Saskia Laroo: «Я выступаю и перед заключенными, и перед королевой!»

Интервью со знаменитой «Леди Майлз», одной из самых ярких исполнительниц на трубе на современной джазовой сцене Саскией Лару (Saskia Laroo, Netherlands), а также пианистом Уорреном Бердом (Warren Byrd, USA), который является постоянным участником проектов Саскии на протяжении последних лет. 28 сентября Саския Лару и ее группа выступили в Большом зале Московской консерватории, где исполнили программу афро-кубинского и бразильского джаза.

Участники беседы рассуждают о синтезе джаза с современной музыкой (hip-hop, dubstep и др.), роли Майлза Дэвиса (Miles Davis) в этих процессах, о взаимосвязи искусства и коммерции, отношениях между публикой и музыкантами, а также о особенностях джаза в Голландии. В ходе интервью, Саския Лару и Уоррен Берд делятся уникальным опытом и собственными взглядами на музыку, жизнь и шоу-бизнес.

Виктор Радзиевский (В. Р.) - Приветствие на голландском.


Саския. Лару (С. Л.) - Приветствие на голландском.

(смеются)

В. Р. - Привет, Уоррен, как Ваши дела?


Уоррен Берд (У. Б.) – Привет! Все круто!

В. Р. – Позвольте поприветствовать Вас в России! Я знаю, что вы здесь не в первый раз, и мне бы хотелось спросить вас о впечатлениях о нашей стране, о поездке, о фестивале Viva Bossa-Nova Fest, на котором вы вчера выступали. Вам понравилось?


У. Б. – Это было очень здорово! Программа была составлена очень хорошо. Этот шоукейс показывает огромный талант нашего друга (речь об организаторе фестиваля – Вартане Тонояне).

В. Р. – Вы выступали с Симфоническим оркестром, верно?


У. Б. – Да! Это был Московский Симфонический Оркестр. Надо признать, я впервые выступал на одной сцене со столь престижным оркестром. Мне доводилось играть раньше с симфоническим оркестром, но в такой коллаборации – никогда. Это было так волнительно - видеть их работу, слушать, быть в этом процессе.

В. Р. – Там были более классические музыканты или все-таки они были ближе к джазу?


У. Б. – Важна интерпретация и цель, которую они ставили перед собой.

С. Л. – Думаю, это была комбинация классики и джаза.

В. Р. – Саския, что вы думаете о Большом Зале Московской Консерватории? Подходит ли он для исполнения афро-кубинской и бразильской музыки?


С. Л. – Разумеется! Там можно исполнять что угодно! Мне кажется, этот зал подходит для любого стиля музыки.

В. Р. - Ну кто знает!? Может в зале царит такой сильный дух классической музыки, что там невозможно играть джаз, сразу ломаются инструменты?


(смеются)

В. Р. – Понравилась ли вам наша аудитория?


С. Л. – Невероятная и отзывчивая аудитория! Для меня было настоящим райским наслаждением играть с симфоническим оркестром. Эти скрипки! Безумно приятный эмоциональный опыт. Да еще и на моих высоченных каблуках

(смеются)

В. Р. – Вы сами писали аранжировки для этого концерта?


С. Л. – Нет, они были уже прописаны.

В. Р. – «Европейская Леди Майлз» - звучит громко, но и налагает определенную ответственность. Нравится ли Вам, когда Вас так называют? Стараетесь ли Вы быть похожей на великого Майлза Дэвиса (Miles Davis) специально, или это выходит у Вас естественно и непринужденно?


С. Л. – Это выходит естественно. Я очень люблю его звук. Мое звучание действительно похоже на звучание маэстро. Но я не имитирую его. У меня свой персональный стиль. Но я горжусь, что меня так называют! Впервые меня так стали называть в Америке: «О, глядите! Майлз Дэвис возродился в теле белой женщины!». На самом деле, это большая честь. Особенно сейчас, когда люди стали забывать, кто такой Майлз Дэвис. Я стараюсь делать так, чтобы его наследие жило. Это большая ответственность. Я пытаюсь отразить его настроение, его стилистику, его звучание, его вкус, его чувства.

В. Р. – Уоррен, каково это – играть с реинкарнацией Майлза Дэвиса?


У. Б. – Первое, что я должен сказать – мне немного странно думать о Саскии в таком ключе. У нее определенно есть свой стиль. У нее есть свой подход к музыке. Но так удивительно, что когда она играет на своей трубе, я порой слышу отголоски Майлза! У нее тоже есть эта аура. И чем больше я слушаю Саскию, тем чаще возвращаюсь к Майлзу Дэвису. И нахожу то, что Майлз один из самых непонятых музыкантов в джазе. Слишком много разговоров о нем самом. Но мало кто обратил внимание на то, что он говорил нам через свою музыку. Великих людей не очень просто понять. Что касается мисс Лару, ее музыку тоже не так просто понять, как кажется.

В. Р. – Мне знакомо звучание Майлза Дэвиса с детства. Я убежден, что люди должны с ранних лет знакомиться с его творчеством. Было бы здорово, если бы все дети могли погрузиться в его музыку как можно раньше... Но это, скорее, мои мечты... Буквально вчера я переслушивал альбом Майлза Birth of the cool 1948 г.. Далее я послушал Ваши записи, самые разные – и мэйнстрим, и фьюжн, много всего. Как я понимаю, вы стараетесь продолжить джазовые традиции направления cool jazz.


С. Л. – Знаете, мой первый альбом был вдохновлен пластинкой Doo-Bop. Это последний альбом Майлза, он был выпущен уже после его смерти. Он был первым, кто работал с рэперами, с ди-джеями, сэмплами…

В. Р. –Я сразу же вспоминаю TuTu 1986 г. И, так же как и Майлз, Вы любите эксперименты – с хип-хопом, ди-джеями, электроникой, симфоническими оркестрами. Вы комбинируете классику и джаз. Афро-кубинские традиции и бразильскую музыку. Это действительно очень нестандартно и интересно. Как Вам кажется, в чем Ваше главное отличие от Майлза?


С. Л. – Ну, мое самое главное отличие от Майлза Дэвиса в том, что я - Саския Лару.

(смеются)

В. Р. – И то, что Вы женщина! И еще много чего! Я имею в виду в музыкальном плане. У Майлза своя специфическая философия, идеи. И вам его идеи очень близки. Но в какой-то момент Вы говорите: «Стоп. Я – не он. Я – Саския Лару. Я играю на трубе так, как делаю это я!»


С. Л. – Да. И это тот самый момент, когда я контактирую с аудиторией. Я очень люблю общаться со зрителями. И мне нравится, когда все смеются и танцуют. Я не «ухожу в себя» как Майлз. И в этом вся я. В такие моменты больше похожа на Диззи Гиллеспи (Dizzy Gillespie)!

В. Р. – Диззи - это что-то! А быть может и на Луи Армстронга (Louis Armstrong)?


С. Л. – Да, точно! Кстати, он был первым рэпером!

В. Р. – Серьезно???


С. Л. – Да, в 20-х годах!

У. Б. – Хочу заметить, что Саския действительно всегда очень сфокусирована на зрителях. Она словно луна. Саския отражает солнечный свет и посылает его в зал. Майлз был погружен в свою музыку, он был усилителем музыки, и это было по-своему круто.

С. Л. – Мне кажется, он был очень стеснительным. Он был полностью сконцентрирован на музыке, а люди это просто неправильно расценили. Я тоже иногда закрываю глаза во время выступлений, чтобы сконцентрироваться, настроиться на нужную волну.

В. Р. - Пока я готовился к нашему интервью, я прочел множество статей о Вас и узнал, что кроме трубы, вы играете на блокфлейте, кларнете, флюгельгорне, контрабасе, саксофоне, электрооргане и клавишах, а также вы поете.


С. Л. – Еще и на бас-гитаре!

В. Р. – Впечатляет!!! Но кто-то может сказать, что один инструмент – уже целая вселенная, которую можно познавать вечно, хоть всю жизнь. Вы же пытаетесь открыть для себя все эти вселенные одновременно. Это кажется невозможным. А также, что Вы скажете тем консерваторам, которые не принимают довольно экстремальных экспериментов в виде микса джаза с хип-хопом, электроникой, регги.


С. Л. – Да, я понимаю, о чем Вы. Я слышала вещи типа «Ты должна выбрать для себя один инструмент и постараться достигнуть в нем совершенства». Но, знаете что… - я живу всего раз! Я хочу почувствовать, что значит быть басистом, каково это – быть частью бэнда. Это помогает мне сочинять мои композиции. Это очень помогает в работе с группой. А начинала я с блокфлейты в 7 лет. Саксофон же помогает мне в моей игре на трубе. После игры на саксофоне я всегда чувствую себя обновленной, готовой к новым подвигам. Но если все-таки выбирать между инструментами – то это, конечно, труба.

В. Р. – А как насчет флюгельгорна?


С. Л. – Он мне тоже очень нравится. Но моя труба звучит очень мягко. Получается, у меня нет необходимости в мягком звуке больше. Это что касается музыкальных инструментов. Теперь про стили. Меня часто критикуют, что Саския Лару – это весело, но не более. Я понимаю, что люди думают. Но послушайте мои фразировки, вслушайтесь в мои соло, окунитесь с головой в мир, где переплетаются регги, хип-хоп, диксилэнд, техно, рок-н-ролл. А еще я учусь танцевать под все это! Ведь, как можно исполнить сальсу, если ты не умеешь танцевать сальсу?! Еще важно знать, что сейчас довольно редко звучит живая музыка. Сейчас выступают в основном ди-джеи. А как держать связь с молодежью? Чем ее заинтересовать? Как ее вовлечь?

В. Р. – Конечно, танец это очень важно! Мне сразу представляются картины, как на сальса вечеринках танцевали тот же Диззи Гиллеспи, Чано Позо (Chano Pozo) и, например, Марио Бауса (Mario Bauza). Выходит, Вы привносите в классическую музыку новые стили, чтобы, в том числе, приобщить молодежь к джазу, увеличить его аудиторию?


С. Л. – Да! На днях мы выступали на закрытом мероприятии. Люди танцевали под нашу музыку. У нас получилось их вовлечь! Мы показывали им – вот, сейчас звучит соло на клавишах, а сейчас звучит соло на трубе. Мы объясняли слушателям все нюансы. Понимаете, музыканты должны все время балансировать – помнить про музыкальную составляющую, но и не забывать про зрителя.

В. Р. – Вы совершенно правы. Некоторые музыканты даже не пытаются заговорить со своим слушателем. Между ними словно стена. Та самая стена, как у Pink Floyd. Но, с другой стороны, некоторые, наоборот, начинают исполнять только известные стандарты, популярную музыку, которую слушатель сразу узнает, проще говоря подстраивается под аудиторию. А это отдаляет их от настоящего искусства. Они превращаются в комиков. Баланс в этом плане - крайне важная штука. Думаю, для многих наших читателей, джазовых музыкантов, остается открытым острый вопрос: «Как заработать денег, но при этом остаться самим собой?»


С. Л. – Важно прислушиваться к своей интуиции. Важно верить в себя. Вчера я впервые играла с Симфоническим Оркестром, впервые в своей жизни, и очень нервничала. И я так настраивала себя: «Я не могу нервничать. Надо просто наслаждаться этим. Ведь это всего лишь момент моей жизни. Насладись им. И получи удовольствие, а потом передай это удовольствие в зал». Я стараюсь представить, будто я сама нахожусь в зале в это время. И, как правило, потом происходит какое-то волшебство.

У. Б. – О да, вчера Саския действительно превзошла себя. А как она преодолела эти высоченные каблуки! Это было что-то!

(смеются)

В. Р. – Мистер Бёрд, вы играете только на клавишах?


У. Б. – Я также пою.

В. Р. – В таком случае, кто ваш любимый пианист?


У. Б. – О Боже. Это очень сложный вопрос. Ой…

В. Р. – Хорошо, тогда назовите трех любимых.


У. Б. – Это даже еще сложнее! Я же могу обидеть чувства остальных 15-ти или 20-ти пианистов.Я испытываю огромное уважение к пианисту по имени Бад Пауэлл (Bud Powell). Он олицетворял для меня все лучшее, что должно было только прийти в фортепианную музыку. Если бы все сложилось иначе в его жизни, он мог бы еще многое сотворить, открыть и передать людям. Он был великим. Еще я хочу выделить музыканта, с которым меня частенько сравнивают, - Телониус Монк (Thelonious Monk).

В. Р. –Удивительно. Это как Инь и Янь. Два современника, но настолько разных. Жаль, что Бад Пауэлл умер так рано...


У. Б. – Да! И Монку удалось добраться до самых глубин музыки. У меня создается впечатление, будто он умел разговаривать с духами. Он слышал голоса своего народа. Монк привнес афроамериканскую культуру в мировую музыку своим оригинальным способом. Монк поистине является важнейшим пианистом для меня. И третьим я бы назвал Чика Кориа (Chick Corea). Его музыка - это большое удовольствие и радость. Просто послушайте его. Он - фонтан креатива!

В. Р. – Итак, Бад Пауэлл, Телониус Монк и Чик Кориа. Вышло очень мощное трио!


У. Б. – Я еще не рассказал про Эбби Саймона (Abbey Simon). Не знаю, слышали ли вы о нем. Он исполнял классику - и Шопена, и Рахманинова. Очень человечный пианист, чувственный, глубокий.

В. Р. – Вам обязательно надо послушать русского пианиста Святослава Рихтера!


У. Б. – О, я слышал его несколько раз.

В. Р. - Саския, я вспомнил, как один журналист однажды спросил Джорджа Бенсона, почему он перестал играть бибоп и стал исполнять популярную легкую музыку. Джордж ответил, что желает, чтобы его слышали миллионы, а не сотни или тысячи. Согласны ли вы с Джорджем?


С. Л. – Именно поэтому я играю в самых разных стилях! Порой я играю электронную музыку для толп. Все танцуют и веселятся. Но я также играю и бибоп! Когда Майлз только начинал, он тоже прошел через периоды самой разной музыки. Но дело в том, что все те направления теперь тоже в прошлом. Я люблю и старое, и новое. Я обожаю быть в теме актуальной музыки. Когда я сочиняю, я вплетаю новейшие направления. Слышали ли вы о Melbourne style? Или о dirty dutch?...

В. Р. – Должен признаться, я довольно консервативен. Я как-то слышал запись Орнетта Коулмана (Ornette Coleman) где он играет с хип-хоп исполнителями. Я поставил эту музыку своим студентам в колледже, но они стали отрицать, что это джаз. Ну вы только подумайте?! Хип-хоп и фри-джаз (free jazz) в одной композиции. Можете ли Вы дать совет, как все-таки найти баланс между искусством и коммерцией?


С. Л. – Давайте сначала определим, что же значит коммерция. У меня на этот счет есть своя философия: если ты профессиональный музыкант, это значит, что ты зарабатываешь музыкой. Это значит, ты занимаешься музыкой ПРОФЕССИОНАЛЬНО. То есть, если ты профессионал, значит музыка – твоя профессия. И тебе за нее платят. Таким образом, ты можешь зарабатывать деньги и на менее прибыльную часть своего творчества, которую ты сам очень любишь.

В. Р. – Представьте себе такую ситуацию: с одной стороны, концерт в Зале Чайковского с Симфоническим Оркестром, но гонорар, например, несколько сотен долларов, а с другой стороны, Вас пригласил выступить президент, предположим, Северной Кореи, и готов предложить сотню миллионов долларов за исполнение северокорейской попсы. Что бы Вы выбрали?


С. Л. – Мне бы хотелось, чтобы мой график позволил мне выступить и там, и там!

(смеются)

Порой я играю в небольших пабах, перед небольшой аудиторией и за небольшие деньги, и играю все то, что я хочу. А бывает, я выступаю перед огромной аудиторией. Тогда я играю то, что нравится и мне, и слушателям.

В. Р. - Я недаром упомянул Северную Корею, страну с очень сложной политической ситуацией. Скажите, как Вы относитесь к политике и важен ли для Вас политический климат, в котором Вы выступаете?


С. Л. – Как артист, я предпочитаю оставаться нейтральной. Это очень важно. Знаете, я выступаю и перед заключенными, и перед королевой. Если ты даришь музыку, то вместе с ней должен дарить хорошее настроение и мир. Даже враги становятся друзьями, когда слышат прекрасную мелодию. Я выбираю музыку без политики. Я хочу, чтобы люди оставались друзьями. Даже любители диксиленда и любители регги.

В. Р. – О, я представил себе ситуацию – растаман, напевающий When the saints go marching in… Три года назад я был в Голландии, и я посетил там множество джазовых клубов, познакомился с большим количеством музыкантов. Многие играли мэйнстрим, кто-то исполнял фьюжн. Видел несколько авангардных команд. Они были очень классные. Как вы думаете, в чем специфика именно голландской джазовой сцены?


С. Л. – Джаз пришел с севера Америки и распространился по всему миру. Я много путешествую, и могу сказать, что везде джаз свой. Я не могу сказать, что выросла на джазовой музыке. Когда мне было 15, я играла на гитаре и слушала Джимми Хендрикса (Jimi Hendrix). Мучила педаль дисторшн, чтобы добиться грязного звучания. Уже в 16 лет я играла Girl from Ipanema и стала пятой трубой в биг бэнде. Мне так нравилось учиться у моих коллег! Уоррен, например, вырос в северной Америке, пел в церковном хоре, в его семье знали огромное количество песен. Совершенно другая атмосфера и ситуация.

В. Р. – Саския, насколько я знаю, Вы являетесь выпускницей Консерватории?


С. Л. – Да. Но на самом деле, я училась в трех заведениях. Сначала я поступила в консерваторию города Алкмар на классическую трубу. Потом я переехала в Амстердам на два года учиться импровизации и авангардному джазу. Затем у меня был перерыв, так как меня исключили ввиду «отсутствия таланта». Далее я решила продолжить обучение, мне почему-то казалось очень важным получить диплом об окончании. Но и в третьей школе, за полгода до выпуска, мне начали твердить, что у меня «не хватает таланта». Я упрямо шла вперед, давала слушать преподавателям свои записи, продолжала учиться и, в итоге, получила диплом. Потом мои учителя просили у меня прощения за свои слова и даже вручили мне шампанское.

(смеются)

Возвращаясь к вопросу о специфике голландского джаза – разумеется, в каждом уголке мира своя специфика и свой стиль исполнения. Мне сложно говорить о конкретно голландском стиле, ибо у меня свой собственный стиль.

В. Р. – Может быть, Уоррен мог бы ответить на этот вопрос? Как сторонний наблюдатель? Что Вы думаете о голландском джазе и голландской джазовой аудитории? Похожа ли джазовая традиция в Голландии на русскую?


У. Б. – Что касается русской джазовой сцены и русского слушателя, то мне непросто ответить, потому что я не так хорошо с ними знаком. Про голландский джаз могу сказать так: он сумел проникнуть в самую суть. Это джаз в стиле Монти Пайтон (Monty Python). Я говорю это в позитивном ключе, от всего сердца. Голландцы подходят к джазу с юмором, пропуская его через себя. В этом плане они как тот самый Монк. У него, несомненно, отличное чувство юмора. Он не беспокоится о том, что сыграл неправильно, или сыграл не так, как большинство. Ему есть, что сказать, и он это говорит в своем неповторимом ключе. Отмечу, что джазовые музыканты из Нидерландов нашли способ просто быть самими собой. Если послушать записи Миши Менгельберга (Misha Mengelberg), который в свое время гастролировал с Эриком Долфи (Eric Dolphy), то можно заметить, что он изобрел свой собственный джазовый мир, свой джаз. Он считается иконой голландского джаза.

В. Р. – Мой знакомый из Голландии однажды сказал мне, что влияние на джаз в Голландии более всего оказали два музыканта: Чарли Мингус (Charles Mingus) и Чет Бейкер (Chet Baker). Я, кстати, был на месте смерти Чета в Амстердаме в 1988. Там возле отеля "Prins Hendrik" мраморная табличка. Очень трагично...


У. Б. – Да, и до сих пор обстоятельства произошедшего окутаны тайной...

В. Р. – Саския и Уоррен, каковы ваши дальнейшие планы? Когда вас ждать в следующий раз у нас в России? Какой из своих проектов вы бы хотели показать нашему слушателю?


С. Л. и У. Б. – О, у нас так много планов, идей и желаний. Нам бы хотелось побыть тут подольше. Хотелось бы показать наш авторский материал. В этот раз мы не выступали со своей группой, а лишь были приглашенными гостями, частью фестиваля во главе с бразильским саксофонистом Лео Гандельманом (Leo Gandelman). Мы мечтаем выступить тут со своей музыкой и своими музыкантами. Это могут быть самые разные наши проекты – акустические или электронные, для молодежи или более взрослой аудитории, дабстеп и бибоп, что угодно. Кстати дабстеп и бибоп!

(смеются)

В. Р. – Сейчас, где-то в раю, у Майлза Дэвиса случился "Facepalm". Сложно представить микс дабстепа и бибопа, но после нашей встречи, мне кажется я способен и на это.


(смеются)

В.Р.: Спасибо огромное за интервью! Спасибо за ваши ответы! Это были Саския Лару и Уоррен Бёрд.

Беседовал Виктор Радзиевский-мл.
29/09/2015

публикуется с разрешения Radio 1jazz.ru