nestormedia.com nestorexpo.com nestormarket.com nestorclub.com
на главную новости о проекте, реклама получить rss-ленту

Владимир Мощенко - дай Бог нам всем так "мазать" (часть 2)

Владимир Мощенко - дай Бог нам всем так "мазать" (часть 2)  Завершение главы из книги Владимира Мощенко, посвященной известнейшему московскому музыковеду, ведущему, критику и исследователю джаза Алексею Баташеву.

Окончание, начало в #5(19)'99 "JK".

Да, говоришь ты, в Кировском районе столицы 4 августа I960 года распахнул свои двери джаз-клуб - наш первенец. Открытие его ознаменовалось концертом нью-йоркского джаз-квартета Идриса Сулеймана, приехавшего в Москву без всякого приглашения, по собственной инициативе. А перед этим Идрис просто озадачил меня.

- Мы приняли решение остаться в Советском Союзе, - сказал он.

Я оторопел и пожал плечами. Ну что тут говорить?

- В самом деле?

- Здесь, пожалуй, больше перспектив.

Так ему казалось. Кортасаровскому Джонни, в свой черед, казалось, что кругом - поля с зарытыми урнами. Попробуй переубеди. Короче, забавная получилась ситуация. Но не отказываться же, когда такой музыкант просит тебя помочь. И я принялся хлопотать. Ходил вместе с Сулейманом в Верховный Совет, потом в МВД, потом в МИД. Везде дружески улыбались и отфутболивали. Наконец мы отправились в ЦК КПСС. И там дали окончательный ответ: укажите, дорогой мистер Идрис, любое место на глобусе - и мы вас туда отправим. Очевидно, не те люди претендовали на звание граждан СССР.

Но именно они "освятили" наш джаз-клуб в тот памятный августовский день. Мы чувствовали себя именинниками. Нам подфартило. Был во всем этом и некий "комсомольский уклон", да тут уж ничего не попишешь. Старались не обращать внимания. Не очень сердились и по поводу того, что задержались заморские гости. Квартет из Нью-Йорка опоздал на целых два часа. Когда во главе с Идрисом появились Оскар Денард, Джамиль Насер и Эрл Смит, их забросали множеством вопросов. В общем, "эстафетную палочку" получили из их рук, а не из райкомовских.

А что, спрашиваю я, солидные дяди вас не беспокоили?

Ну как же, говоришь ты, ведь они отвечали за "ниву культуры", они опекали нас, душой болели, чтобы "сопливые мальчишки" не озорничали, они не скупились на советы и наставления, которые попахивали нафталином.

Ну и мальчишки, говорю я, все как на подбор! Ненавижу перечисления, но сейчас готов сделать исключение, ведь какие имена! Тромбонист Константин Бахолдин, саксофонисты Сергей Березин, Георгий Гаранян, Алексей Козлов, братья Геворгяны - пианист Женя и контрабасист Андрей, ударники Валерий Буланов, Александр Гореткин, трубач Владик Грачев, пианист Николай Громин, кларнетист Александр Зильбершмидт. Был и Игорь Берукштис, которого потом объявят политическим перебежчиком. У них, у этих ребят с Раушской набережной, пришедших на открытие долгожданного своего клуба, было все впереди - находки и потери, взлеты и падения, известность и забвение, родина и чужбина, музыка и какофония.

Жизнь, вспоминаешь ты, все-таки не скупилась на улыбки. Чем не Событие - Всемирный IV фестиваль молодежи и студентов в Москве. Каждый день - дискуссии о путях и судьбах джаза. Я встречался с гостями фестиваля - биг-бэндом Мишеля Леграна, польским секстетом Кшиштофа Комеды, австралийским диксилендом "Южный крест", итальянским ансамблем "Нью-Орлеан Рома", исландским квартетом Гунара Ормслева... Вот тогда-то я и оценил песенку из музыкального ревю, написанную Айолой и Дейвом Брубеками и спетую Луи Армстронгом:

Теперь Госдепартамент ценит нас:

Ведь лучший контактер сегодня - джаз.

Что джазовые ритмы для людей?

Мы с ними стали ближе и родней.

"Обмен культурный" - это ли не джаз!

Вот мы с тобой, говорю я, дуэтом исполняем мою работу - и мне становится все яснее, почему ты стал музыковедом, джазовым писателем. Добывая хлеб свой насущный инженерским и изобретательским трудом, выставляясь на ВДНХ, ты как критик никем не ангажировался, на вопрос: "Вы от кого?" спокойно отвечал: "От самого себя!", мог позволить себе постигать "свободное искусство свободных людей". И признаюсь тебе, я очень жалею, что не посещал твои уроки, когда ты был преподавателем в Московской джазовой студии во Дворце культуры "Москворечье", где возглавлял кафедру всемирной истории музыкальной импровизации, читал курс гармонического ориентирования. Право, жалею, может быть, мы бы уже тогда "стали ближе и родней", как пел Сачмо.

Я бы по-братски обнял и расцеловал тебя, узнав, что ты вместе с самим Уиллисом Коновером награжден польским орденом Культурной Заслуги.

Уиллис, говоришь ты с особенным выражением, и я понимаю, почему ты так говоришь. Я сблизился с ним в 67-м на Таллинском джазовом фестивале, куда он приезжал со своей женой Ширли, красавицей и умницей. Они здорово смотрелись. В Нью-Йорке они жили около Центрального парка. Раз в неделю Коновер ездил дня на три в Вашингтон и готовил там девятнадцать программ, в основном для "Голоса Америки". Попутно заезжал на Росслин-стейшн в Арлингтоне, на почту, чтобы забрать свою корреспонденцию.

У него была колоссальнейшая коллекция джазовых дисков. Когда он перевозил ее в Вашингтон, пришлось заказывать трейлер.

Уиллиса, начавшего свою деятельность на праздничном вечере в канун нового, 55-го, года, сделало знаменитым среди американцев эхо широчайшей известности в Восточной Европе. Мало кто знал, что он был поэтом, написал триста прекрасных лимериков, один остроумнее другого, в основном посвященных джазу. Мы встречались с ним - и он читал мне новые свои стихи.

Обговорил тебе, спрашиваю я, что у тебя на родине будет о'кей, так ведь?

Так, отвечаешь ты, он был оптимистом. Ему было невдомек, что у нас не перевелись ответственные лица, разделявшие тревогу, которая прозвучала в 67-м в газете китайских коммунистов "Женьминь жибао": "Ныне в Советском Союзе полный разгул джазовой музыки. Советская ревизионистская печать заявляет, что советский джаз не уступает западному. Это поистине верх подлости!"

Никакого "разгула", извинившись, прерываю я тебя, не наблюдалось, но "ревизионисты" действительно были, и первым среди них считали тебя. Это отчетливо наблюдалось на заседании Комиссии эстрадно-инструментальной музыки Московского отделения Союза композиторов РСФСР, которая 13 января 1969 года обсуждала твою уже подготовленную издательством "Музыка" к печати монографию "Советский джаз".

Такой книги у нас никогда не было. Но ее ждали. И как ждали! В мире вообще обострился интерес к джазовым изданиям, за которые брались чаще всего люди "со стороны", без специального образования, зато фанатично преданные предмету своей страсти. Немногим известно, что популярный американский хоккейный обозреватель Айра Гитлер неожиданно сменил "ориентацию" и стал не менее популярным джазовым критиком. Правда, в Штатах недостатка в таких писателях не ощущалось. А вот в странах "социалистического лагеря"...

Но тут необходимо уточнение. В Польше, Чехословакии, Венгрии и ГДР кое-какие послабления все-таки были. Обратимся хотя бы к судьбе твоего старшего друга - Юзефа Бальцерака. Флотский офицер, участник второй мировой войны, тяжело раненный в одном из боев, он, обосновавшись в мирной жизни, начал изучать историю джаза, писать о нем. Его работы привлекали внимание очень многих поклонников джаза, никому и в голову не приходило, что у пана Юзефа нет музыкального образования. Его квартира напоминала джазовый музей, где первое место занимали специальные энциклопедии, книги, альбомы, фотографии, грампластинки, письма кумиров - как раз то, что положило начало журналу "Джаз", выходившему с 1956 года в Гданьске.

В шестидесятых редакция переехала в Варшаву и обосновалась в одном из помещений оперного театра. Бальцерак сделался заметной фигурой. Элегантный, утонченный, французистый, с хорошо посаженной головой и волнистыми волосами, он производил на окружающих самое выгодное впечатление. Вторым сотрудником редакции была его супруга - пани Станислава. Вдвоем они выпускали журнал, который широко расходился и в Польше, и за рубежом. В Советском Союзе за ним охотились, спешили выписать его на почте. По этому журналу люди учили польский язык. Польские журналы вообще пользовались у нас необычайным спросом, потому что несли информацию, которую нельзя было отыскать ни в "Правде", ни в "Известиях", ни в "Комсомолке". Это и привело к появлению на телевидении "Кабачка "13 стульев" - самой любимой у телезрителей программы.

Но одно дело - Польша, другое - СССР.

Столпы советской культуры "сурово насупили брови", когда возникла твоя монография о советском джазе. Они никак не могли не знать, что о тебе ходили легенды. В Штатах твое имя вызывало изумление и любопытство. Прошел слух, что с тобой захотел познакомиться сам Леонард Фэзер - автор знаменитейшей джазовой энциклопедии.

Захотел, восклицаешь ты, и не стал откладывать дело в долгий ящик: он разыскал меня еще в 62-м, предложил дружбу, ходил ко мне в гости.

Вот-вот, говорю я, а помимо того, было известно, что к тебе потянулись и польские мастера джаза, которые в ту пору развернули небывалую активность и которые, кстати, помогли выпустить у себя на родине (тоже в 62-м) пластинку секстета Вадима Сакуна под названием "Господин Великий Новгород". На оборотной стороне альбома было напечатано посвящение: "Баташеву - музыканту и знатоку, которому советские джазмены очень обязаны". В этот секстет, кроме пианиста Сакуна, входили трубач Андрей Товмасян, саксофонист Алексей Козлов, гитарист Николай Громин, контрабасист Игорь Берукштис и ударник Валерий Буланов...

Отстаивая твое право на вступление в Союз композиторов, доктор искусствоведения Валентина Джозефовна Конен, автор нашумевшей книги "Пути американской музыки", писала о тебе как о "выдающемся деятеле в сфере джаза", "талантливейшем, смелом, упорном пропагандисте джаза и организаторе", доказывала: "Ему больше, чем какому-либо другому музыковеду, обязаны мы тем, что джаз в нашей стране не угас в годы гонения на него, а развился в искусство, находящееся на мировом уровне", что же касается монографии "Советский джаз" и твоих многочисленных работ и статей, то, по мнению Конен, они отличаются "глубоким и тонким пониманием джазовой специфики и самостоятельным мышлением...".

Итак, прения начались, и уже с первых минут стало ясно: на пути монографии выставлен мощный заслон. Четверть века спустя, рассуждая о том, откуда берется свинг, ты в шутку скажешь: "Да, ребята, джаз - дело темное". У членов комиссии же никаких сомнений, в общем и целом, не было. Едва ли не в первом выступлении ты услышал до боли знакомое:

- В книге дважды появляется имя политического перебежчика Берукштиса. Неужели автор не сознает, что его "объективность" в данном случае совершенно неуместна?

А чуть позже:

- Находясь во власти тенденциозных, узкогрупповых взглядов, он еще больше запутал и без того сложные явления в советском джазе 30-40-50-х годов. Книга антиисторична, неверна по своей методологии.

А кроме того, доказывалось:

- Автор злоупотребляет иностранными терминами. Если есть в русском языке достойная замена, лучше не употреблять иностранных витиеватых слов.

Били прямой наводкой.

- На кого рассчитана книга, кому она адресована? Если ее будут читать любители музыки, которые не очень знакомы с теорией музыки, то она им ничего не даст. Если же ее будут читать знающие музыканты, то, надо сказать, что таких музыкантов не очень много. Одна из самых неприятных ошибок автора - это его кредо: "В настоящее время джазовая музыка достигла такого уровня, на котором она смогла выйти за узкие рамки эстрадно-развлекательного жанра".

Воспитывали:

- Работая над книгой об истории советского джаза, надо прежде всего исходить из идейных, социальных и национальных различий...

Особенно бескомпромиссной была критика в твой адрес в связи с тем, что ты посягнул на статью "О музыке толстых":

- Что бы ни цитировал Баташев как негатив, как вредное по отношению к жанру джаза у того же Горького, цитата, которую Баташев хотел взять себе в помощь, чтобы убедить читателя, в моем представлении бьет обратно по Баташеву!

Да, говоришь ты, мой выпад против статьи Алексея Максимовича просто вывел из себя многих членов комиссии. А у меня к нему были весьма серьезные претензии. Я еще школьником недоумевал, ради чего Алексей Пешков отказался от своего имени и от своей фамилии. Тебе же известно, какое значение я придаю цепочке от сыновей к отцам и от отцов к дедам, которая уходит в бесконечное прошлое, уходит, никогда не прерываясь. И я считал, что Горький, пойдя на такой шаг, предал своих родителей, предал своих предков, отсек свои собственные корни. Меня подмывало спросить членов комиссии, вставших стеной на его защиту: "Откуда имя Максим? От максимализма? Но почему, уважаемые вершители судеб, "Горький", а не "Злобный"? Разве от его страниц не веет злобой, взращенной комплексом неполноценности? Разве не передалась она, эта злоба, и вам, и не только вам?"

Меня приводило в негодование то, что даже ребятишек, не имевших никакого представления о джазе, заставляли наряду с "Челкашом" и "Буревестником" учить это "нетленное" горьковское произведение.

В нем, вмешиваюсь я, редкостная фрейдистская ярость и одновременно беспомощность, удручающая недостоверность: "...вдруг в чуткую тишину начинает сухо стучать какой-то молоточек, - раз, два, три, десять, двадцать ударов, и вслед за ними, точно кусок грязи в чистейшую, прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рев, треск...".

А что удивляться, разводишь ты руками, слух у Горького был отвратительный, о чем свидетельствовали люди, неплохо его знавшие. Создать точный музыкальный образ он был не в силах. Этот "молоточек" - ни к селу, ни к городу. Выдумка.

А вот еще перл, обращаю я твое внимание: "...весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных, они сошли с ума на сексуальной почве, а дирижирует ими какой-то человек-жеребец, размахивая огромным фаллосом".

А известно ли тебе, спрашиваешь ты, что в этом месте в поздних публикациях фраза обрывалась и ставилось многоточие? Должно быть, издателям было неловко за Алексея Максимовича, и они пришли ему на выручку. Насчет фрейдистских штучек ты верно заметил. Здесь действительно "сексуальная почва" наличествует. И "безумство" имеется. Но в данном случае возникает подозрение, что оно поразило самого автора.

Атакуя ненавистный ему джаз, напоминаю я, он обрушился даже на радио.

Естественно, говоришь ты, ведь оно транслировало джаз. Вот как рубит с плеча Буревестник Революции: "Это - радио, одно из величайших открытий науки, одна из тайн, вырванных ею у притворно безгласной природы. Это радио в соседнем отеле утешает мир толстых людей, мир хищников, сообщая им по воздуху новый фокстрот в исполнении оркестра негров". Во-первых, каким образом он определил цвет кожи у джазменов? Во-вторых, откуда эта жестокость по отношению к природе? Молодец, мол, наука, насилующая сию притворщицу! Далеко ли отсюда до сталинско-мичуринских приказов: "Мы не можем ждать..."; "Взять их!" И, в-третьих, как автор столь "подробно" услышал радио, работавшее в недрах соседнего отеля? <...>

Тебе было досадно не из-за одного себя. С помощью таких вот "профессионалов" перед "тлетворным влиянием буржуазной эстрады" был намертво опущен шлагбаум, хотя кто-кто, а они обязаны были знать, что к семидесятым годам в США насчитывалось 43 миллиона человек, умевших играть на музыкальных инструментах. Или их не занимало, откуда там тысячи инструментальных ансамблей, вплоть до духовых и симфонических оркестров в школах, университетах, просто по месту жительства, тысячи вокальных трио, квартетов, всевозможных хоров, джазовых коллективов, откуда красота, органичность и глубина гармоний и мелодий, такое качество музыки? И ты пришел к горькому выводу: "В результате мы оказались лишенными высококалорийной музыкальной пищи, что привело, увы, к признакам музыкальной дистрофии". <...>

Но ты добился-таки своего! В 72-м книга вышла. Чешский писатель-музыковед, автор множества работ, посвященных джазу, Любомир Доружка откликнулся на это событие в пражском журнале "Мелодие" следующим образом:

"Удивительно обширен материал, помещенный на 165 страницах текста. Он свидетельствует о том, что Алексей Баташев провел сотни часов в архивах, делая выписки из старых газет и журналов, просмотрел ворох программ и афиш того времени, не раз и не два брал интервью у ветеранов и нынешних представителей советского джаза, а затем тщательно переписывал их с магнитофонной ленты на бумагу. Пятьдесят лет советского джаза отражены в книге Баташева в четких исторических рамках. Пионеры, основатели советского джаза и их последователи проходят перед нами как самостоятельные, ярко обрисованные фигуры. Но, вероятно, еще более интересным и поучительным, нежели факты исторические, представляется "второй план" книги.

Судьба джаза на его родине нам хорошо известна. Она описана очень подробно. Однако что же сталось с джазом, очутившимся далеко от родной почвы, в совершенно иных условиях, в том числе в условиях других национальных традиций? Какое лицо приобретал джаз в атмосфере времени, рождающего новые черты социалистического общества, подвергающего переоценке всю культуру в целом? Именно с этой точки зрения книга Баташева ценна фактами, которые могут быть полезными и для нас".

Любомир Доружка попал, что называется, в нерв. В этой книге, моментально исчезнувшей с прилавков, был самый настоящий мир богемы, мир несогласия, мир, которому чужды инструкции и указания. Войдя в этот мир, я вдыхаю воздух первой половины двадцатых годов, получаю возможность побывать в Ленинграде, в теперешнем ресторане "Кавказский" и в театре "Летучая мышь", где выступал квинтет Эдуарда Корженевского и где присутствующих поражали пиротехническими эффектами: из раструба саксофона неожиданно вылетал фейерверк цветных бенгальских огней, освещая полутемный зал всеми цветами радуги. Мне выдается пригласительный билет на премьерный концерт "Ама-джаза" под руководством совсем еще юного Александра Цфасмана в Артистическом клубе - предтече ЦДРИ, вместе с молодым дирижером Леопольдом Теплицким я лечу в командировку в Нью-Йорк, чтобы изучить музыку для иллюстраций к немым фильмам.

С действующими лицами твоей книги я попадаю и в тридцатые годы. Надо ли уточнять, какими они были? Но тем не менее я вижу, как оркестр Александра Варламова, никого не страшась, равнялся "на заграницу", строил репертуар в расчете на какого-нибудь крупного солиста; как в ресторане ленинградской гостиницы "Европейская" дебютирует джаз-оркестр первоклассного трубача Якова Скоморовского; как на афишных тумбах северной столицы пестреют рекламы лекций-концертов "Джаз на Западе"; как "веселые ребята" Леонида Утесова, влившиеся в "массово-песенное творческое движение" и подчинившиеся требованиям жанра эстрадного(!) ревю, ходили в кинотеатр "Колизей" слушать настоящий джаз - и было чему там завидовать: те, кто не сдался, делали все, что хотели...

Книга предлагает мне пройти с джазменами "по путям-дорогам фронтовым", затем приводит меня в послевоенную Москву, в ресторан "Метрополь" и заставляет любоваться обосновавшимся там джазовым ансамблем, улавливать в игре музыкантов то филигранный стиль Тедди Уилсона, то манеру Коулмена Хокинса, то почерк Бена Уэбстера, то залихватские нотки Джимми Дорси. Не прохожу я и мимо Измайловского парка, на эстрадной площадке которого можно было услышать в добротном исполнении пьесы Дюка Эллингтона, Гарри Джеймса, Бенни Гудмена...

О твоей книге заговорили. Повсюду слышалось: "Баташев... Баташев... Баташев..." На вечере в честь пятидесятилетия нашего джаза твоя монография в скромной голубой обложке нарасхват раскупалась внизу, в фойе, но для официальных лиц, для Союза композиторов тебя не существовало, они плевать хотели на твою заповедь: "Джаз - это способ поумнеть".

Умнеть не желали. Это лишний раз доказал приезд в Советский Союз в 75-м великого Оскара Питерсона вместе Нильсом Педерсеном и Джейком Ханной. Есть несколько публикаций, где рассказывается о том, что произошло. Но первым, "по горячим следам", эту драму описал в статье все-таки ты. Не забыл?

Как же, откликаешься ты, попробуй забыть тот ноябрь, ту живую и волнующуюся очередь к кассам Театра эстрады (известные музыканты из государственных оркестров, джазмены, музыковеды, работники редакций, студенты, изучающие джаз), те противоречивые слухи: "Разрешат. Не разрешат. Приедет. Не приедет", ту печальную шутку: "Если бы сотрудники КГБ или милиции в три часа ночи приехали сюда и арестовали всю очередь, то с советским джазом было бы покончено раз и навсегда", те закономерные и тоже грустные предположения: "Билетики-то налево уйдут", "А куда же еще, вон сколько "нужных людей", сколько секретарш, и жен, и любовниц, и торгашей". В те часы я думал и о бедолагах, которые пытались из разных отдаленных уголков страны поскорее примчаться в Москву, чтобы как-нибудь проникнуть на концерт или хотя бы из толпы фэнов поглядеть на своих любимцев.

Действительность превзошла самые мрачные ожидания. Я был представителем международного журнала "Джаз Форум", и все разворачивалось на моих глазах. Я встречал самолет, на котором прилетел маэстро, планировал пригласить легендарное трио в гости к нашим джазменам - на неофициальный прием. И поразился - так были огорчены и хмуры Питерсон и его менеджер Норман Гранц. Посуди сам: представители Госконцерта на горизонте и не возникали! Оскар намеревался заявить им, что его доконало качество концертных роялей, предоставленных ему для выступлений в Ленинграде и Таллине. А тут еще не совсем ясно было, какой отель приготовили прославленным музыкантам. Менеджер не очень-то любезно сказал:

- Это что, нормальная ситуация? И вы считаете, что мы обязаны бежать по первому приглашению на какой-то подпольный концерт?

О финале этой истории знает весь мир. Питерсону и его команде были забронированы не апартаменты со "Стейнвэем", а третьеразрядная гостиница "Урал", которая неожиданно стала широко известной.

Чего не скажешь о твоей статье "Оскар Питерсон, Норман Гранц и другие", говорю я. Хотя ты написал ее одним духом, без черновиков и правок, вечером того же дня. В ней ощущается даже прохлада ноябрьской ночи. Что же случилось с ней?

Обычное дело, отвечаешь ты. К ней у нас отнеслись как к "заведомо ложным измышлениям". Опустился тот же самый шлагбаум. И тогда я решил послать свои впечатления от несостоявшегося концерта кумира нашей джазовой молодости в журнал "Джаз Форум", в Польшу, где были хоть какие-то либеральные лазейки в "народно-демократических" порядках. Но цензура и здесь оказалась бдительной, проявила "братскую солидарность". Так что статья ходила в польском самиздате.

Я прочитал ее, говорю я, но, конечно, не в польском варианте, а в брошюре "Джаз для юных пианистов", выпущенной АО "Астра семь" тиражом всего-навсего пять тысяч экземпляров. И я позволю себе процитировать фрагмент из предисловия к статье: "Много лет спустя, уже в конце 80-х, будучи в Нью-Йорке, я купил за 55 долларов билет, чтобы послушать Оскара Питерсона в клубе "Блю Ноут". С ним тогда были Рэй Браун, Бобби Дурем и Херб Эллис. Старик был уже не в той форме и в быстрых вещах, случалось, мазал. Хотя дай Бог так "мазать" его многочисленным подражателям! Его свинг, поющие и пляшущие фразы, его энергия, вся его музыкальная туша неслась, как атомный ледокол, и через два часа МОЯ рубашка была мокрой от пота. Еще спустя час ожидания у двери артистической я попал к маэстро, мы вспомнили те два московских дня, и он выразил вежливую надежду, что еще поиграет в Советском Союзе. Но стране с этим названием не суждено было дождаться одного из величайших пианистов XX века. Слава Богу, теперь в России выходят нотные записи музыки, рожденной его гениальными пальцами".

Я беру, продолжаю я, теперь уже старые, кажущиеся музейными (рядом с компакт-дисками) виниловые пластинки фирмы "Мелодия", "пластмассу", как мы острили, и читаю на оборотных сторонах альбомов твои аннотации. Это даже больше, это эссе-миниатюры, и их было за сотню. Это был новый жанр - "текст в трех миллиметрах от музыки". Где ты странствовал в то время?

Меня, отвечаешь ты, приглашали в Беркли, в лучшее джазовое учебное заведение. По контракту с 88-го по 92-й читал лекции в Вашингтоне, Новом Орлеане, Солт-Лейк-Сити, Ферренксе. Некоторые американские университеты предлагали постоянную работу. Горжусь, что я был одним из учредителей Международной джазовой федерации.

Лидер "Машины времени" Андрей Макаревич, говорю я, в каком-то телевизионном интервью назвал тебя марсианином. Может, оно и так, но нужно быть настоящим землянином, чтобы взвалить на себя обязанности председателя Координационного совета Союза литераторов РФ. Ты - автор проекта закона "О творческих работниках литературы и искусства". Ты, почти тридцать лет отдавший науке и промышленности, имевший рабочий день с восьми до пяти, два выходных в неделю и ежегодный отпуск, - ходатай перед Федеральным Собранием, представитель собратьев, которые за письменным столом - с утра до вечера, без выходных, без оплаченного отпуска, без всяких трудовых прав.

Ну а как иначе, негодуешь ты, будто никто не слышал о ежедневном, порой многолетнем труде (стоя босиком, хотя и при семейном подряде супруги-переписчицы) над рукописью или партитурой. Если художник тридцать лет пишет "Явление Христа народу", то он трудящийся или нет? Временно неработающий Чайковский П.И., живи он в наше время, трудовой пенсии не получил бы.

А временно неработающий Баташев А.Н., говорю я, совсем недавно представил Российскому фонду культуры грандиозный проект "Джаз в России" - цикл концертов с комментариями.

Точно, представил, молвишь ты, и в концертах согласились принимать участие корифеи и те, чьи имена пока мало что говорят.

А теперь, замечаю я, пора переходить к концовке главы, пора сказать о твоей квартире в трехэтажном доме неподалеку от Солянки, где все - как у пана Юзефа Бальцерака, но и не совсем так, где каждый предмет, каждая мелочь говорит о джазе - и файлы в компьютере, и книжные шкафы, и груды журналов, нот, альбомов, и коллекция редчайших пластинок с дарственными надписями музыкантов и композиторов, и прогибающий деревянные полки архив, и стены, заполоненные воистину историческими снимками, и письма друзей: "Привет, джазмен!"... Мы пьем кофе в твоем кабинете; вечером нам предстоит встретиться в ЦДЛ с одним нашим другом - писателем и джазовой душой. Тебе не хватает времени, но ты не жалеешь его для близких, для юных покорителей джазовых вершин, которых ты ищешь, находишь и выводишь к зрителям в своей программе "Джаз-пик Алексея Баташева".

Ну какой ты марсианин? Увенчанный и обласканный, битый и непобежденный, спортсмен с "бабочкой" на белейшей сорочке, ты все тот же пижон с детской, застенчивой улыбкой.

Владимир Мощенко

1999


стиль
джаз
страна
Россия


Расскажи друзьям:

Ещё из раздела проза

  • стиль: джаз, джаз
Джаз или sexas? Вспомните «спор о джазе» из пятидесятых годов. Горячие «за» и «против» поклонников и противников, страстную полемику антагонистов; настоящая гражданская война разгоралась за то, чтобы «быть или не быть» синкопированной музыке. Взгляд ...
  • стиль: джаз, джаз
Был джаз и до вас В предыдущем разделе Читатель в какой-то степени познакомился с резонансом, вызванным в Польше появлением предвестника джаза в виде американизированной танцевальной музыки. Это стало поводом немного заглянуть в историю. Распираемые ...
  • стиль: джаз, джаз
Музыкант, у которого нет души Костюшко 460. Странно: о Збышеке Намысловском я мог бы говорить часами, о Кшыштофе Комеде написать пол-тома, а о Войтыке Кароляке я не смог бы сказать ничего кроме нескольких банальных истин. Я принимал его ранг почти ...
  • стиль: джаз, джаз
Когда прошло помешательство Из числа всех джазовых дел Леопольда Тырманда "Джазовая Эстрада" является, видимо, вызвавшим наибольший резонанс. Ничего удивительного; то пионерское мероприятие не только положило в послевоенном двадцатилетии начало ...
  • стиль: джаз, джаз
В погребке «дяди Курыля» Было это камерное событие, отмеченное почти в семейном кругу самых близких друзей-фэнов, но достойное упоминания в хронике польской музыкальной жизни: 29 марта 1965 года распахнул свои двустворчатые двери джазовый погребок ...
  • стиль: джаз, джаз
"Без джаза мир искусства был бы беднее" Немногие сегодня помнят, что в историю польского джаза – уже далекую, это правда – вписана также фамилия дирижёра с мировым именем, художественного руководителя Национальной Филармонии – Витольда Ровицкого ...
  • стиль: джаз, джаз
Вначале был Гудман в солдатском ранце В первые дни мая 1965 года пресса сообщила, что по случаю 20-й годовщины победы маршал Спыхальский 585 принял группу бывших корреспондентов с фронтов II мировой войны. Среди фамилий Мариана Брандыса 586, Эдмунда ...
  • стиль: джаз, джаз
Первый "Стомперс" То были древние времена, для нынешних двадцатилетних – почти предыстория польского джаза. Мирок наших меломанов только что пережил сильные эмоции во время выступлений знаменитого квартета Дэйва Брубека; enfant prodige 657 польской ...
  • стиль: джаз, джаз
Встреча шопениста с джазом «С момента, когда Бадди Болден 675, парикмахер из Нового Орлеана, задул в корнет и выдал слушателям первую горячую тему своей импровизации, уплыло свыше половины века. Это достаточный срок, чтобы разобраться, что это: ...
  • стиль: джаз, джаз
«В джазе, как в фехтовании, есть фантазия» «Мой рост переступает нижнюю границу среднего, и я лишён комплексов. На снимках, особенно если зеркальный фотоаппарат обрезает все сравнимые по высоте объекты, как, например, коллег, я выгляжу намного выше, ...
  • стиль: джаз, джаз
Самый счастливый Комеда? – Господин Кшиштоф, Вы слывёте едва ли не самым счастливым джазменом в Польше. – ? – Много лет, почти с начала вашего музицирования, Вы занимаете – и заслуженно – исключительное место в польском джазовом движении: ведущего ...
  • стиль: джаз, джаз
У кого учился «Дудуш»? Принадлежит к истории польского джазового движения. «В первые годы после войны – говорил мне Анджей Курылевич – Юрек был одним из тех, кто принял на себя бремя ответственности за всю джазовую жизнь Кракова. Был душой ...
© 2012-2024 Jazz-квадрат
                              

Сайт работает на платформе Nestorclub.com