Mike & Kate Westbrook - Музыка реальных идеалистов

В апреле 2008 года на международном фестивале «Джаз-Транзит» самым интересным событием было выступление (впервые в России) британского квартета Майка Уэстбрука – пианиста, композитора и бэнд-лидера, одного из ведущих музыкантов европейской джазовой сцены, автора и организатора более полусотни джазовых проектов, посвященных Шекспиру, Россини, Уильяму Блейку и другим поэтам, Дюку Эллингтону и др., а в данном случае, швейцарскому художнику Каспару Вольфу. В состав квартета, помимо Майка и его жены, поэтессы и вокалистки Кэйт, входят еще два многолетних соратника Уэстбрука – саксофонисты Крис Бискоу (Chris Biscoe) и Питер Уайман (Peter Whyman).

Проект Art Wolf (лондонская премьера 2006 года) представляет собой полутора часовую сюиту в 12 частях, в которой наиболее впечатляющими показались мне великолепно выстроенная драматургия, баланс ансамблевых и сольных партий и обнажено-выразительный, почти театральный вокал Кэйт Уэстбрук.

Нижеследующее интервью записано в студии «Радио Екатеринбург» 27 апреля 2008 года.

Геннадий Сахаров: Добрый вечер, господа музыканты, и добро пожаловать в Екатеринбург, тем более что, по-моему, вы вообще впервые в России.

Майк Уэстбрук: Для нас это очень интересный опыт, потому что потребовалось слишком много времени, прежде чем нас пригласили в эту страну, так что мы чуть-чуть не опоздали. К счастью, не опоздали.

Думаю, что ваш визит значительно повысит джазовый престиж нашего города и этого фестиваля.

Кэйт Уэстбрук: Мы уже успели полюбить ваш город, и нам здесь очень нравится.

Вы просто хорошие английские дипломаты.

Кэйт Уэстбрук: Нет, это действительно так. Мы только что вернулись из поездки по городу, и он действительно выглядит прекрасно.

Специально к вашему визиту мэр выделил для муниципальных служб и чиновников несколько свободных дней для уборки мусора (смех).

Кэйт Уэстбрук: Для нас это большая честь, хотя мы не верим, что это было специально к нашему визиту (смех).

Хочу также поблагодарить Александра Кана, который привез этих замечательных музыкантов – Кэйт, Майка и еще двух саксофонистов, отнюдь не сайдмэнов, но достаточно известных фигур британской джазовой сцены и настоящих партнеров в музыкальном диалоге. Напомню, что в прошлом году благодаря Александру в нашем городе побывал замечательный семейный дуэт Кита и Джулии Типпетов.


Александр Кан: Я тоже очень рад быть здесь, и спасибо Екатеринбургу за интерес к британским музыкантам. Я рад поддерживать это российско-британское, екатеринбургско-лондон-ское сотрудничество…

…это наш ответ на действия российских властей по отношению к Британскому Совету. Тем более, что на большую часть нашей публики выступление наших гостей произвело огромное впечатление, и те слушатели, которые досидели до конца, устроили музыкантам настоящую овацию.


Кэйт Уэстбрук и Майк Уэстбрук: Спасибо, это было очень приятно.

Итак, основную часть нашей беседы мне хотелось бы начать с футбола. Как же так получилось, что в четверку полуфиналистов Лиги чемпионов попали сразу три английские команды? У вас, Майк, есть какие-либо соображения на этот счет?

Майк Уэстбрук: Я предпочитаю крикет, нежели футбол, хотя избежать футбола в Англии невозможно. Недавно мы были в Ливерпуле, и там был очень важный матч между «Ливерпулем» и «Эвертоном», с огромным количеством эмоций на стадионе, на улицах города и в отеле, где мы остановились. Я не представлял себе, что у «Ливерпуля» так много болельщиков за пределами Англии. Но на самом деле я не очень интересуюсь футболом. В школе я играл в регби и крикет… очень плохо.

Но может быть, именно благодаря этому вы стали прекрасным музыкантом?

Майк Уэстбрук: Да, наверное какая-то связь была.

Хорошо, если вы считаете себя некомпетентным в футболе, поговорим о политике. В России эта тема всегда актуальна, и любая культурная акция сопровождается обсуждением политических событий. По-моему, в 70-е годы многие музыканты британской джазовой сцены были очень политизированы и даже состояли в компартии.

Майк Уэстбрук: Ну… возможно, кое-кто и был, но в большинстве они были аполитичны и не очень интересовались политикой.

Кэйт Уэстбрук: Замечательный тромбонист и наш друг Пол Рэзерфорд – к сожалению, он недавно умер – действительно был членом компартии.

(Молчание.) Любопытно, Кит Типпет, например, тоже говорил мне, что он вроде как аполитичен, хотя известно, что британский арт-рок, из которого он вышел, был довольно тесно связан с разными политическими движениями.

Майк Уэстбрук: Я человек социалистической ориентации. В 70-е годы, когда мы создавали наш духовой бэнд, было такое политическое движение, которое стремилось вывести музыку из концертных залов и джазовых клубов, вывести ее на улицу, чтобы она была доступна всем. Мы начали расширять свой репертуар, и вместе с Кэйт, Филом Минтоном и Полом Рэзерфордом считали, что делаем нечто важное, стремясь приблизить музыку к людям. Как раз в то время мы начали исполнять песни с политическим содержанием, например, Уильяма Блейка или Бертольда Брехта, и в каком-то смысле начали заниматься политической деятельностью: выступали на берлинском фестивале «Красные песни», работали вместе с откровенно политической рок-группой «Генри Кау» (Henry Cow), также участвовали в нескольких коммунистических фестивалях в Англии и Италии. Тогда мы, наверное, ощущали себя частью контркультуры, в отличие от коммерческой поп-музыки. И мы действительно верили, что современная импровизационная музыка, авангардная музыка должна шагать в ногу с современной политической мыслью – таково было наше убеждение.

Кэйт Уэстбрук: С точки зрения политики и музыки мы всегда ассоциировали себя с английским поэтом XVIII века Уильямом Блейком. Но Блейк был политиком с маленькой буквы, а не с большой. У него были лево-политически ориентированные друзья и свободный дух – это было главное. Как и у его жены Кэйт.

И еще он вел очень свободный образ жизни – этакий английский вариант французского Гаргантюа. Если вернуться к рассказу Майка о «политическом» периоде вашей музыки, то не является ли альбом Marching Songs отголоском того времени?

Майк Уэстбрук: Безусловно, это антивоенное произведение. В свое время он был переиздан на CD, но сейчас найти его уже невозможно.

Итак, мы плавно перешли к вашей личной жизни, и в таком случае объясните, пожалуйста, как это получилось, что бывший бухгалтерский работник Майк Уэстбрук стал музыкантом, композитором, организатором и бэнд-лидером, и помогла ли ваша прошлая «бухгалтерия» сочинению музыки?

Майк Уэстбрук: Она не имеет никакого отношения к музыке. Мои первые детские интересы были связаны с изобразительным искусством: я любил рисовать и писать красками. Затем уже в подростковом возрасте я впервые услышал джаз, и это изменило мою жизнь. Но у меня не было никакого серьезного академического музыкального образования, и когда обнаружил интерес к джазу, я стал самоучкой, стал самостоятельно учиться играть.

Т.е., вы не были испорчены академическим образованием.

Майк Уэстбрук: Да, можно и так сказать (смех). У меня было, наверное, десяток уроков на трубе у трубача местного танцевального оркестра, но даже их я толком не освоил. Как только мне удалось сыграть две-три ноты, я мог уже играть блюз, и этого было для меня достаточно. Я подолгу сидел за роялем и своими неумелыми экзерсисами сводил всех с ума, но постепенно стал понимать, как можно делать музыку. Это был процесс самообразования, который продолжается вот уже 60 лет.

Делать музыку на интуитивном уровне, или у вас была какая-то умозрительная система?

Майк Уэстбрук: Я слушал музыку на пластинках и хотел научиться играть так же, и это было главной мотивацией – то, что меня двигало. Я пытался подражать другим музыкантам, но, поскольку я не был достаточно хорош в подражательстве, стал делать собственные вещи.

О! Прекрасный рецепт для многих российских музыкантов, студентов и преподавателей – не уметь подражать, именно не уметь, и тогда появится своя музыка
!
Майк Уэстбрук: Я ни в коем случае не хочу принизить значение академического образования. В нашем квартете играет саксофонист Питер Уайман, прекрасный музыкант с классическим образованием. Он пришел от других истоков, и может играть любую музыку. Просто у каждого по-разному складывается судьба. Мы с Кэйт и Крис Бискоу скорее самоучки, и у нас, наверное, есть своя оригинальность, но классическая подготовка Питера очень чувствуется, и это замечательно – иметь в группе такого музыканта.

Пожалуй, вы дополняете друг друга: один музыкант с академическим образованием и трое «самоучек» – такое соотношение, наверное, и порождает по-настоящему творческую музыку. Интересно, если положить на одну чашу весов людей, которые стали заниматься искусством, что называется, по зову души, а на другую тех, кто этим занимается «по профессии», то окажется, что непрофессионалы – это более великие художники, по крайней мере, большинство из них: Марсель Пруст, Фолкнер, Кафка, если говорить о литературе. Кит Типпет сказал мне, что нужно быть очень талантливым человеком, чтобы преодолеть оковы академического образования. Слава богу, вам не пришлось этого делать.

Кэйт Уэстбрук: Есть и другой подход. Если ты участвуешь в таком проекте, как наш Art Wolf, и там нужна соответствующая квалификация, то приходится ее приобретать в процессе работы над этим проектом. Разумеется, у нас есть кой-какие навыки, заимствованные из профессионального образования, но лишь те, которые нужны нам.

Я намеренно заостряю проблему, хотя, на самом деле, думаю об этом значительно «мягче».

Кэйт Уэстбрук: Провоцировать собеседника – это хороший способ.

Я хотел бы узнать у Кэйт о ее пристрастиях к живописи, ведь вы, кажется, тоже художник.

Кэйт Уэстбрук: Я изучала искусство в университете, и Майк, кстати, тоже. Я думаю, что изучение изобразительного искусства, живописи, скульптуры – это прекрасный способ научиться мастерству в широком смысле этого слова.

Насколько я понял из предыдущей части разговора, ваши музыкальные интересы «распределяются» между джазом, роком и академической традицией. А чего все-таки больше?

Майк Уэстбрук: Каждый проект, который мы делаем, по-своему разный. Мы начали с духового оркестра, отступив от традиционного формата джазового ансамбля с ритм-секцией. Обычно мы исходим либо из инструментов, которые необходимы для реализации данного проекта, либо из конкретных музыкантов, независимо от того, на каком инструменте они играют. Наш последний проект Art Wolf может служить примером такого подхода, поскольку сочетание тенорового горна, сопрано- и альт-саксофонов кажется довольно абсурдным составом. Но суть заключается в том, что я хочу работать именно с этими музыкантами, и, исходя из своего опыта работы с биг-бэндами и опыта аранжировщика, могу получить максимальный результат, работая именно с этими музыкантами. Здесь много интересных задач и сложнейших решений. Например, если играю на фортепиано, я не могу одновременно играть на эвфониуме, а если Кэйт поет, я должен играть на эвфониуме и т.д. В каждый момент нужно решать совершенно определенные задачи и при этом создавать хорошую музыку. Иногда мне приходилось работать с большими оркестрами, иногда только в дуэте: фортепиано и голос. Каждый раз – это новые интересные задачи, но мы никогда не стремились иметь стандартную джазовую ритм-секцию.

Вы сказали, что иногда работаете с конкретными музыкантами, используете комбинации инструментов, которые то и дело меняются. В этом я вижу прямую связь с Дюком Эллингтоном. Каково влияние его творчества и его личности на вашу музыку?

Майк Уэстбрук: Эллингтон был для меня главным влиянием. Когда-то отец купил мне его пластинку с записью 40-х годов, и она была моей единственной пластинкой в течение многих лет. Я всегда любил его музыку и до сих пор люблю. В 1973 году мы побывали на одном из его последних концертов – то было чрезвычайно важным событием в нашей жизни. Нам действительно близок его подход к музыке. Он начинал с обычного коммерческого оркестра, как в шоу-бизнесе: каждый день ему нужно было играть, платить музыкантам, парикмахерам, портным… весь этот антураж джазовой эпохи 30-х годов, и в этих жестких коммерческих условиях он нашел возможность стать очень творческим человеком. У него была прекрасная музыка и, вместе с тем, легкие развлекательные пьесы. Ему нравилось и то, и другое. Я придерживаюсь такого же подхода: есть сложное экспериментирование, и есть юмор. Для нас очень важно добиться общения и взаимодействия с публикой. Мы не хотим казаться слишком серьезными музыкантами, хотя, разумеется, серьезные. Мы считаем, что должны быть все стороны музыки.

Вспоминая эпоху Эллингтона, можно задаться вопросом: как вы считаете, нынешняя эпоха менее благоприятна для творчества?

Майк Уэстбрук: К сожалению, тот метод работы, который использовал Дюк в оркестровой форме – метод архитектора, мыслителя – сегодня исчезает. Есть опасность вообще потерять эту форму музыки. Музыка либо полностью переходит в область виртуозного музицирования – конечно, прекрасные музыканты, и я восхищаюсь этими солистами, но нет того эллингтоновского письма для солистов типа Джонни Ходжеса или Пола Гонзалвеса, которых Дюк ставил в определенный контекст. Наша музыка стремится расширить контекст современных солистов-виртуозов. Очень важно уметь играть по-настоящему хороший джаз, подобно музыкантам оркестра Эллингтона, которые могли играть сложные сюиты, и в то же время могли пересвинговать любой оркестр на планете.

Вопрос для Кэйт. Любопытно, что большинство вокалисток, исполняющих современную импровизационную музыку, живет в Англии: Мэгги Николс, Норма Уинстон, Джулия Типпет и вы, разумеется. Может быть, это влияние английской королевы или знаменитых лондонских туманов?

Кэйт Уэстбрук (смех): Лукавый вопрос. Я начала импровизировать из живописи, когда перед тобой палитра, холст и много красок. Подобным образом можно использовать вокальные краски. Но я также люблю использовать тексты, люблю писать тексты – это сочетание импровизации и структуры.

Насколько я представляю себе британскую импровизационную сцену, в ней есть две разновидности: мэйнстрим-джаз по американскому образцу и, с другой стороны, очень радикальное направление Новой импровизационной музыки в лице Эвана Паркера и, увы, покойных Дерека Бэйли и Пола Рэзерфорда, а где-то в середине находятся Майк и Кэйт Уэстбруки, которые сохранили связь с конвенциональными формами джаза, и их музыка содержит вполне опознаваемые джазовые признаки – звук, фразировку и свинговое качество. Это моя схема, а какова ваша?

Майк Уэстбрук: Мне не очень нравятся все эти категории и определения и еще когда музыканты наклеивают на себя ярлык свободы, как будто Луис Армстронг не был свободным музыкантом, или Чарли Паркер. Свобода не имеет отношения к стилю. Свобода – это то, что ты можешь использовать как настоящий художник.

Я всего лишь имел в виду, что музыка того же Рэзерфорда или Барри Гая слишком идеальна, а ваша музыка реальна.

Кэйт Уэстбрук: На самом деле, мы тоже идеалисты.

Геннадий САХАРОВ
Перевод
Александра КАНА

Jazz-Квадрат, №6/2008