Tomasz Stanko - Огонь, вода и медные трубы Томаша Станько
03.11.2013
2002-ой год был поистине великим для Томаша Станько. 60- летний юбилей и 40 лет творческой деятельности. Победа в пяти номинациях в анкете читателей журнала "Jazz Forum" как музыкант года, лучший композитор и трубач, автор альбома года "Soul Of Things", лидер лучшего бэнда "Tomasz Stanko Quartet" (на втором месте в этой же категории — музыканты квартета Станько как самостоятельное "Simple Acoustic Trio"). В рейтинге журнала "Billboard" за 2002 год альбом Станько "Soul Of Things" занял место в первой 50-ке лучших пластинок Америки. В Вене Станько вручили первую в истории Европейскую джазовую премию как Лучшему джазовому музыканту Европы (решение было принято 21 экспертом из 21 страны Европы).
Томаш Станько родился 11 июля 1942 года в польском городке Жешув. В 1948 году его семья переехала в Краков, где 16-летний Томаш впервые услышал живой джаз на концерте квартета Дейва Брубека. Станько решает учиться играть на трубе и поступает в консерваторию. Хотя еще будучи учеником средней школы вместе с Вацлавом Киселевским он основал джаз- квартет, с которым впервые выступил в клубе "Helicon". В 1962 году 20-летний Станько становится лидером ансамбля "Jazz Darings" ("Джазовые смельчаки"), получившим на конкурсе "Любительских джазовых составов южной Польши" две главные главные награды. Молодого музыканта заметил Кшиштоф Комеда — легендарный польский джазмен и композитор. С 1963 года Станько становится ведущим музыкантом в ансамбле Комеды, где играет вплоть до момента нелепой гибели Комеды.
В 1967 году Станько собирает свой квартет (позднее — квинтет), много концертирует и записывается с Бернтом Розенгрином и Збигневом Намысловским, Эдвардом Весалой и Петером Уорреном. Все чаще он выступает соло. Время от времени участвует в совместных проектах с такими мировыми звездами как Cecil Taylor, Gary Peacock, Arild Andersson, Daniel Humair, Dave Holland, Don Cherry, Dino Saluzzi, Albert Mangelsdorff, Eddie Gomez, Jan Garbarek, Jack De Johnette, Palle Daniellson.
В 1975 году Станько по предложению Манфреда Айхера записывает свой первый диск для ЕСМ Records "Balladyna" с участием Дэйва Холланда и Эдварда Весалы. Следующий раз к сотрудничеству с ЕСМ он вернется только через двадцать лет...
В 80-е Станько практически отошел от музыки, записей и гастролей. Многим казалось, что его тогдашнее пристрастие к наркотикам, эзотерические совместные проекты с Эдвардом Весалой (запись в Тадж-Махале) и поверхностные эксперименты с электроникой в составе небольшой команды "Freelectronics" навсегда испортят его блистательную карьеру. Но как оказалось, это было всего лишь "десятилетие передышки".
В 1995 году Станько возобновляет сотрудничество с ЕСМ для записи альбома "Matka Joanna". Всего через два года на том же лейбле появились два новые, пожалуй, самые эпохальные диски Станько: "Litania: Music Of Krzysztof Komeda", в который вошли композиции Комеды, в том числе его саунд-трэки к фильмам знаменитого режиссера Романа Полански "Ребенок Розмари" и "Нож в воде". И альбом "Leosia" — одна из лучших джазовых записей последнего времени, в которой приняли участие такие звезды европейского джаза, как барабанщик Тони Оксли, басист Андерс Джормин и пианист Бобо Стенсон, сформировавшие новый состав "Квартета Томаша Станько".
Похоже, Станько взял за правило раз в два года радовать ЕСМ и слушателей своими новыми записями. Так с разницей в два года появились альбомы "From The Green Hill" (1999) и "Soul of Things" (2001). "From The Green Hill", записанный вместе с Дино Салуцци (бандонеон), Джоном Сурманом (саксофон), Йоном Кристенсеном (ударные) и Мишель Макарски (скрипка), был назван в 2000- м году "Альбомом года" по мнению ассоциации немецких джазовых критиков. В том же году польский журнал "Jazz Forum" назвал Станько "Музыкантом десятилетия".
Что касается альбома "Soul of Things", он был записан Станько вместе с его новым квартетом, образованным в 1994 году из недавних выпускников консерватории, очень молодых музыкантов Марцина Василевского (фортепиано), Славомира Куркевича (контрабас) и Михала Миськевича (перкуссия).
Удивительно, но за сорок лет своей творческой карьеры Томаш Станько ни разу (!) не выступал ни в России, ни в Беларуси. Его первый белорусский концерт состоялся 30 ноября 2002 года на минской сцене в рамках международного джаз-фестиваля "Gosser Jazz", где Станько и его квартет представили публике программу со своего последнего альбома "Soul of Things".
Кроме приветствия и благодарности, за все два часа концерта Станько не сказал на сцене ни слова. Зато на следующий день музыкант любезно согласился дать эксклюзивное интервью журналу "Джаз Квадрат":
Правда ли, что решение стать джазовым трубачом пришло к вам на концерте Дейва Брубека в Кракове?
Было, было такое. Это был первый услышанный мною концерт Брубека. До этого я слышал что-то в радио-передачах Уиллиса Коновера, но тот концерт был первым "живым". Я к этому времени уже немного играл на трубе. Я, знаете ли, из музыкальной семьи: отец мой был скрипачом, так что с 7 лет я ходил в музыкальную школу в классы скрипки и фортепиано. Был потом некоторый перерыв в моих занятиях музыкой, после которого я собственно и начал играть на трубе. А после того концерта Брубека, я твердо решил, что стану джазовым трубачом...
Что же случилось на том концерте?
Ничего не случилось, простоя впервые услышал музыку, которая полностью соответствовала мне, моему представлению о свободном стиле жизни. Джаз был тогда для нас синонимом свободы, freedom.
Так вас привлек free jazz именно тем, что он free?
Я интуитивно почувствовал, что фри джаз — это самый современный стиль, это возможность быть свободным в музыке, никого не копируя. И если я хочу создать свой язык, свой стиль в музыке, то мне нужно творить именно в новом стиле. Тогда легче мне будет найти свой собственный язык. Мне было важно создать что-то новое и ранее неизвестное. Поэтому я подумал о фри джазе, о музыке Орнетта Коулмана, потому что в то время это было самое новое слово в музыке.
Удалось ли вам изобрести что-то новое в своей музыке?
Нет ничего абсолютно нового. Все последующее происходит из предыдущего. Нельзя просто сесть и что-то придумать.
Никакой революции не было. Я просто играл свою музыку, начал писать свои произведения. И так очень естественно появился мой индивидуальный почерк. А в джазе очень важно иметь свое особенное звучание, свой sound. Так что, поймав свой тон, я стал активно его развивать. Моя музыка становилась все более зрелой, особенной. Так родился мой стиль.
Джазовые критики характеризуют стиль Томаша Станько как "уникальный микс из лирического и резкого настроения". Как бы вы сами описали свой стиль?
Лиризм и фурия! То есть экспрессия и мелодизм, что являет собой весьма противоположные явления. Я очень люблю традиционные вещи, классику, и в тоже время у меня есть большая склонность к новаторству и авангарду. Все это вместе и дало такой результат. Знаете, у Кшиштофа Комеды был похожий подход к музыке, поэтому мне всегда было интересно играть с ним.
Верите ли вы в импульсы, способные изменить всю жизнь?
И да, и нет. Тот краковский концерт Брубека не был бы таким импульсом в моей жизни, не будь я к нему готов...
Вот сейчас, будучи в американском турне, я, уже немолодой человек, ясно ощутил, что эти очень трудные гастроли должны сильно изменить мою жизнь. Американская джазовая сцена — самая сложная и самая профессиональная, на ней наибольшая конкуренция в джазовой музыке, европейцы там почти не играют. Я почувствовал, что мое выступление на этой сцене должно многое изменить в моей жизни. Я еще не знаю, как именно, но чувствую, многое изменится. А с другой стороны, американские гастроли были естественным результатом. Студия звукозаписи решилась дать деньги на организацию этого Тура, потому что у меня были хорошие записи, был хороший прием, хорошая критика. Пусть американская публика Меня почти не знает, не знают ни критики, ни журналисты, но я известен музыкантам по фестивалям, записям. Так что в некоторой степени. я был подготовлен к получению сильнейшего импульса от этого тура. Я уже чувствую, что во мне происходят изменения... Посмотрим!
Скажите, вы волнуетесь перед выступлениями?
Волнуюсь? Нет, я ничего не боюсь. Никогда не боялся ни сцены, ни концертов. Но знаете, перед выступлениями в Америке у меня было состояние некоей эксцитации. Но это скорее возбуждение, нежели страх или волнение.
В возрасте 22 лег вас называли лучшим джазовым трубачом Польши. Уже в столь раннем возрасте вы столкнулись с одним из труднейших испытаний — славой. Как вам удается столько лет быть знаменитым?
Я не знаю, слава ли это? Я не чувствую себя прославленным. Я не знаменит так, как кинозвезды, на улице меня не узнают. Это, кажется, Майлс Дэвис признавался (у него жена была посредственной актрисой), что прохожие, узнавая его, говорили:" А, это муж той самой актрисы!". Мы, джазовые музыканты,не так уж попу- лярны. Ведь сколько я продаю записей? Около 30 тысяч дисков. Это же ничто по сравнению с рок музыкантами! Хотя это очень много для джаза.
Джаз — это очень специфическая музыка, музыка для тех, кто хочет ее слушать. А таких людей очень немного. Так что никаких проблем со славой у меня нет! (Смеется)
Вы сейчас играете с молодыми и малоизвестными музыкантами. Почему вы выбрали их?
Признаться честно, когда я брал этих музыкантов в свой квартет, то просто-напросто "подобрал" их из очереди молодых и талантливых, ждущих своего признания, своей славы. В то время у меня за спиной часто говорили: "Стан ько взял молодых и неизвестных, чтобы не платить им!". А я с самого начала платил нм по наивысшей ставке, потому что имел на это достаточно!денег. Теперь же они играют настолько хорошо, что иные музыканты просто боятся их приглашать к себе. В США после наших гастролей их признали одной из лучших ритм-секций в мире! В мире! На фестивале в Сиэтле было мнение журналистов и джазовых критиков, что уже давно не было столь великолепно играющей ритм-секции. А ведь за неделю до нас там играли "Art Ansemble of Chicago", Херби Хэнкок, Майкл Брекер, Уэйн Шортер...
Ребята играют великолепно, иначе я не играл бы с ними. Раньше, гастролируя по Европе, я всегда играл с музыкантами уровня Бобо Стенсона — это джазовые сливки Европы. А когда возвращался в Польшу, то мне было невозможно играть концерты, потому что поляки не могут оплатить приезд сразу нескольких звезд такого уровня. И мне нужен был польский бенд. Тогда я встретил этих ребят (им тогда было еще по 16 лет) и с удивлением обнаружил, что они играют также хорошо, как и звезды. А я не могу играть с плохими музыкантами. А с ними мне прекрасно играть: они молоды, свежи, свободные в восприятии. Поначалу они не умели играть фри-джаз, поскольку это уже высший пилотаж: играли только композиционные вещи. Но постепенно набрали класс и сейчас это асы. Они просто великолепны! Теперь я черпаю из них энергию, высасываю все соки, как вампир. (Смеется) Не могу сказать, как долго еще мы будем играть вместе, ведь всему есть начало и конец. Но еще один диск вместе мы запишем.
Недавно вы вернулись из своего первого турне по Америке. Как это было?
Мы начали играть этот цикл концертов в поддержку моего последнего альбома "Soul of Things" еще осенью в Нью- Йорке, а закончили его 15 декабря в Граце в Австрии... Знаете, в Штатах очень ценят индивидуальность, а в Европе все время смотрят на джаз сквозь призму Америки, каждого музыканта пытаются сравнивать с кем-то из знаменитых американцев. "Он классно играет. Второй Чик Кориа!’. В Америке никогда так не скажут.. Меня сейчас все чаще сравнивают с МаЙлсом Дэвисом, потому чгго я создаю на сцене настроение в его стиле. А вот критики из "New York Times" посчитали, что я использую структуру произведений Колтрейна.
А часто ли бывает, что вы играете в незаполненных залах, как в Минске?
У вас был очень большой зал. В Польше мы обычно играем для 500-600 человек. А в Лондоне, мы играли там 22 ноября в Queen Elizabeth Hall, к нам пришла тысяча людей, толпы людей. Первоначально мы должны были играть в небольшом зале Purcell Room на 150 мест. Но уже за две недели все билеты раскуплены, так что нам предложили сыграть в зале на тысячу мест. Атмосфера была великолепная. 'The Times" дал нам пять звездочек в своей рецензии!
Я слышала, вы играли однажды ночью в Тадж-Махале? Это правда?
Да, я записал там пластинку "Music from the Taj Mahal and Karla Caves". Это была идея моя и моего приятеля, финского перкуссиониста Эдварда Весалы, который выступил продюсером проекта. Его друзья-хиппи как-то поехали в Индию и поселились лагерем возле Тадж-Махала. Я в это время играл соло перформансы, что, кстати говоря, сейчас делает Ренди Брекер, но я это сделал на-а-амного раньше. Это был конец 70-х. У меня не было тогда хорошей группы (а я могу играть только с хорошими музыкантами), и я подумал: "Что же делать? Выход один: буду играть соло!". А я вам скажу — это очень трудно. Надо иметь лошадиную силу и отличную кондицию, играть мощно, без всяких там электронных трюков, которые я и без того не люблю. Я пробовал как-то добавлять эхо, такие повторения звучания, но чаще всего просто устанавливал три микрофона с разной настройкой...
Так вот, несколько соло-концертов я сыграл великолепно. Это невероятно сложно целый час без перерыва играть мощно и экспрессивно. А я люблю играть мощно! И лирично. А это очень тяжело. Так что долго это продолжаться не могло, я решил сделать перерыв в выступлениях. И в этот период Весала предложил мне: "Слушай> поехали с нами! У тебя будут лучшие 15 секунд игры в Тадж- Махале!" Ну мы и поехали...
А почему решено было играть ночью?
Да потому что Тадж-Махал — это что-то вроде Ватикана. Днем его посещают миллионы людей! И вообще речи не могло быть об игре днем, потому что получить официальное разрешение на это невозможно. Мы заплатили "бакшиш" людям из службы охраны. Слава Богу, индусы — очень толерантные люди, взяли деньги и ночью охраняли нас с фонарями. На запись было всего полтора часа. Удалось записать только одну сторону пластинки. Вторую сторону мы писали уже в храме Karla Caves недалеко от Бомбея.
Было ли какое-то озарение, когда вы играли в Тадж-Махале?
Когда играл — нет. Но такое прозрение пришло утром следующего дня: я просто физически ощутил, что запись удалась. До последнего момента не было уверенности, что у нас что-то получится. Ведь у нас было мало времени, нас в любой момент могли прогнать, мы не могли ошибаться, потому что и речи не было о повторах. Мы были максимально сконцентрированы на музыке, так что ни на какие другие ощущения просто не было времени. К тому же наш индийский менеджер был накачан ЛСД и все время мешал нам...
Но когда ранним утром следующего дня, часов в пять я проснулся, заказал себе чай, закурил трубку, на меня вдруг снизошло блаженство и озарение, что все получилось как нельзя лучше. Была такая минута, и она осталась в моей памяти...
Вы, наверное, немного мистик?
Я мистик в подходе к жизни, в подходе к материи. Мне нравятся глубокие вещи, необычные, мистические. Я нерелигиозный человек, но у меня такая мистическая натура. Я верю во все неожиданное, нетипичное, необыкновенное. Верю, что все может случиться. И со мной это случается.
Ваш последний альбом называется "Soul Of Things". О душе каких вещей вы ведете в нем речь?
Всех материальных, неодушевленных. Это разговор о сути вещей, о душе материи, душе той же трубы. Мне кажется, что материя тоже имеет душу: и метал, и стекло. Душа есть даже у ситуаций. Контакт с неживой материей может быть также глубок, как и с людьми.
Этот альбом — абстрактная музыка об абстрактных вещах Она не веселая и не грустная. Вроде "да", и вроде "нет". Абстрактное искусство меня больше всего привлекает. Поэтому все 13 композиций — без названий. Я умышленно не использовал никаких понятий или слов. Названия композиций туманные: вариации, опусы. Если для кого-то это важно, то, пожалуйста, вот вам названия. Но это всего лишь названия!
"Soul of Things" — абстрактное название, оно подчеркивает изменчивость музыки. Ведь как бывает: у композиции есть имя, и она должна быть все время одна и та же, оправдывая его. А она уже давно другая. Например, "Maldor's Song" назывался когда-то "War Song", потом "Maldor's War Song", а теперь носит название "Вариация X". Особенность моей музыки — изменчивость. Я создаю одно настроение, но с тысячами оттенков. Я с любовью из года в год использую одни и те же аккорды, потому моя музыка создает впечатление однородности. Но при этом я использую импровизационность джаза по максимуму. Я пишу такие композиции, чтобы их всегда можно было играть иначе, чтобы они все время менялись, чтобы жили своей жизнью, развивались в своем темпе.
Скажите, вам открылась душа трубы?
Даже не знаю... Наверное, да! Странный вопрос. Это и вправду интересно, какая душа у трубы?... Звонкая! Труба ближе всего к пению. У нее меньше всего клавиш. Она очень близка к душе: что во мне рождается, то сразу выходит, только усиливаясь трубой. Мне легче через нее пропеть свою музыку. Поэтому я ее люблю.
Ваша труба особенная?
Я очень дорожу ее звучанием. Своим индивидуальным звучанием. Потому что звук, . это и есть душа, звук — это. жизнь души, и поэтому на всем протяжении жизни мое звучание становится красивее, глубже. Глубоко прожитая жизнь делает более глубоким звучание Я помню концерт кларнетиста Вуди Хермана, когда ему было за семьдесят, и он уже мало играл на инструменте, только слегка дирижировал ансамблем. Но, когда он вышел играть и взял всего три ноты на кларнете, я подумал "О, Боже, это восхитительно!". Звучание зависит от прожитой жизни. Иногда с годами оно становится красивее.
Знаете ли вы, как выглядит ваша Муза?
У меня много муз и у них много обликов! А так по-настоящему музой для меня является жизнь. Жизнь и искусство. Я думаю, в них воплощение моей Музы.
Вдохновение — это тяжелый труд. Я ищу свое вдохновение в долгом сидении за фортепиано за обдумыванием новых композиций. Долго, я должен долго работать, чтобы снизошло вдохновение. Бывает, что неожиданно что- то снизойдет, но до этого я должен посидеть над этой вещью несколько недель.
И так, чтобы раз! — и осенила идея — так не было?
Бывало. Но, опять же, я должен был неделями сидеть за пиано, мучаться, что у меня ничего не выходит. И когда я уже на грани отчаяния, тогда случается это самое "раз!" и меня осеняет идея. Чаще всего так бывает, когда я получаю заказ и должен написать музыку. Вот это "должен" очень влияет на мое "раз!". Но для меня более верный способ написать что-то значительное, это сидеть и пробовать, пробовать, пробовать.
Чтобы написать одну-две композиции для фильма, я должен иметь две недели. Диск я готовлю обычно за
полтора-два года. Я должен прожить музыку,больше ее узнать, войти в нее, У меня должно быть время. Для этих пары нот. Я бы сказал, что у меня процесс написания .музыки схож с написанием поэзии. Стихотворение — короткое произведение, но над ним надо посидеть, чтобы некоторые нюансы углубить и быть довольным результатом.
Вы помните пластинку, на которую у вас ушло больше всего времени?
Может быть альбом с музыкой Комеды "Litania". Потому что мне пришлось погрузиться в его музыку, пережить ее внутри себя. К тому же у меня не было нот, и я списывал партитуру на слух с записей, вспоминал, как и что мы играли. Так что это длилось достаточно долго.
Если бы вам разрешили выбрать одну пластинку, чтобы сказать: "Это музыка Томаша Станько", каков был бы ваш выбор?
Есть пластинки, которые мне очень нравятся, а другим нет. Из всего, что я написал, мне более всего дорога пластинка с короткими сольными композициями-рассказами, которые я сочинил для своей 12-летней дочери. Это странная пластинка, я ее очень люблю. Все свои альбомы я люблю, но этот особенно. Трудно мне далась его запись, Но это именно МОЯ музыка. Я и сейчас люблю играть соло, мне нравятся небольшие формы, короткие композиции. Это довольно утомительно, слушать соло, поэтому я перестал мучить публику.
Важно ли для вас одиночество?
Я люблю одиночество. Я живу один. У меня нет женщины — у меня есть дочь, которая очень обижается на меня, когда в интервью я говорю: "Я один. Я живу один". Но для меня очень важно быть одному. Я никого не впускаю в свой мир, только домработницу, которая раз в неделю убирает мой дом. Я очень берегу свое одиночество: могу сутками быть один, чтобы только никто мне не мешал.
Женщина вносит в жизнь милый хаос! Деструкцию. Впрочем, я люблю деструкцию. Я много лет жил, разрушая самого себя, испробовав все человеческие изобретения, губящие здоровье и организм. Но за последние десять лет я очистился, вернулся из подземелья, из пекла. Я занимаюсь йогой, бегаю, изредка медитирую. Сама игра на трубе — это своего рода медитация. А я каждый день играю!... Но я вам скажу: интересная жизнь была в подземелье! Экстремальная! Desperados!
Вы уже сорок лет на сцене. Осталось ли дли вас что- то непостижимое?
Конечно! Нельзя достичь всего. И абсолюта совершенства просто не существует! Я думаю, даже Бог не совершенен... Повседневная жизнь ближе всего к совершенству, потому что в ней есть все: и добро, и зло, и счастье, и горе. Жизнь совершенна, потому что она неизменна, потому что всегда так было и всегда так будет.
Анастасия КОСТЮКОВИЧ
P.S. Автор выражает благодарность в подготовке интервью "Малому театру" и Польскому институту в Минске, а также лично Ирине Коломенской, Евгению Долгих и Людмиле Михальчук.
Хайнц Эрих Гедеке (Heinz Erich Godecke) — композитор, тромбон, диджериду, тибетский горн (Гамбург, Германия) — один из наиболее активных европейских инструменталистов второй волны новой импровизационной музыки (НИМ). В последние несколько лет его ...
Невозможно представить себе джаз даже сейчас без его традиционной, самой старой ветви, вышедшей непосредственно из новоорлеанского архаического стиля, а именно диксиленда. А уж если говорить о диксиленде российском, то без имени Алексея Канунникова ...
Трубач Вячеслав Гайворонский родился в Ленинграде в 1947 г., закончил Ленинградскую консерваторию по классу трубы, много лет прожил в Кемерово, куда попал по распределению (джазом там занимался как любитель; больше того, временно оставив ...
Нильс Вограм (Nils Wogram) родился в 1972 году в городке Брауншвайг (Braunschweig) в Германии. Получил классическое музыкальное образование. Начав серьезно учиться музыке только в 12 лет, уже с 16-летнего возраста Нильс неоднократно становился ...
Как ни крути, а самый известный в мире джазмен русского происхождения — это трубач Валерий Пономарев. То есть, конечно, знают и Игоря Бутмана, и, скажем, Александра Сипягина, и басиста "Mingus Big Band" Бориса Козлова — но Пономарев известен уже ...
Валерий Пономарев (55 лет) родился и вырос в Москве. Начал играть джаз в родном городе в конце 50-х годов. Выступал с различными джазовыми группами, которые в период "оттепели" возникали повсеместно. Столкнувшись с идеологическим давлением, в 30 лет ...
Валерий Щерица (труба, флюгельгорн) родился в 1947 году во Владивостоке под знаком Рыб. Вместе с родителями переехал в Днепропетровск, где, будучи учеником шестого класса, начал играть в самодеятельном духовом оркестре. Два года проучился в ...
У меня в руках супрафоновский виниловый гигант 1970 г. — канадский трубач Мэйнард Фергюсон играет с биг-бэндом Густава Брома (ЧССР). С оранжевого конверта глядит сорокалетний расхристанный Мэйнард. Винил запечатлел ноты невиданной высоты, взятые им ...
Нильс Ландгрен родился в 1956 году. Увлекся музыкой и начал играть на барабанах в возрасте 6 лет и лишь когда ему исполнилось 13 лет, он впервые взял в руки тромбон. В 1972 году он поступил в музыкальный колледж, а еще через два года в музыкальный ...
Рой (Roy Hargrove) — один из самых известных в мире молодых американских трубачей. Его активность и коммерческий успех привели его в последнее время на мэйджор-лейбл "Verve", на котором сейчас издаются только самые "беспроигрышные" имена вроде ...
Интервью со знаменитой «Леди Майлз», одной из самых ярких исполнительниц на трубе на современной джазовой сцене Саскией Лару (Saskia Laroo, Netherlands), а также пианистом Уорреном Бердом (Warren Byrd, USA), который является постоянным участником ...
Анастасия, добрый день! Как появилась и проявилась впервые ваша любовь к джазу? Хочу начать с того, что я родилась в небольшом городе Снежинске в Челябинской области, поскольку город маленький, я успевала посещать много различных секций и кружков - ...