Stefon Harris - Пять вопросов Стефону Харрису

Стефон Харрис, которому сейчас еще только 26 лет, ворвался в мировую элиту вибрафонистов столь же стремительно, сколь и своевременно. В то время, как один за другим ушли из жизни такие выдающиеся мастера этого капризного инструмента, сочетающего свойства фортепиано и ударных, как Ред Норво и Милт Джексон, Харрис словно олицетворяет преемственность джазовых традиций для вибрафона. Он наверняка будет одним из ведущихисполнителей-вибрафонистов в начале ХХI века. Сегодня на его счету уже два альбома. Первый, "A Cloud Of Red Dust" (1998), был признан лучшим дебютом года, второй диск под названием "Black Action Figure" был издан фирмой "Blue Note" совсем недавно, в сентябре 1999г. Харрис уже включен в номинацию на Грэмми этого года за лучшее инструментальное соло в пьесе "There Is No Greater Love" из этого нового альбома.

Родители Харриса отнюдь не видели его будущее связанным с музыкой. Тем не менее он закончил музыкальную школу в Рочестере, штат Нью-Йорк, и мечтал о карьере академического ударника. Знакомство с джазом привело к тому, что он окончил затем Manhattan School Of Music в Нью-Йорке сразу по двум классам: академические ударные и джазовый вибрафон. За свою недолгую карьеру он успел уже поработать с Уинтоном Марсалисом, Максом Роучем и Джо Хендерсоном. В прошлом году Харрис вместе с саксофонистами Грегом Осби и Марком Шимом, а также пианистом Джейсоном Мораном совершил большое концертное турне с секстетом "New Directions" в связи с 60-летием их общей фирмы "Blue Note".

В интервью Чарльзу Генсу Харрис вспоминает начало своей карьеры и рассказывает о своих сегодняшних взглядах на музыку.

Ч.Г.: Вы не жалеете о том, что пришли к джазу сравнительно поздно?

С.Х.: Я ни о чем не жалею. Я был бы совсем иным музыкантом, если бы рос, например, в такой среде, как Уинтон Марсалис. Наоборот, я очень рад, что не увлекся джазом с детских лет... Я играл классическую музыку, получил солидную теоретическую базу и был хорошо подготовленк встрече с джазом... Я играл в оркестрах и ансамблях ударных инструментов, и это открывало разнообразные перспективы... Я играл по нотам, играл рок, различные виды звучаний, и это сделало меня более открытым к разным видам музыки ХХ века. Сегодня, когда я выбрал джаз, мне очень хочется сохранить эту открытость. Я не боюсь экспериментов... Если растешь в условиях, когда тебе говорят: "Это джаз, и играть его надо только вот так", это очень ограничивает.

Ч.Г.: Почему Вы перешли от классической музыки к джазу?

С.Х.: Пластинка Чарли Паркера "Now's The Time", приятель познакомил меня с ней в колледже... Чарли Паркер играл удивительно свободно. У него было потрясающее воображение. Мне очень нравится такой тип духовной свободы. В то же время академические каноны меня не слишком вдохновляют. Мне приходилось подчиняться определенным правилам, и это здорово сковывало. В своих сочинениях я двигался по направлению к джазу, поэтому, чтобы играть свою музыку, мне пришлось изучить джаз.

Ч.Г.: Как Вы выбрали вибрафон?

С.Х.: В детстве я перепробовал инструментов двадцать, а азам музыки выучился самостоятельно, в очень раннем возрасте, сидя за фортепиано. Когда я начал заниматься в школе, то уже был чуть более подготовленным по сравнению с другими ребятами, поэтому мне там давали самые разные инструменты — кларнет и тромбон, тубу и флейту. Мне нравилась просто музыка, и я не придавал особого значения инструменту.

Я закончил колледж в качестве перкуссиониста, так как этот вариант мне понравился больше всего... Я выиграл конкурсный концерт, исполняя классическую музыку на маримбе. Переход от классической маримбы к джазовому вибрафону вполне логичен... И еще меня вдохновили записи Милта Джексона. На вибрафоне имеешь дело с металлическими планками и очень трудно заставить инструментдышать. И когда слушаешь музыканта класса Милта Джексона, у которого вибрафон говорит почти человеческим голосом, это просто захватывает.

Ч.Г.: Как бы Вы описали свои принципы игры на вибрафоне?

С.Х.: Думаю, мне придется обратиться к опыту великих вибрафонистов, отвечая на такой вопрос. Мне всегда нравилось, как Лайонел Хэмптон добивался особой интенсивности ритма. Он использовал довольно простые структуры, но всегда свинговал. Звук у него получался очень ударный, так как он использовал жесткие малеты и играл очень быстро.

Меня восхищает прекрасное, теплое звучание, отличавшее Милта Джексона. Он играл малетами с увеличенными головками, дававшими более мягкий контакт, и он всегда замедлял вибрато, подобно тому как пользуются этим приемом вокалисты.

Надо вспомнить и Бобби Хатчерсона. Его малеты были поменьше и звук получался ярче, чем у Милта. Его стиль игры отличался особым гармоническим богатством. Я перенял у него дух некоей раскованности и бесшабашности в игре.

Думаю, мой подход к игре на вибрафоне представляет из себя комбинацию манер этих мастеров. Что меня отличает — это игра с большими интервалами. Я никогда не подражаю вокалистам. Я пытаюсь выработать свой индивидуальный стиль.

Ч.Г.: Отражает ли "Black Action Figure" какие-то иные стороны Ваших творческих интересов по сравнению с дебютным альбомом?

С.Х.: Это две очень разные работы, и это хорошо, потому что я не стою на месте. "A Cloud Of Red Dust" сделан очень молодым человеком, только прибывшим в Нью-Йорк, открытым всему новому и стремящимся все узнать. Я выступал с африканской танцевальной труппой, ансамблем, игравшим музыку сальса, с маленьким оперным коллективом, с музыкальным театром и с группой латинского джаза. Альбом отразил мое наивное стремление все ухватить. Там много африканских и латинских мотивов, есть и заимствования из классики.

На "Black Action Figure" я был более сконцентрирован, здесь нет африканской перкуссии или латинских ритмов, это в большей степени музыка фанки. Есть несколько мелодий, основанных на бэк-бите, и есть некий привкус карибского калипсо. Это яркая, энергичная и очень оптимистичная запись. Здесь нет рефлексии. Для этого у меня еще будет время.

Подготовил Леонид АУСКЕРН