этих проектов откатать как тур, а не просто как одноразовое выступление.

Александр Островцов: Скажи пару слов про сотрудничество с Алексеем Кругловым. Свои впечатления.

Павел Аракелян: Леша – совершенно незашоренный музыкант. В принципе, он сам себя и не называет музыкантом, а просто – артистом. Он часто переплетает выступления с театрализованными постановками – театр с музыкой, его сольные альбомы очень нестандартны. Поэтому мы быстро нашли с ним общий язык. Мы оба считаем, что все, что несет какую-то эмоциональную и смысловую нагрузку – не есть шарлотанство, независимо от того, вписывается ли это в существующую канву. Лично для меня это сейчас первый и главный кретерий. Потому что можно играть правильно, но, тем не менее, все это будет построено на том, что когда-то выбивалось из всех правил. Я считаю, что в новое время артисты должны находить много информации, то есть быть людьми, которые мыслят не просто стилями, не просто даже одним направлением в искусстве, а быть хорошо подкованными в истории и на базе этого делать что-то свое. Пора идти дальше. Потому что основное течение зашло в тупик. Новое должно рождаться в смешении стилей и мировоззрений. Но я далеко отошел от поставленного вопроса…

С Алексеем Кругловым мы сыгрались с первых нот, хотя до концерта имели весьма смутное представление друг о друге. Я считал, что к нам приехала очередная московская "звезда", а Леша, наверное, считал, что ему придется отработать с каким-то там музыкантом из периферии… Но с первых нот стало понятно, что мы мыслим похоже, что делить нам нечего и есть куда вместе идти. Было интересно, было здорово и, главное, было честно. Мы всегда стараемся играть честно, бех проходняков. Потому что если ты отыграл концерт и даже не вспотел, то… либо ты серьезно болен, либо просто нечетно отработал.

Александр Островцов: А как публика реагировала?

Павел Аракелян: Как обычно, она была шокирована и очень удивлена. Пришли серьезные дядьки в костюмах, превыкшие вести себя чинно и благородно,когда появились музканты и начали творить то, что считают нужным. Я считаю, что публика у нас не всегда подготовлена к этому, большинство, когда слышат слово "джаз", воспринимают его стандартно.Чаще воспринимают как "салоняк", когда выходят старые ветераны в костюмах, которые спокойно под еду исполняют что-то такое ненавязчивое и красивое. Видимо, там ждали чего-то похожего. Но не дождались.

Александр Островцов: А я на вашем концерте в "Губернии" бутерброд еле съел… Никак не мог улучить момент, чтобы его укусить. (Общий смех.)

Павел Аракелян: Как говорится, авангард – это та музыка, которую приятней играть, чем слушать. Я даже сам от него устаю и целыми периодами времени ничего другого не слушаю, кроме блюзов, джаз-рока или даже скорее блюз-рока. Абсолютно далекого от авангарда. Хотя, бывают периоды, когда я только его и слушаю.

Александр Островцов: А сейчас какой период?

Павел Аракелян: Сейчас – Бадди Гай, Скримин Джей Хокинс – мои герои.

Александр Островцов: Блюзы в твоей программе отсюда появились?

Павел Аракелян: Нет, не отсюда. Они были и гораздо раньше. Я вообще к блюзу неравнодушен. Но скорее не к архаике, а к Чикаго-блюзу. И мне нравяться люди, которые, как тот же Бадди Гай, пошли дальше. В свое время он делал свое дело, делал... дожил до своих лет и понял, что пора свою музыку осовременнить. При этом она не потеряла настоящих блюзовых качеств – это музыка черная. Грустная… Хотя уже играют ее такие музыканты, такие инструменты, что хочется танцевать – все классно зааранжировано, солисты уже совсем другого уровня, чем были раньше. И это работает.

Александр Островцов: Если честно, в твоем творчестве любовь блюзу с самого начала не читалась… Поэтому я был очень удивлен.

Павел Аракелян: Я на этой музыке вырос и к рок-н-роллу и блюзу всегда был неравнодушен. Вырос на старом добром рок-н-ролле – Джери Ли Льюис, Карл Перкинс, Чак Берри. Это музыка моего детства. А поскольку рок-н-ролл непосредственно вышел из блюза и по гармоническому содержанию, и по текстовому, то я – старый блюзмэн, можно сказать.

Александр Островцов: А из саксофонистов кто для тебя сейчас – самый главный?

Павел Аракелян: Сложно сказать… Наверно, главных уже нет, но... Естественно – это вечно живой Сонни Роллинз, который сколько не творит – всегда сильно удивляет. Это Дэвид Либман. Очень мне понравились несколько последних альбомов Майкла Брекера, пять последних… Но сейчас я даже больше трубачей слушаю. Из джазовых солистов всегда любил Диззи Гиллеспи и Фредди Хаббарда, они для меня – главные трубачи. Пианистов много слушаю. Это, конечно, Бад Пауэл,Мишель Петруччиани… В основном, классику и слушаю. Конечно, очень много интересной современной музыки. Но с ней знакомлюсь через интернет – MySpace, профессиональные сайты. Например, открыл такого шикарного тромбониста – Уайклиф Гордон, просто безумно интересный музыкант.

Александр Островцов: А как ты на фортепиано перешел?

Павел Аракелян: Фортепиано я начал заниматься давно, закончил по классу фа-но музыкальную школу. Потом поступил в музучилище как саксофоноист и редко прикасался к инструменту, но, естественно, были базовые навыки, поэтому какие-то теоретические выкладки я, естественно, в первую очередь за фа-но практиковал. И так получилось, что года полтора назад у меня появился хороший инструмент, и я стал регулярно заниматься не только теоретическими выкладками, но и техникой. А потом мы поехали на фестиваль, и с нами некому было играть – расчитывали на одного пианиста, но он поехать не смог. И я понял, что надо садиться самому... Прошло удачно, и с тех пор я регулярно какую-то часть концерта отыгрываю на клавишах.

Александр Островцов: А Матин Асимов должен был в вашем проекте участвовать?

Павел Аракелян: Матин участвовал в нашем блюзовом проекте, мы как раз готовили программу, когда он попал в больницу, частично из-за этого концерт тогда не состоялся. Мы постоянно стараемся посвятить наши выступления памяти Матина. В любом случае – он с нами. Ему очень нравилось и то, что мы делаем в авторском проекте. А материал, из которого родился наш блюзовый проект, сначала весь отбирал Матин – с красивыми текстами, с хорошей музыкой, он все это обрабатывал, а потом мы с ним регулярно все это обсуждали. Мне его очень не хватает. Но… у нас у всех постоянное ощущение, что он рядом с нами на сцене. Потому что мы с ним очень много времени провели, мы с ним были вообще как братья. Поэтому одну из композиций, которая – наша, которую мы с ним очень часто обсуждали – старый такой госпел, мы всегда посвящаем ему. Надо будет ее обязательно записать как сингл, посвященный Матину. Думаю, мы это сделаем в первую очередь. Это наш план на ближайшее будущее.

Александр Островцов: Собираетесь другого гитариста брать в коллектив?

Павел Аракелян: Нет. Единственно,кто с нами может выступить как гость, если у него будет время, это Юра Дмитриев из "Этно-Трио Троица". Они тоже с Матином были большие друзья. И поэтому если кто-то и будет нам помогать, то только Юра. Не то, чтобы я не видел больше гитаристов… Но Юра – единомышленник.

Раз уж мы заговорили на эту тему, надо вспомнить Света… Хотелось бы посвятить ему какую-нибудь большое выступление. Мы с ним вместе тоже много работали, а потом он так неожиданно ушел… Мы вместе начинали, потом вместе работали в поздний период...

Мне бы очень хотелось, чтобы ребята из Svet Boogie Band не прекращали делать свое дело. Я помню, Свет мне показывал материал, который он в последнее время написал – много шикарной музыки, я предлагал ему свою помощь, чтобы все это оформить и предоставить музыкантам уже готовый материал. Но… не успели.

Конечно, состав не будет уже играть то же самое, потому что Свет – это был Свет, и группа – его детище. Но они могут продолжить его дело и пойти дальше, ведь и он сам собирался идти в музыке дальше.

Он был очень хороший парень. Мне всегда было приятно пообщаться и поработать с ним, лишний раз встретиться, как и с другими музыкантами из Svet Boogie Band. Потому что весь состав – это наши общие друзья: Леша Шилович, братья Золотовы – Тихон и Леша.

Александр Островцов: Что ты вообще про тот сентябрь можешь сказать?

Павел Аракелян: Тяжелый был очень сентябрь, неожиданно молодые музыканты уходить начали… Или это провидение, или это случилось просто потому, что такое, как сказал брат Матина, случается каждый день. Есть люди, которые уходят, не дожив до старости. Мне сложно сказать, что забирают только лучших. Вообще, что-то стандартное очень тяжело сказать. Просто я надеюсь, что с мирскими проблемами у них покончено, и я верю, что люди после ухода не пропадают. Возможно, для нас их уже нет, мы не можем их потрогать и пощупать. Но их можно чувствовать, особенно это ощущают близкие. Кто-то говорит, что есть рай, кто-то – что есть атман и т.д., но по крайней мере можно надеяться, что там у них мелких житейских проблем уже нет, тех, которые, в основном, человека и убивают. Там если есть что-то глобальное.

Рассуждать на эту тему очень сложно. У "Кровь, Пот и Слезы" есть одна хорошая песня – And When I Died. Интересный текст и главное – искренний. Так вот там солист поет: "Когда я умру, на самом деле на земле родиться новый ребенок. Так уж лучше позаботиться о нем".

Александр Островцов: Расскажи о своих музыкантах.

Павел Аракелян: Люда Круковская. У меня часто спрашивают: "Как ты решился взять девушку, тем более не вокалистку, а басистку?!" Да, у нас проблема с музыкантами, мало специалистов-профессионалов по некоторым инструментам. Почему именно Люда? Потому что она – профессионал. Но к тому же она девушка, а поэтому очень открытая. А когда мы обсуждаем новую программу, надо ведь рассказать что-то самое сокровенное, личное, почему я написал ту или иную вещь, какие эмоции должна она вызывать, впечатления, образы. Она все это воспринимает, впитывает очень точно, очень чувственно. До этого я не считал, что девушки могут быть инструменталистками. Да. Я видел девушек-саксофонисток, из которых делали брэнд. Но не видел еще такую девушку, которую бы не переиграл парень. И первый раз я позвал Люду по необходимости, просто больше некого было позвать на какую-то стандартную работу. И с того момента я просто влюбился в нее как в музыканта и стараюсь любую работу отработать именно с Людой.

На барабанах у нас Маврин Андрей, профессионал очень-очень высокого уровня. Его профессионализм даже не обсуждается. Но при этом профессионализм даже не самое главное, потому что профессионалов-барабанщиков сейчас довольно много. Но у Андрея незашореная голова. Вот я, например, я не барабанщик. Я могу что-то сказать пианисту, даже баасисту, не говоря уже о духовиках. Но я не могу ничего сказать барабанщику. Кроме как: вот здесь что-нибудь такое! И образ описать. По рукам ничего не могу сказать, потому что игрой на ударных никак не владею. А Андрею и не надо ничего говорить. Он во время первой встречи сказал, когда я пытался объяснять что-то профессиональным языком: "Паша, сделай, как начал – просто либретто расскажи. Что ты видишь, что чувствуешь". И сейчас мы настолько сыгрались, что ему очень мало объяснять нужно. Поэтому другим музыкантам очень тяжело с нами играть. Можно только в полный состав кого-то пригласить. Потому что им приходится все объяснять – картинку, либретто, историю…

Я считаю, что с музыкантами мне очень повезло, и надеюсь, что им со мной повезло тоже. Ребята шикарные. И главное, мы очень тесно общаемся, встречаемся не только на репетициях, на работе, а дружим. Это – самая большая находка для любого лидера, который решился собрать свой проект – музыканты, которые искренне относятся к делу, для которых оно тоже немаловажная часть их собственной жизни, творчества, и которые адекватно все воспринимают. Поэтому когда ты выходишь на сцену, ты уже говоришь не словами, а музыкой. А музыка – она абстрактна. То есть, на репетициях ты говоришь словами, а поскольку слова не могут выразить абстракцию, необходимо, чтобы все были просто на одной волне.

Иногда бывает, что мы собираемся на репетицию, а нам даже играть не хочется. Нам так хорошо, весело! Мы стоим, курим, пьем кофе… Поиграли, закончили, уже поздно, всем пора к семьям, к детям, а мы все равно стоим и общаемся, потому что нам очень здорово.

Это большая находка. Конечно, я очень благодарен и Юре Дмитриеву, и Сергею Кунцевичу, и Денису Шурову, с которыми играл раньше. К сожалению, так получилось, что мы не можем сейчас работать все вместе, в первую очередь из-за графика. Тем не менее, когда каждый из них появлялся в "Аутсайдерах", то в первую очередь появлялся человек, потом появлялся друг и только потом – музыкант. Я с ними со всеми общаюсь и очень надеюсь, что когда-нибудь нам удастся все-таки собрать совместный большой концерт, на котором будет участвовать каждый из этих музыкантов в той или иной ипостаси.

Александр Островцов: Раньше проект позиционировался как "Павел Аракелян и The Outsiders", а теперь осталась только вторая часть?

Павел Аракелян: Нет, почему! Я и сейчас пользуюсь возможностью пиарить собственное имя (смеется). Аутсайдеров оказалось многовато. Как сказал Юра Льноградский, продюсер фестиваля "Музэнерго": "Знаете, ребята, если такое творят белорусские аутсайдеры, то нам всем вместе нужно срочно переехать в Минск!"

Александр Островцов: Какой смысл из нескольких значений этого слова вы вкладываете в свое название?

Павел Аракелян: Естественно, я знал, что есть много толкований этого слова, когда оно мне понравилось, и я выбрал его в качестве названия. Согласно оксфорсдскому словарю, это – человек, исключенный из групповых взаимодействий по причине особого взгляда или своего мнения.

Александр Островцов: Маверик?

Павел Аракелян: Может быть, вполне. А поскольку я авантюрист, то это еще и человек, которого "прет", потому что по-другому не может быть. И кроме того, мы стараемся не делать что-то, потому что это – "надо". Потому что надо пропиариться, потому что надо где-то быть в тусовке. Мы просто делаем музыку, потому что считаем, что она сама себе пробьет дорогу. Потому что если она должна звучать на более широких подмостках, то это можно сделать, не идя окольными путями. Оставаясь в своих рамках, оставаясь человеком перед самим собой, не идя на компромиссы. Хотя, кто-то может надо мной посмеяться, но на самом деле каждый четко следует своим путем. Поэтому мы объединились как единомышленники и решили так называться. Кроме того, мы в Беларуси взялись делать такое, что до нас в принципе не делалось никак. И в начале, конечно, нам было сложно пробиться через стереотипы. Но во мне была музыка, которая попросту выпирала. Поначалу я ходил и не знал, что с этим делать. Я даже не зал, как ее играть.

Поначалу нас даже не знали, как оценивать. Никто ничего подобного не слышал. Но мне кажется, что лучший критерий – оценка детей. Вот мы выступали на фестивале в Дубне в академическом зале, и там в первом ряду сидела маленькая девочка с отцом. Она слушала все наше выступление, не шевелясь. Как потом было сказано "Ребенка не надо было ничем привлекать, не надо было рассказывать какие-то истории и занимать насильно. Слушала и смотрела, как завороженная!". Для меня это было самым лучшим комплементом, потому что ребенка не обманешь.

Конечно, можно кого-нибудь обмануть. Но самая главная проблема – ты сам, твое естество, твоя суть. Ее ты тоже не обманешь. Для меня это поважнее слов профессионалов, коллег, хотя они тоже на самом деле важны.

И важно знать, что зрителям твоя музыка нравится. Важны не слова о том, что где-то хорошо получилось, что хорошо обыграли тот или иной звук, а вот там была интересная гармонизация. Главное, чтобы зритель что-то почувствовал. Пусть даже не мог бы объяснить – что именно, но чтобы что-то почувствовал. И вот это невозможно просчитать. Музыка, как и любое искусство, имеет право на долю загадочности. Даже не загадочности, а метафизики. То, что объяснить рационально невозможно.

Вот это мы и пытаемся осуществить. Создать то, что трогает, хотя мы даже сами не можем объяснить – почему?

Александр ОСТРОВЦОВ