Peter Kowald - Wuppertal - город культурных героев. Взгляд из России

Предуведомление



В один из моих многочис­ленных приездов в Wuppertal, я прибыл туда с приятелем на машине. В по­пытке запарковать ее побли­же к дому Kowald мы заверну­ли в соседний переулок и ос­тановились недалеко от угла. Из маленького магазинчика выглянула дама средних лет и, махнув рукой в глубину пе­реулка, сказала нам по-анг­лийски: "Перепаркуйтесь ме­тров на 20 подальше — пото­му что парковка запрещена во всем переулке, но за пар­ковку там, где вы стоите сей­час, штраф 50 марок, а в 20 метрах отсюда — всего 15".

Предыстория

Каждое человеческое поселе­ние находит свое место на земной поверхности не слу­чайно. И чаще всего причи­ной появления в том или ином месте человеческих жи­лищ являются не простые ути­литарные мотивы, как то — удобство защиты или деше­визна строительства, кон­троль над торговыми путями или простота коммуника­ций, а причины совсем иные — метафизические, загадоч­ные и неведомые бытовому сознанию. Коллективное бессознательное хранит в своей памяти места сгуще­ния силовых линий, места концентрации энергии, мес­та силы, и организует там по­селения человеческих сооб­ществ, культовые постройки и тд. Вот почему христиан­ские храмы строят на фунда­ментах разрушенных хра­мов языческих, вот почему поселения возникают в том, а не ином месте, и вот почему какие-то города превраща­ются из деревень в мегаполи­сы, а какие-то умирают.

Wuppertal — город пара­доксально молодой и ста­рый одновременно. Фор­мально он возник между дву­мя мировыми войнами, но при этом самая главная его достопримечательность, от­личительная черта и турист­ская приманка — швепебан — существовала к тому вре­мени уже почти 30 лет. Как и многие города, он получил свое имя по названию реки, на которой расположен, но произошло это после столетий независимого существо­вания двух городков на раз­ных берегах реки, носящих разные имена, которые ко­му-то и зачем-то в 1929 году понадобилось соединить в один город, поименованный в честь реки, прежде разде­лявшей два города, а теперь соединившей их в единое целое. Швепебан или "летаю­щий" трамвай, — то, благода­ря чему город известен в профанном мире, тоже парадоксальный транспорт, словно пришедший в начало XX века из века XXI. И снова не обошлось без реки, над которой трамвай и летает вот уже более ста лет.

Действующие лица и исполнители

Но обратимся от летающих трамваев к культурным геро­ям города, чему собственно и посвящены эти заметки. Еще один очередной парадокс заключается в том, что в не­большом заштатном, как ви­дим, практически лишенном истории провинциальном немецком городке появля­ются артисты, которые про­славили не только этот го­род, не только свою страну, не только Европу, но и миро­вую культуру второй полови­ны XX века.

Несколько в стороне от темы заметок лежит деятель­ность Pina Bausch. Хотя по­чему же в стороне? Что в том, что она занималась и зани­мается движением, а не зву­чанием? А разве наши глав­ные герои не сотрудничали с Pina и ее театром? А разве их музыка не звучала в ее спектаклях и перформансах? Сотрудничали, звучала. Так что Pina Bausch тоже вполне наш герой. Но не главный, ибо речь в этих за­метках все же пойдет о рож­дении и жизни европейско­го свободного джаза, исто­рия которого удивительным образом связана с этим ма­леньким немецким городом. Конечно, город — это толь­ко предлагаемые обстоя­тельства и декорации про­исходящего, ведь европей­ский новый джаз рождался в контексте того, что проис­ходило тогда в визуальном искусстве, в контексте FLUXUS, Cage, Nam June Paik и Penck, в контексте амери­канского фри-джаза, нако­нец. Звуковые, визуальные, движенческие, перформансные события происхо­дили рядом, происходили вместе, переплетались и по­рождали странную бродя­щую субстанцию, из кото­рой, как из крестильной ку­пели, и вышли наши герои. Peter Kowald, Peter Broetzmann, Hans Reichel — вот не­полный список Wuppertal- цев и одновременно отцов- основателей европейского свободного джаза. Все же не­случайно один маленький город дал столько человече­ской энергии новому музы­кальному жанру второй по­ловины прошлого века. Но ниже вы прочитаете не о са­мих этих событиях и этой энергии, о которых уже рас­сказали и еще расскажут другие, а о том, как виделись и видятся эти события и эти люди из далекой Москвы, столицы России, да и из дру­гих городов и городков этой большой и чужой страны.

Back in USSR


СССР был большой недру­желюбной страной, недру­желюбной по отношению ко всему миру, но прежде всего по отношению к своим собственным гражданам. Выражалось это в тысяче ме­лочей и во многих серьезных вещах. Отнюдь не глав­ным для простых обывате­лей. но крайне болезненным для интеллектуалов, людей искусства, да и вообще всех тех, кто связан с производством м и потреблением информации, были изолирован- ность страны и ее отрезанность, ее, а значит и ее граж­дан. от мировых информационных потоков. СССР жил своей жизнью, стараясь не замечать того, что происходило вокруг. Конечно, Советский Союз пытался, и не бе- зуспешно, влиять на происходящее в мире, стараясь гри этом не подвергаться никакому влиянию извне. Закрытость страны, в конце концов, и привела к ее коллапсу. У этой закрытости было множество аспектов, од- ним из которых являлось лостоянное чувство инфор­мационного голода, которое в свою очередь вызывало естественные попытки его удовлетворения. Постоянно находясь в поисках информационной пищи, мы даже в весьма стесненных условиях развитого социа­лизма находили немногочисленные источники и способы удовлетворения толики нашего голода.

В осо5енности все это относилось к музыке. Если литературные произведения значительных писателей (конечно, далеко не всех) худо:-бедно переводились на русский язык и были ограниченно доступны, то акту­альная музыка практически оставалась для нас terra Incjgnita. Существовали так называемые "вражеские голоса’ то есть зарубежные радиостанции, вещавшие в диапазоне коротких волн на территорию Союза, на которых иногда можно было сквозь шумы и трески помех услышать что-то свежее и интересное, но обычно все эти голоса "глушили" радио- помехи специальных стан­ций, расположенных вокруг Москвы.

Я никогда не любил радио, поэтому "голоса" для меня никогда не являлись источником информации. Намного более ценными представлялись виниловые пластинки, различными пу­тями проникавшие через железный занавес. Иногда это были пластинки, приве­зенные дипломатами или журналистами, которые могли себе позволить их ку­пить на Западе. Но если та­кие пластинки привозились не для личного пользования, то обычно они продавались на "черном рынке" за очень большие деньги. Мне, сту­денту, тогда в семидесятые это было не по карману. На­много привлекательней и доступней была охота за пластинками так называе­мых "демократов", то есть пластинками, изданными в странах "социалистическо­го лагеря" или "демократи­ческого содружества", как тогда назывались европей­ские страны, входящие в сферу влияния СССР. Такие "демократические" пластин­ки, проникшие сквозь "же­лезный занавес" вполне ле­гальным путем, тем не менее, зачастую представляли ин­терес, потому что наряду с разного рода "официаль­ной" музыкой этих стран, иногда к нам попадали и пластинки с записями джаза или новой композиторской музыки. Конечно, в стране "вечного дефицита всего" достать их тоже было нелег­ко, приходилось применять многочисленные ухищре­ния, но уж этому виду выжи­вания мы были прекрасно обучены.

Особенно инте­ресны были джазовые плас­тинки из ГДР фирмы AMIGA, которые представляли не только восточногерман­ских музыкантов, самих по себе очень интересных, но и их совместные проекты с американскими или запад­ногерманскими музыканта­ми. Почему-то в области джаза правительство ГДР было достаточно либераль­ным и позволяло "своим" му­зыкантам не только высту­пать на Западе, но и приво­зить своих западных друзей и коллег в Восточную Герма­нию и записывать, и изда­вать вместе с ними пластин­ки. Именно на этом лэйбле я впервые услышал не только Konrad Bauer, Gunther Som­mer, Ulrich Gumpert, Gunther Fischer, Uschi Bruning, Pascal von Wroblewsky, но и их за­падных коллег Peter Kowald, Peter Broetzmann, Leo Smith. Так в мою жизнь вместе со звучанием Peter Kowald и Peter Broetzmann вошел но­вый джаз из Wuppertal. Прав­да, тогда о существовании этого города я еще ничего не знал, но звучание его я уже услышал.

Из СССР в Россию


Знакомство с новой музы­кой в СССР было практичес­ки всегда знакомством с консервированной музы­кой. Конечно, мы знали, что на немногочисленных дра­гоценных пластинках запи­саны живые люди, но так как никто из нас никогда их не видел (добавлю: и не надеял­ся увидеть), так как выехать за рубеж в то время было ох как непросто, а о приезде этих музыкантов к нам мы не могли и мечтать, то эти му­зыкальные герои, титаны нового джаза в нашем (по крайней мере, в моем) пред­ставлении были все же не совсем человеческими су­ществами, а скорее какими- то олимпийскими богами, встреча с которыми попрос­ту невозможна, а общение с ними было всегда односто­ронним и осуществлялось в форме прослушивания их записей.

Падение империи при­несло надежды, которые удивительным образом вскоре начали реализовы­ваться. О чудо, боги начали сходить на землю! Сначала в 1990 году в Москве прошел Первый международный джазовый фестиваль (по ко­личеству, творческой со­стоятельности и звездному статусу участников не пре­взойденный до сих пор), почти сразу вслед за ним в Цюрихе состоялся Фести­валь советского нового джаза, а потом к нам стали регулярно приезжать заме­чательные музыканты, ко­торых прежде мы знали только по пластинкам. Од­ним из первых в январе 1992 года в Россию приехал Peter Kowald вместе с Dietrich Rauschtenberger. С Kowald я впервые встретил­ся года за полтора до этого во время его выступления на фестивале в Lucern (орга­низованном Werner Luedi, который и пригласил меня в Швейцарию) в трио с Butch Morris и Min Tanaka. Немецкие музыканты сразу же образовали квартет с двумя российскими музы­кантами Андреем Соловье­вым и Александром Кости­ковым и дали концерты в Москве и Петербурге. Более того, несколько позже в России был издан компакт-диск с записями этого квар­тета. Оказалось, что запад­ные музыканты, даже такие знаменитые как Peter Kowald, вполне дружелюб­ны, контактны, охотно игра­ют с русскими и общаются с многочисленными поклон­никами. Первый шок от воз­можности воочию прикос­нуться к богам и повседнев­ного с ними общения начал проходить. Это был хоро­ший урок гуманизма и сле­дования библейским заповедям. Весь мой дальнейший опыт общения с большими артистами подтвердил, что действительно большие ар­тисты всегда просты, откры­ты и доброжелательны, а так называемое стереотипное "звездное" поведение прису­ще только выскочкам, кото­рые звездами не являются, а безуспешно пытаются ими стать.

Совсем скоро в апреле 1992 года Kowald приехал в Россию снова, но на этот раз он не ограничился знаком­ством со столицами и сто­личной публикой. Во время этого гастрольного тура мы с ним пересекли на поезде всю огромную страну, дав концерты в Москве, Екате­ринбурге, Томске и Хаба­ровске. Все концерты были очень разные и очень инте­ресные, но совершенно не­вероятным было само путе­шествие по транссибир­ской магистрали, которое я также как и Peter совершал впервые в жизни. Совершив для разминки два суточных перегона (Москва-Екатеринбург и Екатеринбург- Новосибирск) мы после концерта в Томске сели в по­езд в Новосибирске и не вы­ходили из него четверо су­ток, пока не прибыли в Хаба­ровск. И эти дни Kowald провел в постоянном и при­стальном изучении быта и нравов простого русского народа, материала для коего (изучения) было в поезде предостаточно.

Большинст­во людей в поезде ехало не в купейных вагонах первого класса, в одном из которых ехали мы, а в так называе­мых общих вагонах, не раз­деленных перегородками на отдельные купе, а живу­щих общей дорожной жиз­нью. Kowald зачастил в один из таких вагонов, где прово­дил много времени в обще­нии с простыми русскими горожанами и крестьянами. Они его полюбили и при­ветливо величали Петром Иванычем, охотно обща­лись с ним и всегда угощали, кто чем мог, — чаем с пече­ньем или самогоном с соле­ными огурчиками. Для меня до сих пор остается загад­кой, как они общались, ведь Peter не говорил по-русски, а никто из попутчиков не владел никакими иностран­ными языками. Тем не ме­нее, когда Kowald возвра­щался в наше купе из подоб­ных походов, он всегда пе­ресказывал мне по-англий­ски содержание его бесед со своими новыми товарища­ми и товарками, иногда это были целые истории жизни простых русских людей, ко­торые просто невозможно было придумать. Впрочем, я никогда и не думал, что Peter фантазировал, я понимал, что здесь работала какая-то народная магия невербаль­ного общения и огромная интуиция неординарной личности. Когда мы добра­лись до конечного пункта нашего путешествия, мы бы­ли переполнены впечатле­ниями от необычной поезд­ки, но были и потери — кон­трабас Kowald не выдержал сухости и жары, стоявшей в хорошо натопленном ваго­не, и треснул. Это, кстати, обычная для России макро и микроклиматическая ситу­ация, впервые подмеченная нашим общим другом Heinz-Erich Goedecke, кото­рый мудро заметил, что в России всегда холодно на улице и жарко в любом по­мещении.

Вспоминается и еще одна забавная ситуация из этого тура. С концертами в Екате­ринбурге мы провели 2-3 дня, и неопытный, но очень старающийся местный орга­низатор концертов, для того чтобы обезопасить музы­кантов от возможных не­приятных инцидентов (все же Екатеринбург считался тогда криминальной столи­цей России, да и иностранцы в прежде закрытом городе были в диковинку), нанял ох­рану, которая сопровождала нас днем и ночью. У Kowald, который, памятуя о совет­ских временах, решил, что это КГБ сопровождает нас так беззастенчиво и нагло, эта охрана поначалу вызыва­ла гнев и раздражение. Он да­же заявил организаторам, что не выйдет на сцену, если охрана не будет снята. Боль­ших трудов стоило его успо­коить и уговорить поста­раться не обращать внима­ния на джип сопровождения. Но постепенно Peter адапти­ровался к предложенным ус­ловиям и более того — при­способил ребят из охраны к нужному ему делу: они то бе­гали ему за сигаретами, то звонили куда-то по его просьбе, то привозили кого- то в гостиницу или отвозили домой, то есть занимались не своим делом, зато у них к концу нашего пребывания в Екатеринбурге сложились с Kowald вполне дружеские отношения.

В следующий (и в послед­ний) раз Peter Kowald при­ехал в Россию ровно чере: семь лет. За эти годы мы мно го раз встречались в разных странах, нас уже связывал большой совместный опыт гастролей, концертов и фес тивалей и теплые дружеские отношения. В апреле 199S года в Москве проходил большой немецко-российский фестиваль GOETHE ПУШКИН, для участия в ко тором мы и пригласил! Kowald, попросив его озвучить старый русский немой фильм СТАНЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ, снятый по одноименной повести Пушкина. Kowald привез с co6oi для этой работы Alfred Hartl и Xu Feng Xia. Но кроме участия в фестивале, Peter отыграл в Москве еще один живой саундтрек к еще одному черно-белому немому фильм SIDEWALK STORIES, но уже современного нью-йоркского режиссера Charle Lane, и на этот раз соло.

Кроме радости, просветления и катарсиса, многажды испытанных на концертах Kowald, я еще и многому у него научился в профессиональном плане. Например он объяснил мне, как нужно общаться со звукорежиссе рами во время саундчека для того, чтобы добиться от них нужного тебе звука. Kowal предпочитал честное натуральное звучание, а большинство звукорежиссеров стремится прикрыть огрех своей работы неумеренной реверберацией, да и зачастую им попросту изменяет вкус. Так вот Peter всегда просил звукорежиссеров совсем убрать реверберацию (эхо, холл), говоря мне при этом, что все равно они этого не сделают, а оставят coвсем немного, чего он от них и добивался. Да и о самом звуке я многое узнал именно от Kowald. И не только о звуке. Подолгу находясь рядом, я видел, как он готовится к выступлению — Kowald всегда старался вздремнуть перед концертом хотя бы полчасика, чтобы приготовить для выступления порцию aдреналина, чаще всего он спал где-нибудь в кулисах прямо на полу, предварительно постелив на него чехол от контрабаса. Выступал он всегда в начале концерта, : все мои попытки поставить его в концерте послед­ним, как и принято поступать со звездами, он отвергал, говоря, что предпочитает играть для еще чистых слушательских ушей, не за­раженных перед ним чьей-то еще музыкой.

Я ничего не пишу о музыке kowald, которую слышал многократно. Хотя мне приходится время от времени заниматься и этим, то есть писать о музыке, но все же, как сказал кто-то из великих - "писать о музыке, все равню, что танцевать об архитектуре", музыку надо слушать и слышать. Я любил и люблю музыку Kowald, что еще надо о ней написать?

Из России в Германию

Уже осенью 1992 года я отп­равился в относительно длительную поездку по Европе. Я должен был посетить несколько стран, прочитать несколько лекций, побывать а нескольких фестивалях и попросту увидеть своих многочисленных друзей, конечно, я не мог не заехать Wuppertal. Тогда-то я впервые гостил дома у Kowald на легендарной Luisenstrasse, 16. Kowald жил удивительно уютно и комфортно, при ч­ем максимально просто, без какого бы то ни было намека на роскошь, скорее обсгановка его дома выглядела бедно, но и сам дом и окружаю;щий его район бьли словно приспособлены для его удобного там обитания. Дом был переполнен искусством (прежде всего живописью и музыкой), да и в самом доме посгоянно жили друзья Петера, преимущественно художники и музыканты. А во время проекта ORT дом на год просто превратился в концерт- ный зал, картинную галерею и гостиницу (к сожалению, сам я в тот знаменательный год в гостях у Петера не был, : была там моя жена Люда и множество общих друзей из разных стран). Кстати, в один из моих приездов к Kowald он подарил мне уди­вительную фигурку работы его друга — африканского художника, сделанную из змеиной кожи и являющую­ся своего рода пустой фор­мой некоего загадочного африканского человека-не- видимки. Примерно в то же самое время мы с Сергеем Курехиным и Дмитрием Резваном открыли в России но­вый record label Long Arms Records, графическим талис­маном которого и стало изо­бражение этой фигурки. Прямо напротив дома Kowald располагалось кафе Katzen Gold, где он иногда обедал и которое называл своим банком и почтой, так как всегда мог занять там де­нег и получить свою коррес­понденцию. Прямо за углом был легендарный бар Fundis, но к девяностым годам его звезда уже закатилась, и он превратился в обыкновен­ную забегаловку, в которую, впрочем, частенько захажи­вали и Peter Broetzmann и Hans Reichel. Там я в третий раз в жизни встретил Peter Broetzmann (впервые мы по­встречались за несколько лет до этого на фестивале в Paernu в Estonia, а в следую­щий раз на уже упомянутом фестивале в Lucern), обще­ние с которым всегда достав­ляло и доставляет мне ог­ромную радость.

Kowald много лет жил на Luisenstrasse, и ближайшие к ней кварталы явно бьли для него самой привычной и об­житой частью его Global Village, которая распростра­нялась по всему миру и име­ла похожие кварталы и в Нью-Йорке, и в Токио, и в Москве. Но эти вупперталь­ские кварталы бьли для него и в самом деле своего рода родной деревней. Выходя на улицу и постоянно встречая по дороге друзей и соседей, он всегда подолгу с ними разговаривал, справлялся о родственниках, сообщал или выслушивал местные новости — это никак не по­хоже на сумасшедший го­родской образ жизни, а вполне вписывается в пара­дигму размеренного сель­ского существования, кото­рую он активно и успешно внедрял в свое окружение.

А ORT просто являлся апофео­зом осмысленной деревен­ской жизни! В течение цело­го года, перемещаясь в про­странстве только пешком или на велосипеде, то есть оказавшись отрезанным от огромного мира на неболь­шом островке, он, казалось бы, резко сузил для себя воз­можности общения с этим миром, но на самом деле весь мир, по крайней мере та его часть, которая и была нужна Петеру сам устремил­ся на территорию Kowald. В самые последние годы жиз­ни Петер, долго с опаской присматривавшийся к ком­пьютеру, таким же пример­но образом освоил прост­ранство мировой паутины, превратив и ее в привычную и удобную для себя Global Village.

С Kowald нас связывало и еще одно смешное приклю­чение, произошедшее в тот самый первый мой визит к нему. В 1992 году мы вместе сидели в швейцарской тюрьме. Произошло это так После нескольких дней в Wuppertal Kowald предло­жил мне съездить вместе с ним на фестиваль в Konstanz, расположенный на самом юге Германии, на германо-швейцарской гра­нице. У меня было несколько свободных дней, и я с удо­вольствием согласился. Фес­тиваль оказался очень инте­ресным, я впервые услышал там замечательную Iva Bittova, да и выступление Пе­тера в дуэте со скрипачом Helmut Bieler-Wendt было как всегда выше всяких по­хвал. На следующий день у Kowald на обратном пути в Wuppertal было запланиро­вано еще одно выступление в одном из музеев Karlsruhe. Следующим утром за завтра­ком в отеле, просматривая утренние газеты, Петер ска­зал, что дорога до Karlsruhe займет у нас всего четыре ча­са, так что у нас достаточно времени, чтобы посмотреть в Konstanz выставку его зна­комого скульптора, не ска­зав при этом, что выставка, да и сам скульптор, распола­гаются в швейцарской части города. После завтрака мы загрузили в машину контра­бас, басовый и скрипичный комбики (усилители), ка­кие-то вещи, сели сами (Пе­тер, Хельмут и я), и поехали на выставку. Через несколь­ко кварталов я увидел, что мы приближаемся к швей­царской границе и явно со­бираемся ее пересечь. Тогда я озабоченно сказал Петеру, что у меня нет швейцарской визы и, возможно, границу пересекать мне не следует. Петер же легкомысленно бросил: "Мы живем в свобод­ной стране!" Тем не менее, швейцарские пограничники остановили нашу машину для проверки, и я думаю, что у них бьши на то веские ос­нования — старенький фольксваген под завязку на­битый зачехленными музы­кальными инструментами и аппаратурой, да еще и три подозрительных личности в нем — все трое с бритыми головами, а двое из нас еще и с длинными бородами. Веж­ливые пограничники по­просили нас предъявить до­кументы, я так же вежливо объяснил, что заранее не озаботился получением швейцарской визы, так как не собирался посещать Швейцарию, но сегодня ут­ром нам пришла в головы идея посмотреть интерес­ную выставку, вот мы туда и направляемся.

Вежливые по­граничники объяснили, что без визы для меня въезд в страну невозможен, а быст­ро получить визу также, увы, не удастся, так как сегодня воскресенье, и никакие уч­реждения не работают. Пе­тер развернул машину, и мы поехали обратно. Но через пару кварталов он снова по­вернул в сторону Швейца­рии, повторив свою сентен­цию: "Мы живем в свободной стране!" На следующей ули­це въезд в страну никем не охранялся, и на этот раз мы беспрепятственно пересек­ли границу. Но знакомые уже пограничники ждали нас в паре километров в глубине швейцарской территории. Прямо оттуда нас отвезли в тюрьму. Уже другие, не менее вежливые пограничники (или тюремщики?) перепи­сали и забрали все, что было у нас в карманах, и отвели нас в камеры (меня в оди­ночку, а Петера и Хельмута в общую), не преминув изви­ниться за то, что судья при­едет минут через сорок, так как сегодня воскресенье, и он отдыхает дома. Эти сорок минут я провел не без поль­зы для себя, во-первых, плот­но пообедав, как мне каза­лось, за счет швейцарских налогоплательщиков (поз­же выяснилось, что обед я оплатил сам и стоил он мне дороже, чем я мог себе поз­волить и представить), и, во- вторых, изучив нехитрое со­держимое камеры и все над­писи на стенах, преимуще­ственно на сербском и ту­рецком языках, и успев по­чувствовать себя невинно осужденным проклятыми капиталистами Владими­ром Ульяновым-Лениным. Суд был скор и несправед­лив, но снова безумно веж­лив. Узнав, что я всего лишь хотел посмотреть выставку, судья посетовал на жесткие швейцарские законы и по­становил отобрать у меня в пользу швейцарской казны все мои наличные деньги (что-то около 200 марок, по тем временам для меня боль­шие деньги). Также мне за­претили въезд в Швейцар­скую конфедерацию в тече­ние ближайших трех лет. После этого выпроводили из страны, чему я был неска­занно рад. На немецкой тер­ритории меня уже ждали Пе­тер и Хельмут. Оказывается, их тоже быстро осудили, также отобрали все налич­ные у Петера (около 500 ма­рок), по счастью деньги Хельмута не тронули, так как он был всего лишь свидете­лем преступления, и, что са­мое неприятное во всей этой истории, запретили Kowald — гражданину "сво­бодной страны" — безвизо­вый въезд в Швейцарию в те­чение тех же трех лет. И если я действительно ровно че­рез три года поехал в Швей­царию, получив без всяких проблем визу, то Петер все эти три года был вынужден обращаться за швейцарской визой, играя в этой стране почти каждый месяц. "Те­перь ты знаешь, почему Швейцария так богата", — сказал мне Kowald, когда все закончилось. На концерт в Karlsruhe мы все же успели, только вот выставки так и не увидели.

Wuppertal в моем созна­нии связан еще не с одним именем. Это и Ulli Blobel ос­нователь record label ITM и первый менеджер, привез­ший в Западную Германию Трио Ганелина, сам нелегаль­но перебравшийся из ГДР в ФРГ несколькими годами раньше; и прекрасный бара­банщик и писатель Dietrich Rauschtenberger; и танцор те­атра Pina Bausch Jean Sasportes вместе с Петером об­разовавший дуэт Jumping Fish; и сама великая Pina Bausch; и художница Heike Holter; и хозяйка venue Ottenbrucher Bahnhof Jette Mueller; и, наконец, худож­ник и жена Петера гречанка Irini Bratti.

И обратно в Россию, далее везде

Я много лет мечтал пригла­сить на концерты в Россию Hans Reichel. Мы встречались с ним в Wuppertal, сидели в Katzen Gold, строили планы. Ханс подарил мне свой пер­вый даксофонный релиз на FMP. Я просто влюбился в его музыку и "подсадил" на нее многих своих друзей. Нако­нец в 2001 году удалось при­везти дуэт Hans Reichel и Ruediger Carl в Москву и Пе­тербург. Дуэт, как и ожида­лось, прозвучал блестяще и с большим успехом. Музыкан­там же, по их собственному признанию, очень понрави­лась русская публика.

В 2002 году в России впер­вые появился Peter Broetzmann. Об этом я мечтал больше десяти лет. Почему- то раньше не получалось, то график Broetzmann был пе­реполнен, и он не мог найти времени на российские гас­троли, то я не мог найти спонсоров, то не было под­ходящей оказии. Два года назад он впервые выступил в Петербурге и Москве. Наконец-то Россия услышала живой первоисточник ев­ропейского свободного джаза. Причем в Петербурге что-то не заладилось, и кон­церт получился короче, чем планировали, и звук не успе­ли толком отстроить, да и отношение к маэстро в фес­тивальной суете было не­сколько несоответствую­щим. Но в Москве нам, как мне кажется, удалось Broetz­mann отогреть и получше познакомить с родиной До­стоевского и Малевича. Пре­красный акустический со­льный концерт с чуткой и благодарной публикой, му­зеи и галереи, наконец, по­стоянное, но ненавязчивое общение с почитателями, мне кажется, все это принес­ло свои плоды, и в этом 2004 году Broetzmann снова при­езжает в Россию, но уже с бо­лее длительными гастроля­ми. К тому же вскоре выхо­дит его первый сольный компакт-диск на россий­ском record label Long Arms Records. Так что история вза­имоотношений России и россиян с немецкой музы­кой из Wuppertal продолжа­ется. Видимо, все-таки не зря Kowald всегда называл меня с доброй иронией "наш человек в Москве".

Снова город — Back in Wuppertal

Город — это дома и люди. Без любого из этих двух компо­нентов города нет. А вот вза­имодействуя во времени они создают историю. Так что го­род это еще и пространство истории. История многих городов состоит преимуще­ственно из войн, разруше­ний и эпидемий. Лишь не­многие могут похвастать своей уникальной культур­ной историей. Wuppertal мо­жет.

Николай ДМИТРИЕВ Москва,
февраль-март 2004
(Материал предоставлен Аркадием Шилклопером)



JAZZ-КВАДРАТ №2'2005