Marcus Miller

Я встретилась с Маркусом Миллером в миланском Blue Note во время его европейского тура в поддержку альбома Silver Rain. Он находился на вершине успеха, и места в клубе раскупили полностью. Первая часть интервью была записана днем во время пресс-конференции. Встреча с журналистами состоялась сразу же после того, как музыкант провел мастер-класс с итальянскими басистами в Blue Note.

Маркус Миллер занял место перед собравшимися и заговорил первым.

Маркус Миллер: Мы только что начали свой европейский тур. Стартовали в Париже, и вот теперь – в Милане. Последний раз я был здесь двенадцать лет назад, когда играл с Майлзом Дэвисом. И очень рад вас видеть. Для начала расскажу немного о своем новом CD, который называется Silver Rain. Писать музыку для него я начал в поездке. Мне трижды приходилось помногу выступать по всему миру, и я понял, что если не буду писать музыку в дороге, то больше никогда не смогу писать музыку вообще. Потому что, как ни странно, в дороге это делать крайне интересно – очень вдохновляет посещение разных мест, это крайне интересный способ подготовки нового альбома. Но альбом этот специфичен еще и тем, что вместе с собственными композициями на нем я сделал много кавер-версий песен, написанных другими людьми, мои собственные их интерпретации. Это и Frankenstein Эдгара Уинтера – очень старая песня в стиле джаз-рок, и песни Джими Хендрикса, Принца, и даже "Лунная Соната" Бетховена. Думаю, очень интересно послушать нашу интерпретацию той музыки, которая давно вам знакома. Ведь это прекрасная возможность для нас показать вам способ собственного музыкального мышления.
Что касается музыкантов. У меня бэнд, с которым я играю уже лет десять, и все его музыканты представлены на CD: Poogie Bell на ударных, на трубе – Patches Stewart, гитарист Dean Brown, а также с нами записались несколько гостей: вокалистка Macy Gray, фантастическая певица Lalah Hathaway, на саксафоне – Kenny Garrett, а еще Kirk Whalum и Eric Clapton.
Про сам диск могу сказать еще только одно: бас на нем очень громкий! Поэтому когда станете его крутить, будьте осторожны со своей системой – она может испортиться! (Улыбается.)

Вопрос: Как принимались решения о том, какие каверы войдут в ваш новый альбом?

Маркус Миллер: Знаете, когда мы приезжаем в новый город, то после обеда у нас всегда саунд чек. Надо удостовериться, что все инструменты работают, и мы уже прекрасно знаем нашу музыку… вот я и решил однажды поэкспериментировать: "Эй, ребята, помните эту старую песню?" и начинаю играть Frankenstein, а они говорят: "О, да…" Тогда я продолжаю: "Что ж, классные звуки, давайте попробуем сыграть это сегодня вечером и посмотрим, понравится ли аудитории". И публика идет в разнос, все начинают прыгать вверх-вниз, и я решаю: о'кей, мы запишем это на нашем новом CD.
Насчет "Лунной Сонаты" Бетховена. Моему сыну 16 лет, и он играет на классическом фортепиано. Как-то он разучивал эту вещь, а я прогуливался вокруг дома и подумал: "Послушай, разве этот Бетховен не классный парень? Он лишь нуждается в барабанах, ему нужен бит". Тогда я стал напевать ритм сам себе во время игры сына, и тот решил, что отец сошел с ума, что я – сумасшедший джазовый музыкант. Но я сказал ему: "Знаешь, это действительно интересно, я хотел бы попробовать это сыграть и посмотреть, удастся ли мне передать саму атмосферу".
Вообще, насчет кавер-версий, думаю, на самом деле это очень много говорит вам об артисте, когда вы уже знаете композицию, а затем слышите, как кто-то другой исполняет ее. Те изменения, которые он вносит, говорят вам о том, кто он есть, способ его интерпретации предоставляет вам отличную возможность проникнуть в сущность того, кто он есть. Поэтому я и люблю делать каверы.

Вопрос: Что вы можете сказать о специальных гостях, участвовавших в записи вашего альбома? Вы пригласили их, потому что давно их знаете?

Маркус Миллер: Некоторых знаю очень давно, например Кенни Джарретта и Лэйлу Хэзэвэй, но Мэйси Грэй, стыдно признаться, я не знал. Я увидел ее как раз в клубе, в самый тот момент, когда решил сделать песню Принца. Я хотел сделать ее инструментальной, и мне нужно было, чтобы кто-то спел лишь припев, потому что этот припев – просто фантастика. И тут я подумал: "Кто является настолько яркой личностью, чтобы спеть небольшой кусочек, но сделать очень мощно?" И ответил сам себе: "Мэйси Грэй!" Поэтому я поинтересовался у людей: "Эй, кто знает Мэйси Грэй? Вы знаете Мэйси Грэй?" Мы нашли кого-то, кто был с ней знаком, и у нее спросили: "Было бы вам интересно выступить с Маркусом?" Она попросила: "Дайте мне послушать его музыку". И она послушала ее, и сказала "да", так что я встретился с ней в день, когда мы исполняли эту песню. Самое интересное, что до этого мы не знали друг друга, и вы можете услышать на этой записи, как она открыла для себя мою музыку. Она воскликнула: "О! Бас!… вау! Саксофон! Отлично, Маркус!" Вы знаете, она кричала и говорила это мне на протяжении всей песни! Поэтому я оставил все так, как есть, и мне кажется, получилось очень классно. (Улыбается, – прим. переводчика.)

Вопрос: Около пяти лет назад вы с Эриком Клэптоном, Стивом Гэддом и Джо Сэмплом дали в Перуджи и на Сардинии два концерта The Legends, которые прошли с большим успехом. Планируете ли вы повторить тот опыт, сделать что-либо подобное в будущем, может даже с другими артистами?

Маркус Миллер: Да, тогда получилось весьма удачно, потому что очень тяжело собраться вместе. Ведь у каждого своя собственная программа, и каждый – знаменитость. Это было сложно, но по-настоящему захватывающе, и мы собираемся это повторить. Может я прямо сейчас позвоню Эрику Клэптону и зарезервирую на ближайших лет этак пять (улыбается).

Вопрос: Есть ли у вас с этих концертов материал для DVD?

Маркус Миллер: Да, у нас есть DVD, который выйдет вскоре после моего последнего альбома, но мы всерьез подумываем о том, чтобы сделать новый DVD на эту музыку. Бэнд по-настоящему воодушевлен этой идеей, так что, думаю, очень скоро настанет время для записи.

Вопрос: Чем вы планируете заняться после итальянского тура? Другие проекты?

Маркус Миллер: Мы заканчиваем этот тур, и я возвращаюсь к работе над CD, которым сейчас вплотную занимаюсь – продюсирую запись самого знаменитого оперного тенора Кенна Хикса (Kenn Hicks), которого знаю в Соединенных Штатах. Мы собираемся скомбинировать оперу и джаз, и планируем посмотреть, что об этом думают итальянцы. Вы, наверно, не знаете Кенна Хикса. Сегодня он занимается тем, что объясняет поп-певцам, как надо петь. Он учит Дженнифер Лопес, Спайс Гёрлз, обучает их классическому пению, помогает спеть одну лишь песню...
А также, по возвращении в Соединенные Штаты, вернусь к написанию музыки для фильмов, возможно, сделаю пару фильмов, а затем настанет время для того, чтобы подумать и о новой музыке – надо не забывать о будущем.

Вопрос: Вы уже приняли решение или только подумываете о том, чтобы привлечь Принца для работы над вашим новым альбомом?

Маркус Миллер: Я и не думаю об этом, так как вполне допускаю, что он откажется. Но знаете, мне позвонили из Штатов из моей звукозаписывающей компании и сообщили: "Мы только что получили сообщение от Принца: "Пожалуйста, немедленно вышлите мне CD Маркуса"… Так что я не знаю. Все будет зависеть от его реакции. Я могу поинтересоваться у него в следующий раз и предложить: "Приходи, давай играть вместе!" А поскольку Принц – фантастический музыкант, который играет на басу, на гитаре, на клавишных, то это нужно всем нам: у нас будет целый оркестр! (Улыбается.)

Вопрос: Возвращаясь к каверам… Всегда ли артисты, написавшие оригинальную версию, говорят, что им понравилась ваша интерпретация?

Маркус Миллер: Знаете, всегда опасно делать чью-либо песню. Ведь любой человек, естественно, любит свое произведение, и ты никогда не знаешь, какая у него будет реакция. Но вот на своем прошлом диске я сделал композицию Билли Кобэма Red Baron. И ему понравилось. Потому что если выдержать достаточно долгую паузу, то люди рады уже хотя бы тому, что ты вдохнул в их песню жизнь. Так что не делайте это слишком скоро.

Вопрос: Будете ли вы играть сегодня вечером на своем бас-кларнете?

Маркус Миллер: Да, я определенно буду играть на моем бас-кларнете. Это весьма важно для меня, потому что звук бас-гитары слишком металлический, и, думаю, людям сложно слушать такой саунд весь концерт. Но бас-кларнет – прекрасное отступление: он теплый, деревянный, его звук полностью противоположный. Я же люблю контрасты, и когда возвращаюсь к бас-гитаре, вновь получается контраст.

Вопрос: Какую музыку вы слушаете, какая музыка вам нравится?

Маркус Миллер: О, я люблю старый джаз пятидесятых, например, Miles Davis Quintet, а еще бразильскую музыку: Djavan, Milton Nascimiento. И слушаю много хип-хопа, потому что живу в Соединенных Штатах, где он звучит повсюду. Я люблю его слушать в самих разных вариантах и, возможно, черпаю оттуда идеи, беру понемногу и смотрю, могу ли я повлиять этим на джаз.
Знаете, мне хочется сказать одну вещь: первый раз я был в Италии с Майлзом, и мы играли в большом шатре, где было, возможно, тысяч 20 или 30 зрителей. Но Майлз поиграл лишь минут 20, а потом ушел, и мы пошли за ним, мы все пошли за ним. Аудитория подумала, что это антракт, а Майлз посадил нас всех в машину, и мы укатили. Люди подумали, что он пропал, я видел, как шатер начало трясти. Поэтому хочу принести всем свои извинения, и передать каждому, что это было не мое решение. Майлз ушел, и мы были вынуждены следовать за ним.

Вопрос: Каким образом аудитория воздействует на вас, когда вы находитесь на сцене? Сейчас вы играете в Blue Note, где зрители аплодируют в конце вашего выступления, но в июле прошлого года в Монреале вы выступали перед 4000 зрителей, которые совершенно обезумели от вас, постоянно визжали и вопели. Как действует подобная сложная обстановка, когда вы играете?

Маркус Миллер: Один из наиболее значительных факторов турне заключается в том, что музыканты остаются те же, а аудитория всегда разная. Да, мы играли в Монреале, где народ начал шалеть с первой ноты, в другой раз играли в Париже, где все происходило подобным образом. Или время от времени выступаем в Клубе, где аудитория совершенно другая. Обычно первые три песни дают тебе время разогреться, а потом начинаешь понимать, что люди слушают, они перестают есть и начинают слушать, и в итоге все чувствуют одно и то же. Лишь три первых песни дают тебе время разогреться.
Моя любимая аудитория… вы знаете, иногда она черезчур восторженная – слишком уж много энергии передается тебе от зрителей, настолько много, что это начинает отражаться на твоей игре. Вы понимаете, о чем я? Ты начинаешь играть слишком жестко, слишком мощно… Поэтому я люблю аудиторию более спокойную, перед которой ты можешь играть тоньше, нежнее. Такая аудитория прекрасна, потому что она – слушающая. Такая аудитория вдохновляет. Она вдохновляет музыку, а не тебя. Вы понимаете, о чем я? Иногда лишь выйдешь на сцену, а они уже с ума сходят… и я даже играть не могу! Поэтому я действительно предпочитаю такую аудиторию, как здесь.

Вопрос: Что вы думаете по поводу современного джаза?

Маркус Миллер: Думаю, что современный джаз находится сейчас в немного растерянном состоянии. Потому что закончился период, когда люди очень интересовались джазом старого стиля, и было очень волнительно услышать этот стиль снова. Но сейчас, похоже, уже все осознали: для того, чтобы музыка продолжала развиваться, обязательно должно быть какое-то количесвто музыкантов, создающих что-то в новом джазе. Я воодушевлен этим и уверен, что мы находимся на пороге рождения очень интересной музыки.

Вопрос: Что вы думаете о сегодняшнем музыкальном рынке, существующем после появления iTunes и цифровой музыки?

Маркус Миллер: Поначалу это казалось ужасным, потому что ты не знал, будут ли в состоянии музыканты продолжать записывать CD и зарабатывать этим на жизнь. Но сейчас я смотрю на все это намного спокойнее. Думаю, что iTunes возвращаюют людей к музыке, и это именно то, что нам нужно. Мы хотим, чтобы люди получали от музыки вдохновление, и сейчас повсюду, где бы ты ни был, то видишь людей в наушниках, слушающих музыку. А ведь было время, когда люди не хотели просто слушать музыку, они хотели что-нибудь смотреть при этом. Знаете, довольно долго, может пследние лет пять, они заявляли: "Я хочу смотреть видео! Мне необходимо видеть то, что я слушаю!" Для меня же всегда было интереснее просто слушать, потому что тогда ты можешь представлять себе что угодно. А DVD и видео подменяют ваше воображение. Но iTunes, думаю, это возвращение назад, к музыке.

Вопрос: Музыку для каких фильмов вы собираетесь написать? Какой ваш фильм вы считаете лучшим?

Маркус Миллер: В Америке мне дают делать много романтических комедий. Романтические комедии – сложный жанр, потому что музыка в них не должна быть слишком глупой, но при этом в ней должно присутствовать достаточно чувства юмора. Найти такой баланс очень сложно, и мне нравится это делать. Последний фильм, над которым я работал, называется King's Ransom, он выходит на экраны в этом месяце. Фильмов, которые мне нравятся, десятка с два. Но, знаете, я тут разговаривал пару дней назад с Куинси Джонсом, он рассказал мне о своих старых картинах, In The Heat Of The Night, например, о нескольких по-настоящему интересных картинах, которые я изучал, чтобы напомнить самому себе о том, каким великим он был, а он был великим композитором. И вот Куинси Джонс сказал мне: "Не позволяй им все время давать тебе работать над однотипными фильмами. В Голливуде никто не относится к тебе слишком хорошо, поэтому, убежден, ты должен постоянно меняться, сохраняя актуальность, иначе они выбросят тебя в яму".

Вопрос: Что вы можете сказать о тех двух фильмах, работу над которыми начнете сразу после турне?

Маркус Миллер: Их режиссер – Реджинэлд Хадлин, и он начал работу над фильмами, которые даже названия пока не имеют. У него есть только идея. Но идея забавная. Несколько лет назад я говорил Реджи о парне, который изображал меня на сцене. Люди тогда еще не знали, кто я такой, не узнавали меня в лицо, но все время видели мое имя на компактах. И появился один парень в Сан-Франциско, который ходил повсюду и утверждал, что он – это я, и наделал кучу всяких сумасшедших вещей. Я рассказал Реджи эту историю, и он решил: "Я должен снять про это кино". Думаю, это будет следующая вещь, которую он попробует сделать.

Вопрос: Можете ли вы рассказать о своем самом большом профессиональном достижении и о ваших профессиональных мечтах?

Маркус Миллер: Сегодня у меня одна мечта – продолжать оставаться креативным, создавать новые вещи и совершенствоваться как музыканту. Думаю, это великое дело – быть музыкантом; ведь ты не останавливаешься никогда до самого дня своей смерти, ты должен постоянно совершенствоваться. И это прекрасно. Одна из моих самых крупных баталий происходит из-за того, что мой мозг работает слишком быстро, и я пытаюсь осуществить слишком много всего одновременно. И мне это доставляет большое удовольствие (делать много вещей одновременно), но я все еще подгоняю себя, подгоняю: еще одно дело, еще одно… Иногда я думаю, что было бы неплохо снизить темп и сконцентрироваться на чем-то одном. Но есть наиважнейшее дело, и есть много других вещей: быть черным парнем в Америке – дает такие возможности. И я пытаюсь оставаться сфокусированным на своей чаше, я не могу позволить всему этому ее расплескать, принеся мне вред. Думаю, если вы находите что-то, что любите, то очень заботитесь об этом: очень сложно стать сумасшедшим, и это справедливо в отношении меня. Я не слишком легко схожу с ума.

Вопрос: Знакомы ли вы с итальянской джазовой сценой, и есть ли итальянские музыканты, с которыми бы вы хотели посотрудничать?

Маркус Миллер: Я не знаком с итальянской джазовой сценой настолько хорошо… Я знаю итало-американскую джазовую сцену, например, Джо Ди Франческо. Однако он американец… Но это зависит лишь от меня самого, так что мне нужно побыть здесь подольше и посмотреть, что у вас делается!

Пресс-конференция закончилась, и я последовала за Маркусом Миллером вверх по лестнице в тихий офис, чтобы взять у него интервью.

Ева Симонтакки: Вы сделали такую успешную карьеру: продюсер таких великих музыкантов, как Лютер Вандросс, Майлз Дэвис, Дэвид Сэнборн; вы были наилучшим студийным музыкантом, фигурирующим на около 450 записей. Вы поете, играете на кларнете, фортепиано и многих других инструментах, кроме бас-гитары. Вы композитор, пишите музыку для себя и других музыкантов; вы пишите музыку к фильмам. В 1993 году вы выпустили свой первый сольный альбом The Sun Don't Lie, и после этого еще 8 (2 live) альбомов, Silver Rain – ваш самый последний альбом. Как вы справляетесь со всеми этими направлениями деятельности, ветвящимися вокруг вашей любимой музыки?

Маркус Миллер: Знаете, если вы представляете себе это таким образом… да меня утомляет даже слушать все это!

Ева Симонтакки: Конечно, вы делали все это на протяжении многих лет…

Маркус Миллер: По мне, так я – тот тип личности, которому нравится делать много вещей одновременно. Иногда я думаю, что если сосредоточусь на чем-то одном, то у меня ничего не получится. Слишком много энергии уйдет на одно дело, и это будет слишком трудно. Да, мне нравится делать три или четыре дела одновременно, но чем бы я ни занимался в данный момент, это – единственное дело в мире. Поэтому если я разговариваю с вами, ничто меня не отвлекает. Понимаете, что я имею в виду? Если я работаю с Майлзом, это еще ничего не значит. И если кто-то позвонит: "Хеллоу? Вы должны быть здесь", о'кей. Вы понимаете, о чем я? Думаю, мне позволяет все успевать то, что где бы я ни находился в данный момент, для меня это – весь мир, и это дает мне возможность сконцентрироваться. Я не должен беспокоится о чем-нибудь еще. Если я делаю что-то, то не должен постоянно думать: "Эй, мэн, через пять минут ты должен сваливать отсюда…" Я счастлив, что в моей жизни есть люди, которые мне помогают. Я прошу: "Слушай, позвони мне в пять часов и скажи, что я должен идти". И я могу спокойно работать, а когда звонит телефон, и мне говорят, что я должен идти, о'кей, я иду. Поэтому, когда я фокусируюсь на чем-то одном, то на самом деле отдаюсь этому на все 100%.

Ева Симонтакки: Стандартный день Маркуса Миллера (когда он не в турне).

Маркус Миллер: Стандартный день Маркуса Миллера? О'кей. Я просыпаюсь в 7 часов, и моя жена начинает собирать детей в школу. Я везу двух девочек в школу. После того, как они идут на занятия, я направляюсь в гимнастический зал, примерно в 8 часов. Там играю в баскетбол, повышаю свой уровень час, а может два. Затем иду в студию и работаю там над тем, чем занимаюсь в данный момент – над фильмом или собственной композицией, делаю все, что для этого нужно, на протяжении семи или восьми часов. Затем иду домой, говорю всем: "Привет!", помогаю в работе по дому, возможно, смотрю телевизор с семьей, потом все отправляются в постель, и я сообщаю: "Иду обратно в студию". Возвращаюсь в студию и работаю до тех пор, пока не устаю настолько, что все начинает рассплываться в глазах. Только тогда отправляюсь домой. Вот мой типичный, не в турне, день.

Ева Симонтакки: Значит, вы имеете возможность и побыть с семьей, поиграть с детьми, и даже сделать что-то для себя, для поднятия настроения.

Маркус Миллер: Но при этом ты знаешь, что случится, если внезапно попадешь в тяжелый период, как, например, при работе над фильмом, минимум на неделю. Тогда все меняется. Или когда работаешь над новым CD, к чему я должен вернуться очень скоро… Тогда я объявляю: "Привет всем! Я проваливаюсь в бешенный период". И каждый знает, что у меня – сумасшедшее время. Тогда я работаю круглые сутки и возвращаюсь домой… когда все уходят в школу, только тогда возвращаюсь домой. Но я пытаюсь справляться с этим. Такое случается в конце каждого проекта. Я работаю около месяца, после чего у меня начинается ужасное время, или два месяца, а потом – напряженная неделя.

Ева Симонтакки: Каков он — особенный день Маркуса Миллера?

Маркус Миллер: Иногда я говорю жене: "Знаешь что? Я завязываю сегодня"... "Завязываешь?"... "Да, быстрей, пошли!" И тогда мы идем, гуляем, отдыхаем, чем-нибудь занимаемся. А если она занята, то иногда я всего лишь катаюсь. Врубаю музыку и гоняю на машине, очень быстро (улыбается)... Лишь езда под музыку. Я уверен, что машина – уникальное место. Ты остаешься наедине с самим собой, никакого телевизора, и появляются мысли. Начинается настоящая жизнь, ты можешь слушать музыку как тебе нравится, и я по-настоящему наслаждаюсь этим.

Ева Симонтакки: Как долго вы раздумывали над своим соло-проектом The Sun Don't Lie до его релиза в 1993-м?

Маркус Миллер: Лет шесть… Я написал небольшой кусок, играл кому-то… "Тебе нравится? Это должно войти в мой альбом".
Я закончил The Sun Don't Lie где-то году в 1991-м, но затем наступило время мучительных поисков договора. Люди говорили: "Мы не знаем… Он – сайдмэн". В конечном итоге он вышел лишь в 1993-м. Так что, думаю, года четыре. На первый альбом времени у тебя в избытке – вся жизнь. На второй альбом – восемнадцать месяцев. Вы понимаете, о чем я? В первый раз ты тратишь только свое личное время, потому что это всего лишь первый альбом. Если быть точным, у меня это произошло во второй раз, потому что я сделал два альбома очень рано в своей жизни, может, когда мне было двадцать один или двадцать два года, этакие ритм-энд-блюзовые альбомы. Но тогда решил: "Я пока не готов, мне нужно еще подрасти". И потом ждал, как это ни странно, хотя имел две возможности выпустить альбом, но на самом деле The Sun Don't Lie – это первый раз, когда я смог сказать себе: "Да, это действительно мое".

Ева Симонтакки: Вы как-то сказали, что в вашей фразировке и технике вас очень вдохновляет вокал, и это интригует, поскольку множество певцов и вокалистов, наоборот, утверждают, что их вдохновляет звучание музыкальных инструментов. Как вы думаете, может это потому, что вы сами поете?

Маркус Миллер: Что ж, мне кажется, что все мои любимые музыканты играют так, словно поют. Когда вы слушаете Майлза, то вы можете спеть его соло. Но когда вы слышите некоторых других музыкантов, то петь не можете. Если вы играете на инструменте, которому требуется ваше дыхание – саксофон, труба, вокал – вы должны фразировать: вам надо начать и надо остановиться, потому что вы должны дуть. Если же вы играете на басу, гитаре, рояле, ударных, вы не должны дуть. Вы можете играть так долго, насколько вам хватит энергии. Но это сделает вашу музыку трудной для восприятия, потому что человеческая сущность заключается в том, что мы воспринимаем на слух фразы, наш слух привык вопринимать фразами, правильно? Если же вы продолжаете играть, это уже не фраза. Что я должен сделать, когда играю, словно пою? Я делаю остановку. А потом начинаю снова. Это заставляет меня искать идеи. И я мыслю музыкальными идеями, особенно когда импровизирую. Очень важно пытаться применять фразы. И я стараюсь говорить молодым музыкантам: "Пожалуйста, не играйте одними лишь руками, не распускайте ваши руки. Думайте над тем, что вы хотите сказать, и говорите это внятно, а затем говорите что-нибудь еще, и что-нибудь еще. Вы можете играть очень долго, когда играете на рояле, на басу, и в этом нет ничего неправильного. Но думайте о фразах – о началах и концах. Певцы делают это естественно. Кроме того, именно певцы научили меня правильно использовать вибрато. Не применяйте его налево и направо. Держите ноту, и когда нота почти слишком долгая, только тогда добавляйте вибрато. Эти то, что вы делаете как певец". Я научился этому на своем инструменте, и это делает мою игру более экспрессивной. Когда поют такие певицы, как Билли Холидэй, Сара Воэн, при наличии бита, они иногда пережидают. В итоге их отставшее от бита пение снова попадает в него. Басисты, большинство басистов не понимают этого. Они играют прямо в бите, потому что они играют ритм. Но для себя, для солирования, я решил: "Знаешь что? Так – более экспрессивно. Пусть бит идет сам по себе, улавливай его. Даже вырывайся вперед иногда". Так вы получаете свободу, о которой обычно даже не догадываются. Но я знаю это, потому что живу с певцами, я – продукт певцов, я – сам певец. Для нас речь – наиболее фундаментальная форма общения, и в этом пространстве вы должны заставить вашу музыку говорить, чтобы помочь людям понять вас.

Ева Симонтакки: Артиста с подобным опытом исполнения во многих сложных музыкальных стилях, но при этом с очень индивидуальным саундом,найти трудно. Впоминается ли вам какой-нибудь редкий случай, который бы поразил вас, воодушевил или открыл для вас "особую дверь"?

Маркус Миллер: Я вспоминаю отсутствие собственного голоса на басу очень смутно, помню, что у меня не было никаких идей, как его добиться. И я, бывало, спрашивал у моего старого музыкального друга Ленни Уайта, знаменитого барабанщика: "Ленни, что сделать, чтобы получить свой собственный голос? Мой собственный стиль?" И он сказал: "Не думай об этом, только играй, все время играй. Однажды ты послушаешь запись и скажешь: "Хей! Это мое!" Поэтому я только играл и играл, и однажды получил сообщение от Майлза Дэвиса: "Позвони Майлзу". Я был на записи и не помню, кто это передал, но я получил записку: "Позвони Майлзу". Так я позвонил Майлзу, и он сказал: "Будь на студии Columbia в час". "Это действительно Майлз Дэвис?" "Да". "О'кей". После того, как сессия закончилась, я пошел в студию Columbia, и попал в совсем другое место, и не на один час, я записывался с Майлзом. И это очень важно – сам Майлз, именно это. Потому что с ним я должен играть что-то особое, я хочу играть что-то крайне особое, я ныряю очень глубоко, чтобы найти что-то подходящее, что-то специфичное. Затем мы заканчиваем запись и идем в контрольную комнату прослушать воспроизведение и услышать, что у нас получилось… и я слушаю бас, и слышу: "Хей, это мое… Это только мое. Я узнаю себя. Это – мое…" Что было для меня большим сюрпризом, так как я вспомнил слова Ленни Уайта: "Однажды ты послушаешь, и это будет сюрпризом для тебя". Я был страшно удивлен, знаете, и очень счастлив, потому что не могло быть для меня лучшего момента, как понять это именно с Майлзом. Я был очень счастлив. На самом деле, думаю, я выработал собственный стиль года за два до этого, но лишь в тогда понял, чего достиг. Я был в полном сознании, я был сконцентрирован на этом. Это было очень важно для меня, знаете… Я получил тот маленький росток стиля и попробовал развить его. Я ничего не слышал, кроме этого, и ничего не помню, кроме того, что отметил про себя: это – твое, будь уверен, что ты разовьешь это, парень. И это было то, над чем я должен был работать, чтобы попытаться развить.

Ева Симонтакки: Когда вы наиболее креативны? Наедине с собой, в каком-то укромном месте, или на природе, или когда вась поджимает, или в какой-то другой ситуации?

Маркус Миллер: Знаете, начинать что-нибудь я должен в укромном месте. И я не должен заканчивать что-нибудь в укромном месте. Мне необходимо: "Вы обязаны сделать это, Маркус, быстрее!", потому что дедлайны вынуждают тебя становиться решительней, у тебя нет времени на размышления. Поэтому ты должен обратиться к собственной интуиции. Куинси Джонс говорил мне, что когда ему назначают дедлайн, он непременно возвращается к телевизору, и смотрит телевизор, и начинает писать с помощью другой части мозга, подсознательной частью мозга. Нет никаких сомнений, что я так не могу… Но мне дедлайны помогают! Они заставляют работать интенсивней. И дают тебе возможность открыть себя истинного! Если у тебя слишком много времени – это не помогает. Вроде того: "Я хочу стать кем-то другим… Дайте мне попробовать…" Но нет, с дедлайном ты должен оставаться самим собой.

Ева Симонтакки: Что бы вы сказали всем тем, кто стремится стать профессиональным басистом и тратит бесчисленные часы на прослушивание ваших записей, пытаясь играть в вашем стиле?

Маркус Миллер: Я бы сказал вот что: "Ваш наиболее важный вдохновитель, возможно, кроется очень глубоко в вас самих". Я должен заявить, что музыкантам, у которых очень хороший стиль… это пришло из ихнего дома, это пришло из их личного окружения, того, в котором они живут. Как Майлзу, героем которого был Кларк Терри, живший совсем рядом с ним… Знаете, люди, приехавшие из Нового Орлеана, имеют свой специфический саунд, я – из Нью-Йорка, у людей из Японии – свой саунд. Думаю, чтобы понять, кто вы есть самом деле, вы в первую очередь смотрите на своих соседей. Потому что никто еще не делал такого, еще никто не смог играть так, как приехавшие с Сардинии, играть как те, кто приехал из Польши. Вы должны сделать это своим центром, и онажды получите свой собственный центр. А потом вы оглядитесь вокруг, и внезапно схватите это все, и прибавите к своему центру. Но ваш центр никогда не меняется. Я слушаю бразильскую музыку, я слушаю старый джаз 50-х, я слушаю хип-хоп, но в своем центре я – в Нью-Йорке, в фанк-музыке, с джазом. Это то, кто я есть. Потом уже я использую все, что помогает мне расти. Вы действительно должны работать в вашем центре. А множество музыкантов, особенно если они не приехали из большого города, считают так: "Я должен убежать отсюда, я не должен ждать, чтобы сбежать из этого маленького городка!" Но вы слышали Тутса Тилеманса! Тулуза, Франция… Разве вы не слышите это в его игре? И никто больше не может сделать так! Никто не может сыграть, как Тутс! Потому что он есть тот, кто есть. И вы слышали Билели Лагрена, который играет все эти цыганские штуки… и это – он! Я не могу сделать такое! Я могу слушать, могу восхищаться и может даже взять пару вещей, но это – он. И мне кажется, наш мир становиться слишком уж маленьким, поэтому все труднее быть оригинальным музыкантом. Вы понимаете, о чем я?

Ева Симонтакки: Вы продолжаете слушать множество непохожих идей, приходящих отовсюду, и приходящих все быстрее. И молодые музыканты получают такую возможность все раньше и раньше...

Маркус Миллер: И поэтому сейчас вы слушаете очень молодых музыкантов, даже знаменитых музыкантов, и думаете: "О'кей, этот звук как у Сонни Роллинса, Декстера Гордона… Это – Джон Колтрэйн…" Хорошо, может этот саунд такой, потому что у него такое сочетание, но перед этим вы должны сказать: "О! Это звуки Техаса! Наверное, это Эдди Л. Дэвис… Потому что я слышу саунд Техаса". Или слышу Новый Орлеан, или район Залива. В Соединенных Штатах все регионы имеют свой собственный саунд… Но их становится все меньше и меньше. Это плохо. Хорошо то, что сейчас мы имеем возможность передавать опыт друг друга намного проще, мы не замыкаемся в узких взглядах, но у этого один недостаток – все музыканты начинают звучать одинаково.

10 апреля 2005 года, Blue Note, Милан
Фото: Альберто ГОТТАРДЕЛЛИ
Перевод с английского: Алесь ОСТРОВЦОВ

Ева СИМОНТАККИ

2005