Ежи Радлинский - Гражданин Джаз (часть 14, Когда прошло помешательство )

Когда прошло помешательство

Из числа всех джазовых дел Леопольда Тырманда "Джазовая Эстрада" является, видимо, вызвавшим наибольший резонанс. Ничего удивительного; то пионерское мероприятие не только положило в послевоенном двадцатилетии начало джазовому концертному движению в больших масштабах, но также – а может даже, прежде всего – зародило в Польше осознание джаза как реального художественного и общественного явления.

В доказательство я процитирую опубликованный в "Культурном Обзоре" 485 дуэт известных публицистов, Яна Котта 486 и Зигмунта Мычельского, являющийся реакцией на первое мероприятие "Эстрады" в историческом бараке на Вспульной – концерт под названием "Студия 55".

Зигмунт Мычельский:

– "...Я сходу понял, что ситуация напряжённая. Что я очутился в самом центре той феерии XX века, когда все симфонии и концерты становятся вздором в сравнении с тем, что здесь делается... Вот, наконец, искусство для масс, вот трепет 487, эмоция и то, что специалист в этой области, Леопольд Тырманд, называет френезией 488, и что, наверняка, безудержно, как всё то, что в музыку внесли негры, и что разнеслось мощной волной по обеим Америкам и Европе со времени, когда добрались они до наших духовых и ударных инструментов…
Я уселся достаточно близко к этой "Джазовой Эстраде" и внимал то, что играли передо мной "Меломаны" и Валасек, и что творилось за мной в зале. Зал «зависал» на звуках кларнета, саксофона, трубы или электрогитары. А когда Собочинский или Студжинский исполняли длинные импровизированные, подлинно концертные каденции на ударных инструментах, зал не выдерживал и начинал кричать. В программе этих выступлений цитируются слова Сартра 489: «И вдруг чувствуешь, что и ты ждёшь чего-то так сильно и горячо, что вот-вот закричишь. И ты начинаешь кричать».

... Не впервые я замечал такое воздействие хорошего джаза. Все, что я слушал доныне у нас, было лишено существа этой музыки, существа, которое коренится в ритме, импровизации и "запоминании" играющего. Оно сильно действует на потребителя, особенно на нашего, соскучившегося по хорошим развлечениям и по чему-то более сильному и более современному, чем окружающая нас обрыдлая танцевальная музыка... Джаз является какой-то местью чёрных белой Америке. Англосаксы первыми потеряли равновесие перед этим феноменом, который негры внесли в нашу культуру".

И Ян Котт:

"Зигмунд Мычельский прав трижды: нельзя развернуть дубиной несущийся поток; экзорцизмы 490 помогают только тем, кто верит в злого духа; никто не уговорит одержимых джазом, петь «Шумят пихты на вершинах гор» 491 и танцевать краковяк. Джазовая эстрада "Студия 55" в течение недели выступала в зале на Вспульной. Ни одного свободного места, толпы молодежи, и что ни концерт, то само очарование. Такого напряженного зала я не видел много лет ни в театре, ни на авторских вечерах, ни на концертах. Было что-то от массового наваждения во время этих вечеров.

Джаз, когда слушаешь его дольше получаса, овладевает тобой. Ты подскакиваешь в кресле, ходуном ходят ноги, руки, голова. Но здесь джаз входил в каждого из нескольких сотен адских меломанов. А каких музыкальных! Словно все имели абсолютный слух. Будоражил каждый резкий скачок ритма, волновало нарастающее и с каждым разом выше и выше восхождение мелодии, аж до границы звука. Отвечал им крик, топот ног и бурные аплодисменты. Было в том что-то запоминающееся. Буря проносилась через зал... Демон ритма вселялся в этих молодых парней и девушек.

W młodości jeszcze, na środku gościńca napadł, odarł mię całkiem skrzydlaty złoczyńca. Nie mam sukien; co znajdę, to na siebie kładę. 492 Ещё в молодости, среди дороги напал, обобрал меня крылатый злодей. Платьев нет; что найду, на себя и кладу.

Этим крылатым злоумышленником является джаз. По крайней мере, для огромной части молодежи. По-видимому, в этом энтузиазме есть ещё какой-то привкус запрещённого плода. Однако теория запрещённого плода объясняет немногое. Если джаз, порождённый на негритянских плантациях и в негритянских кабачках, захватил – как правильно пишет Зизмунд Мычельский – добрые две трети мира, он должен удовлетворять какие-то реальные потребности жителя современных городов. Должен как-то рифмоваться с современностью...

Несомненно, джаз является каким-то ритмичным сотрясением, современным катарсисом, большой разрядкой... Очень трудно определить понятие современности. Трудна также её мифология. Но нехватка современности убивает как нехватка воздуха. Для огромной части энтузиастов "Студии 55" джаз является признанием современности. Жаждут её как коршун дождя 493.

В искусстве самой доступной формой современности является джаз. И так его чувствует молодежь... Но что есть для них в джазе эта желаемая современность? На этот вопрос ответить труднее. Я думаю, что кроме стихийности и ритмической дисциплины, они так именно чувствуют силу средств экспрессии. Я мало музыкален, чтобы спорить с Мычельским, тот ли именно этот вечный "вакхический 494 и дионисический 495 коренной элемент, который в нашей эпохе нашёл свой выход в джазе. Я думаю, что правы молодые энтузиасты. Брутальная сила средств породнит джаз со всем современным искусством".

Позволив – со страниц данной книги – сказать ещё раз двум наглядным свидетелям этого поразительного случая, каким была инаугурация "Джазовой Эстрады", а потом и вся её деятельность, я перейду к представлению Читателю главного виновника этого мероприятия. Представления? Будьте скромнее, автор! Почитателям джаза в Польше не вам, сударь, представлять Леопольда Тырманда! "Первый пророк" – как его величают – провёл эту презентацию без вашей помощи намного раньше, чем вы сами начали интересоваться джазом. Невзирая на то, что уже довольно давно отошел от активного участия в джазовом движении, он по-прежнему остаётся одной из самых популярных его фигур, и без его участия еще долго не будут раздаваться звуки "Swanee River" 496. Зато у тебя достаточно много поводов, чтобы не без волнения задать своему собеседнику первый вопрос:

– Как вы, своего рода патрон и зачинщик послевоенного джазового движения в Польше, сегодня оцениваете это движение?

Тырманд:

– Будьте осторожнее, злоупотребление термина "джазовое движение" грозит мистификацией.

– Вы говорите это с позиции деятеля?

– Нет, болельщика. Трудно было бы назвать меня деятелем. В свое время меня просили, чтобы я открывал концерты в бараке на Вспульной и джазовые фестивали в Сопоте.

– И таким образом вы стали лидером движения, существование которого отрицаете.

– Движением у нас обычно называют организацию джазовых мероприятий, что я не считаю особенно точным. В Польше были только два года, когда можно было в приближении говорить о джазовом движении.

– Именно годы существования "Эстрады"?

– Да. Тогда связь части общества с джазом выходила за пределы чисто музыкального интереса. После «катакомбного» периода джаза в 1949-54 годах, возникают первые проявления джазовой жизни, имеющие признаки движения. 1955-56 годы были ступенью борьбы за широкие свободы в культуре, завершённой в конечном итоге полным успехом. Джаз сыграл роль тогда первоочередную, был – наряду с театром, фильмом, живописью и поэзией – главным оружием в бою. Каждое джазовое мероприятие было поводом к манифестации в интересах этих свобод, а так же вводило в действие массу молодежи. Потом джазовая жизнь в нашей стране нормализовалась и стала такой, какой она есть во всем мире. Сегодня семнадцатилетние считают совершенно нормальным джазовые концерты в Национальной Филармонии; им даже в голову не придёт, что еще не так давно, лет десять назад, каждый публичный джазовый концерт был результатом прогресса в завоевании надёжных свобод.

– После победы в этой борьбе вы отказались от участия в джазовом движении?

– Многие музыканты упрекают меня в том, что я отошел от джаза, когда он перестал быть общественно привлекательным явлением. Причина, однако, была другая. Я считаю, что организация джазовой жизни должна быть прерогативой профессионалов, не любителей. У меня не было таких амбиций. Я пишу книги, поэтому мое активное участие в джазовом движении я прикрыл книгой. «У берегов джаза» 497, которая появилось в 1957 году, была первой в Польше книжной публикацией по этой тематике, а в джазовой библиографии Маршалла Стернса 498 она фигурирует как единственное в странах социалистического мира эссе о джазе.

– А вы не находите, что была бы полезной польскому джазу публикация в виде монографии?

– Более того. Мне кажется, что если мы говорим о движении или джазовой жизни в Польше, то явление это не может существовать без исчерпывающей документации, без изучения и толкования прошлого. Эта задача более всего привлекательна тем, что история польской джазовой жизни богата и многообразна.
Когда в 1947 году после возвращения с Запада я при Польской YMCA основал Джазовый Клуб, который был скорее рядовым явлением, чем художественным, я не представлял себе, что за восемь, десять лет этот вид хобби вырастет до уровня общественного движения. Что бы там ни говорили, остаётся фактом, что занятие джазом стало полем художественной деятельности, и является именно результатом борьбы, проводимой нами в те годы. А равноправие джаза в ряду других искусств стало результатом сильной поддержки определенными социальными группами, особенно молодежью. На западе Европы джазовое движение никогда не переживало такого героического периода, как у нас. Не было также там романтичного явления клезмерства 499; только у нас, подобно тому, как и в США в начале истории джаза, клезмеры превращались в артистов... Это вещи необыкновенно интересные, почти увлекательные.

– Данная книга, между прочим, продиктована именно заботой о сохранении от забвения отдаленных уже во времени событий, сотворцом которых были вы.

– Создание в 1947 году Джазового Клуба при Польской YMCA в Варшаве, – насколько я знаю, первого в стране – относилось к рискованным мероприятиям. Теперь в Польше мы имеем больше джазовых музыкантов и намного меньшую, чем тогда, дистанцию, отделяющую их от мирового передовой группы. Тшасковский и Курылевич ближе к современным достижениям американцев, чем тогда Сковронский и Бовери. Все знания музыкантов в то время ограничивалась имитированием стиля свинг; они не имели представления о классике и современном джазе, о революции, которая уже свершилась в Америке. Буги-вуги было формой их музицирования. Лишь музыканты из круга кинематографической школы Лодзи и Кракова вошли в контакт с настоящей джазовой классикой и ее "ривайвловой" 500 версией.

У польского джаза нет больших довоенных традиций. Существовало, правда, немало клезмерских танцевальных коллективов, но лишь у немногих тапёров был подлинный интерес к джазу. Я считаю, что первым поляком в облике настоящего джазмена был пианист Стефан Бухгольц, который погиб во время оккупации, расстрелянный немцами за конспиративную деятельность. Мой приятель и сотворец Джазового Клуба при Польской YMCA, Войцех Бжозовский, лично знал Бухгольца; с его слов добавлю, что Бухгольц первый знал, где проходит демаркационная линия между развлекательной музыкой и джазом.

Джазовый Клуб при Польской YMCA в Варшаве существовал два года, во время которых организовал три больших мероприятия: в 1947 году – публичный «Джем сешн», 1948-м – концерт под названием «От Регтайма до Джиттербага 501», и в 1949-м – " Studio 49". В джазклубовских составах играли: Кароль Бовери, Вальдемар Валди 502, Веслав Махан, Юлиан Сковронский, Януш Былинский, Ян Иссакевич 503 и Вацлав Чиж 504, пела Жанна Джонстон.

– Доблестный Период польского джаза и своё участие в нём вы вспоминаете, пожалуй, с сентиментом...

– По правде говоря, поскольку джазовую жизнь я считаю явлением позитивным, термин "джазовое движение", независимо от важной роли, которую он в свое время выполнил, кажется мне забавным.

– Как, стало быть, вы оцениваете нынешнюю джазовую жизнь в Польше?

– Она ленива и нормализована. Джазовые музыканты будут жаловаться на нехватку среди молодежи заинтересованности настоящим джазом, на непостоянство моды и успех биг бита. Некоторые увлекаются чем-то вроде частного фанатизма: служат джазу как прекрасной идее и печалятся, что сузился круг апостолов. Не заметили, что изменилось время, апостолы и миссия не пробуждают любопытства. Музыкальная жизнь и действующие на неё моды начали править согласно законам, которые везде действуют одинаково.

По правде говоря, вопреки расхожим у нас мнениям, ситуация джаза на западе Европы выглядит иначе, чем это себе представляют наши энтузиасты. За исключением Швеции и нескольких центров в НРФ 505, Франции, Англии и Италии, которые также не имеют широкого, фронтального контакта с обществом, джаз становится каждый раз более эзотерическим искусством, предназначенным для определенного круга посвященных. Джазовая жизнь во всех странах Европы характеризуется стремлением к всё большей герметичности. Лишь производные джаза в области развлекательной музыки придают окраску явлению, так сильно в последнее время дискутируемому, то есть массовой культуре.

– А всё же, по вашему мнению, в сегодняшней польской джазовой жизни существует что-то интересное?

– Несомненно! Польские джазмены сделали, например, большое дело – в каком-то смысле монополизировали кинематографическую музыку. То есть, смогли в кинематографических кругах создать убеждение о ценности джаза, амбициозного, для кино. Посредством фильма сфера влияния польского джаза значительно расширилась.

Важную роль играют также зарубежные поездки наших джазменов. Джаз является единственной областью искусства, в котором польский вклад в международную панораму происходит путём частных или получастных контактов. Необычная упругость джазовой среды порождает то, что джаз становится – как на Востоке, так и на Западе – одним из наиболее активных (и недорогих) послов польской культуры.

Настолько Леопольд Тырманд сегодня – много лет спустя, тоном холодного наблюдателя, и с дистанции, которую позволяет ему его собственная роль в истории, и его чрезмерная скромность – считает возможным умалить роль польского джаза. Нелишне, следовательно, будет напомнить Читателям другого Тырманда – страстного покровителя и популяризатора джаза в годы борьбы за права его гражданства в семье польских искусств. Вот что писал он, будучи художественным руководителем "Джазовой Эстрады".

«...Мы ищем в джазе живых, творческих ощущений. Художественных чувств, которые являются фундаментом художественной эмоции потребителя искусства. Настоящий, возникающий из художественных чувств, джаз всегда создавал климат волнений богатейшей эмоциональной палитры – от самой глубокой ностальгии до эйфоричной радости жизни. Художественная трогательность, даже если ей не хватает философской глубины, кажется нам творением правильным и хорошим. Если кого-то не трогает судьба короля Лира, но трогает жалоба одинокой, нелюбимой девушки из негритянского блюза, переложенной на язык кларнетового крика – мы, все-таки, считаем это за моральную ценность нашего мероприятия. Если кто-то не умеет радоваться от всей души триумфу добродетели в мольеровских комедиях или очаровательной элегантности моцартовской музыки, зато простая, спонтанная радость новоорлеанских импровизаций на тему негритянской, детской песни освобождает в нем радостную френезию (см. сноску) – мы радуемся, что мы можем дать ему эту радость, потому что вместе с ней приходит самое простое, самое ценное утверждение жизни и её доброй безмятежности.

... Сегодня мы уже хорошо знаем, что есть в джазе действительно художественное и животрепещущее. На протяжении полувека своего существования джаз прошёл многое. Испытал и постоянно продолжает испытывать вульгарную коммерциализацию на мировом рынке мюзик-холлов и варьете – на рынке, полном белых актеров, перекрашенных в негров и имитирующих кричаще и неумело величайших чёрных артистов. Джаз имеет за собой целые годы мелкой, бессмысленной идентификации с танцевальной музыкой, что дает повод осуждать его за удручающее нахождение в одной компании с глупой, наглой модой и обывательской «шлягерностью». Со скромной снисходительностью сносит конфетно-слащавые попытки «симфонизации», всегда подшитые лицемерным меркантилизмом, от времен Пола Уайтмена до Костелянца 506, Мелакрино 507 и всех тех, которые хотят европеизировать упругую, буйную фольклорную музыку при помощи правил переслащёной гармонии и тупоумных принципов теоретической корректности. Через эти бурные пятьдесят лет джаз всё-таки сохранил в его ненарушенном состоянии свою истинную художественную субстанцию: свободную импровизацию на заданную тему – а, следовательно, то, что непрерывно делает из него новый вид музыки и, вместе с тем, новый способ совместного музицирования, что говорит о его исключительной позиции в мире настоящего искусства. Джаз сокрушил полную гегемонию композитора, отверг приоритет нотной записи в явлении создания музыки, передал исполнителю право на творческий акт, зажёг изобретательность играющего в чарующих задачах, содрал с него панцирь исполнителя, сделал из него творца и вернул ему ошеломляющую радость созидания. В этом коренится революционная сила джаза, невзирая на весь примитивизм, в котором его обвиняют; эта сила воплощает его влияние на эпоху и поколение".

484 Leopold Tyrmand (1920-1985) – польский писатель и публицист. Знаток и почитатель джаза, а также ведущий аниматор джазовых фестивалей в Польше в период, когда джаз был признаком свободы, а культивирование джазовой музыки требовало много мужества.
485 "Przegląd Kulturalny" (рус. «Культурный обзор», 1952-1963) – общественно-культурный еженедельник, издававшийся в Варшаве.
486 Jan Kott (1914-2001) – польский критик и теоретик театра; поэт, переводчик, автор эссе, литературный критик.
487 В оригинале – польск. "trepidacja" (рус. трепидация, от лат. trepidatio) – в данном случае – дрожание, трепет.
488 Frenezja – неистовство, буйство, помешательство.
489 Jean-Paul Charles Aymard Sartre (1905-1980) – романист, драматург, автор эссе и французский философ.
490 Экзорцизм – в католической традиции – процедура изгнания злого духа из одержимого.
491 Ария Ёнтка "Szumią jodły na gór szczycie" из оперы Станислава Монюшко «Галька».
492 Из части IV поэмы Адама Мицкевича «Дзяды».
493 Можно перевести и как «… гриб дождя». В источнике использован редко употребляемый фразеологизм: "Łaknąć jak kania dżdżu". Говорится так, когда кто-то к чему-то очень стремится, чего-то нетерпеливо ждёт.
494 Перен. «исступлённо-весёлый».
495 Необузданный в веселье.
496 Когда в 1947 Л. Тырманд организовывал в варшавской YMCA первый послевоенный джазовый концерт, он подсунул оркестру Карла Бовери оркестровку Томми Дорси композиции Стивена Фостера "Swanee River". С тех пор и по сегодняшний день этот джазовый гимн по установившейся традиции исполняется при проведении польских фестивалей: "Krakowskie Zaduszki Jazzowe", "Jazz Jamboree", "Jazz nad Odrą", "Złota Tarka".
497 Польск. "U brzegów jazzu", сборник очерков.
498 Marshall Winslow Stearns (1908-1966) – американский джазовый критик, исследователь джаза. Библиография – "The Story of Jazz" (1956).
499 Клезмерская музыка – увеселительная бытовая и ритуальная музыка евреев Восточной Европы, прежде всего как часть еврейской (идишной) музыкальной культуры.
500 От англ. "revival" – возрождение, оживление.
501 Англ. " Jitterbug" – популярный в 1920-50-е годы эксцентричный, импровизированный быстрый танец. Относится к группе свинговых танцев наряду с линди-хопом и джайвом.
502 Waldemar Maciszewski (1927-1956) – польский пианист. Waldemar Valdi – имя, под которым В. Мачишевский играл в первых (40-50-е г.г.) польских джазовых или околоджазовых оркестрах.
503 Jan Issakiewicz – басист варшавского катакомбного периода джаза, один из несносных парней тетушки УМКИ (YMCA).
504 Wacław Czyż – пианист, пионер польского джаза.
505 NRF – Силы быстрого реагирования НАТО.
506 André Kostelanetz (рус. Абрам Наумович Костелянец; 1901-1980) – известный американский оркестровый дирижёр и аранжировщик российского происхождения; один из пионеров легкой симфонической музыки.
507 George Melachrino (1909-1965) - английский музыкант, композитор и музыкальный руководитель итальянского происхождения.

Перевод с польского, комментарии и примечания: Георгий Искендеров (Россия, Москва, 1974 г., 2014 г.)
Литературный редактор: Михаил Кулль (Израиль, Иехуд, 2014 г.)